Дэвид Герролд - Бойня продолжается

"Горячее кресло", передача от 3 апреля (продолжение):

РОБИНСОН…Хорошо, доктор Форман. Давайте вернемся к этой вашей "сердцевинной группе". Хторранское заражение - идеальное прикрытие для ваших замыслов. У вас же есть секретный план, не так ли?

ФОРМАН. Если я вам скажу, каким же он будет секретным?

РОБИНСОН. Ага!

ФОРМАН. Это шутка, Джон. Вы помните, что такое шутки, а?

РОБИНСОН. Но у вас все-таки есть секретный план, не так ли?

ФОРМАН. Это никакой не секрет. Просто план.

РОБИНСОН. А?…

ФОРМАН. Секретный план заключается в том, что нет никакого секретного плана. Сердцевинную группу интересует не власть, а операционный контекст. Если я могу позволить себе маленький каламбур, то контекст - это текст и все остальное тоже.

РОБИНСОН (бросает скептический взгляд в камеру). Кончайте трепаться, док. Если хотите поговорить о том, как сражаться с червями, я к вашим услугам. Но когда вы начинаете толковать о контекстуальных сферах сознания, я просто засыпаю. Все, что вы говорите, по сути сводится к одному: нам не победить червей, пока мы не выработаем правильного мировоззрения. Вы используете это как предлог, чтобы исподволь влиять на выборных лиц, принимающих решения. Ладно, хотел бы я знать, кто выбирал вас?

ФОРМАН. Вот оно! Вам мешает скептицизм. Вы продолжаете считать, что находитесь вне сферы самосознания. Вы не осознаете, что вы, и ваше шоу, и наша дискуссия - все это составные части процесса. Потому и ведете себя так, словно не несете ответственности за все остальное, что происходит в этой сфере самосознания.

РОБИНСОН. Перестаньте, перестаньте сейчас же - помните, о чем мы договорились? Если вы собираетесь жить на этой планете, то должны говорить на нашем языке. А сейчас вы что сказали? Можете перевести это на нормальный человеческий язык?

ФОРМАН. Виноват, я все время забываюсь. Прошу прошения, что переоценил ваш интеллект. Давайте немного помедленнее. Представьте себе круг, хорошо? Смотрите, для вас я рисую его в воздухе. Проводя линию, человек делает различие. Отделяет одну совокупность понятий от другой совокупности понятий.

Как только вы провели линию, вы начали сортировать: эти идеи будут по эту сторону от нее, внутри круга, а эти останутся за его пределами. Теперь все, лежащее внутри данной области, является составными частями процесса победы над хторранским заражением и восстановления Земли, а все вне ее к этому не относится. Вы реагируете на нашу дискуссию так, словно находитесь за пределами круга, но это не так. Вы - в том же самом круге, что и все мы, потому что тоже хотите поражения хторран и восстановления Земли, даже если считаете меня шарлатаном и болтуном. Так что мы спорим в действительности не о различиях, Джон, а о том, как найти что-то общее, чтобы действовать заодно.

РОБИНСОН. Остроумно. Хорошо, у вас есть круг, битком набитый идеями. Что будет, если я приду в этот ваш круг со своей идеей, которая покажется вам неподходящей? Меня "отсортируют", как Дороти Чин, верно? ФОРМАН. Это не мой круг. Это наш круг. Он принадлежит всем нам. Я не могу отсортировать вас, вы сделаете это сами. Смотрите, круг - контекст - это то различие, которое мы сделали, когда согласились с целью. Мы равняемся на контекст. А сейчас сложная часть: люди не соглашаются не с целями, если они достаточно широки, чтобы включать их личные устремления. Они бывают несогласны с методами. Призыв к действию почти всегда увязает в трясине разногласий. И вместо результатов мы имеем политические партии.

РОБИНСОН. Значит, если я правильно вас понимаю, вы за ликвидацию всех оппозиционных точек зрения…

ФОРМАН. Опять вы за свое.

РОБИНСОН. О, я выражаюсь не так многословно, конечно, но разве не правда, что ваши тренировки создают замкнутый менталитет? Группа людей совместно переживает очень интенсивное промывание мозгов. Разумеется, выжившие должны ощущать своего рода братство.

ФОРМАН (поощряя). И я думаю?…

РОБИНСОН. И я думаю, что не важно, как много прекрасных слов вы произносите и как вы нацелены на достижение потрясающих результатов - видите, я тоже могу выражаться на вашем жаргоне, - на самом деле вы занимаетесь созданием элитного класса тех, кто принимает решения, исключая остальных из процесса, насаждаете сепаратизм, злоупотребления, чувство обиды и даже еще большее отчуждение между людьми, отчего выиграть войну становится еще труднее, чем когда-либо.

ФОРМАН. Факты говорят об обратном…

РОБИНСОН. О? Вы считаете, что мы и в самом деле побеждаем?

ФОРМАН. Мы выживаем. И множим варианты выживания. Мы наконец-то мобилизуемся до такой степени, что начинаем задумываться над большим, чем каждодневное выживание. Мы больше не бежим. Теперь мы начинаем окапываться на оборонительных рубежах. Да, это победа. Большая победа…

Нервные симбионты присоединяются к любой функционирующей части нервной системы. Это неизменно подтверждается аутопсией гастропод, равно как и зараженных земных организмов.

Опыты с живыми земными организмами показали необычайное увеличение их чувствительности. Особи с самым толстым слоем меха демонстрировали повышенную чувствительность к свету, цветам, вкусовым оттенкам, запахам и звукам.

В Сан-Францисском стаде, как и в других человеческих стадах, зараженных нервными симбионтами, мы наблюдали значительный сдвиг в поведении индивидуумов: повышенную сексуальность у женщин, повышенную раздражительность и агрессивность у мужчин и повышенную чувствительность к малейшим изменениям в окружающей среде.

Инфицированные индивидуумы также демонстрировали способность обмениваться информацией на значительно большем расстоянии и при помощи намного меньшего количества вербальных и физических сигналов.

15. Сумерки

Разумеется, этот мир лучший из всех миров, ибо в нем - я.

Расписание Лиз было заполнено брифингами, планированием и всевозможными процедурными делами.

Большую часть дня я провел припаркованным у компьютерного терминала, лазая по закоулкам баз данных в поисках прецедентов, наблюдавшихся в природе, просматривая отчеты - и в сыром, и в уже отредактированном виде, разыскивая гипотезы, играя с моделями, занимаясь мозговыми штурмами вместе с сетью Чарли и, наконец, просто возясь с главной идеей, лежащей в сердцевине вопроса. Я не мог забыть вчерашние догадки. Все сводилось к песням червей.

Новый допуск дяди Аиры открыл мне доступ к более высокому уровню информации, но при этом я испытал странную неудовлетворенность. Здесь было очень мало того, чего бы я уже не знал о червях. Честно говоря, большую часть материалов собрал я сам в течение последних шести лет. Новой оказалась информация о политической ситуации в мире. Но больше всего меня поразили все новые и новые свидетельства развивающегося симбиоза людей и хторров в гнездах-мандалах. Откуда взялась такая информация? Все сильно смахивало на материалы Т-корпуса, но источник указан не был. Интересно, проникла ли группа дяди Аиры в Т-корпус или существует какой-то окольный путь? Лиз как-то доверительно упомянула о весьма напряженных отношениях между двумя ведомствами.

Возвращаясь к своему вопросу, я вдруг обнаружил, как удручающе мало внимания уделялось песням гнезд.

О, мы записывали песни. Мы трудились над этим до смерти. В буквальном смысле. У нас имелись тысячи часов записей. Мы преобразовывали ее в цифровой код и прокручивали то так, то эдак, пока хватало мощности приборов.

Составляли графики и диаграммы, сравнивали и анализировали звуки до тех пор, пока не научились безупречно их синтезировать. Но никто никогда не задался тремя вопросами. Что это? Зачем оно? И почему гнезда-мандалы производят эти звуки?

Песнь гнезда.

Гм. Интересная фраза.

Хотел бы я знать…

Четырьмя часами позже косые солнечные лучи освещали уже всю комнату, а к боли в спине прибавилась боль в глазах, угрожая мне слепотой, если только раньше я не превращусь в идиота. В ушах ломило, а мозг отупел от прослушивания песен семи разных гнезд. Они отличались между собой, но я понятия не имел, что бы это могло значить, если вообще что-то значило. Тем не менее… появилась идея эксперимента. Я не знал, сработает ли он и сможет ли что-то доказать, но такие вещи надо просто делать и смотреть, что получится. И все-таки следовало посоветоваться с Лиз, получить ее разрешение. Я с трудом поднялся, потянулся, застонал, выслушал, как хрустит тело, словно ваза, полная сердитых рисовых чипсов, и отправился на поиски моего занятого генерала.

Как выяснилось, мой занятой генерал оказался еще более занятым, чем я думал. Она, разумеется, не дергала людей по мелочам, однако множество вопросов - из тех, что возникают в последнюю минуту, - требовали ее непосредственного участия. Она выделила мне строго пять минут, потом кивнула, что при желании можно было понять как знак согласия, рассеянно чмокнула меня и снова с головой ушла в решение остальных шести задач.