Дарья Зарубина - Свеча Хрофта
— Да, выглядит не очень, — ответила на незаданный вопрос Руни.
Отец Дружин засмотрелся на крылья и заметил Рунгерд, когда она уже была в паре шагов. Девушка приблизилась, так что ее плечо оказалось на расстоянии ладони от предплечья Хрофта.
— Это первая конструкция, — пояснила она, словно оправдываясь. — Но видел бы ты, какие лица были у ярлов, когда эти жирные боровы подняли головы и обнаружили в небе моих красавцев.
Руни усмехнулась, вспоминая, перевела лучистый взгляд на Хрофта и тотчас погасила его, натолкнувшись на суровый взор собеседника.
— А еще — так легче взлетать с кораблей. Но вот на земле толку никакого, только мешают.
— А плащи? — спросил Хрофт, он не хотел поддерживать разговор, чтобы не ввязываться в новую словесную дуэль, результатом которой скорее всего станут новые обиды, но вопрос вырвался словно сам собой.
Может, действовало то, что Велунд назвал «притяжением истинного дара», но Отцу Дружин было… интересно. Простая внучка сельского лекаря бросала вызов самой сути магии, гордо заявляя словом и делом, что не нуждается в ней. И он хотел знать, что такого углядело в Девчонке Упорядоченное, чтобы наградить ее этим даром. Хрофт знал свою силу, он мог уничтожать миры, спасти от гибели этносы, но он никогда не был тем, кто создает. Созидательницей всегда оставалась Фригг, его жена, подруга, та, что осталась в далеком прошлом. И воспоминание о ней тотчас отозвалось болью, как открытая рана. Рунгерд была такой. Она могла творить. Однако то, что Фригг когда-то давно обращала на семью, мир, дом, Девчонка направила на то, чтобы бросить вызов богам. Но сейчас Хрофт не думал о ее целях, его привлек сам процесс. Он так привык к тому, что магия здесь, в Хьёрварде, равна силе и власти, что пренебрежение этой первоосновой мира казалось и безумным, и дерзким, и захватывающим.
— Я видел, как твои летуны с мягкими крыльями садились на стены крепости, — продолжил он, поясняя. — Если эти плащи становятся мягкими от тепла человеческого тела, поэтому приземлившийся может сразу вступить в бой, почему не использовать плащи здесь?
— А прыгать откуда? Деревья нужного разбега не дадут, да и ветки помешают. Даже если и сумеет полететь один, остальные побьются. А я не умею возвращать людей к жизни, — язвительно проговорила Руни. — Если бы умела, давно вернула бы отца и плевать хотела на Великого Хедина.
— А если так, — Хрофт пропустил мимо ушей ее издевку, поглощенный идеей, — с баллисты, как тех, что сейчас летали.
— Отлично, господин мой, превосходно, — весело подбодрила его Руни, словно Хрофт был ее нерадивым учеником. — Вот и мне пришла в голову точно такая же мысль. Только со стреломета, как его ни перекраивай, не получится. Пробовали. В жестких крыльях удар принимает на себя каркас, а в плаще летун ничем не защищен. Пытались запускать на деревянном щите. Вроде противня для хлеба, который держал бы удар при выстреле. Так проклятущая деревяшка падает слишком поздно, так что летуну не остается времени, чтобы развернуть плащ. Я даже щит в полете ногами отталкивала, все равно по времени не проходим. Вел еле поймал меня, когда плащ не раскрылся. Поэтому из вариантов вижу только один…
— Навесом? С катапульты? — подхватил Хрофт, и Руни аж взвизгнула от удовольствия и панибратски хлопнула Отца Дружин по плечу. Точнее, попыталась, но дотянулась лишь до бугрящегося мышцами предплечья.
— Точно, именно с катапульты, — подтвердила она и тотчас с мольбой взглянула на Хрофта. — Как раз хотела сегодня испытать. Но в прошлый раз, когда Велунд меня подхватил почти перед самой землей, обещала, что больше без чародея прыгать не буду. Но ведь бог лучше, чем чародей, так? — Руни хитро прищурилась. — Пообещай, что подхватишь меня, если я попытаюсь разбиться, и можно будет не дожидаться Велунда, ведь обещание-то я не нарушу.
Ее бесшабашное веселье, искрящееся в лукавых серых глазах, в мимолетной улыбке и нетерпеливом переплетении пальцев, сделали Руни совсем юной. Не могла эта озорная девочка быть той Рунгерд, что ногой вогнала в ухо зофара стрелу. Той, решительной и злой, он сумел бы противостоять. Та воинственная молодая женщина могла быть врагом. Эта девочка — нет.
— Отдай мне Свечу, и я обещаю, что не позволю тебе разбиться, — буркнул он, стараясь скрыть за холодностью странное ощущение поднимающейся в груди теплой волны.
— О нет, мудрейший Владыка Асгарда, — покачала головой Руни, от которой не ускользнуло ничего: ни мягкие морщинки, появившиеся в уголках губ Древнего Бога, и неподдельный интерес, звучавший в вопросах, ни напускная строгость и холодность, — меня на кривой козе не объедешь. Стоит мне отдать Свечу твоей жизни, как за мою собственную никто не даст и ломаного гроша. Ты первый будешь рад, если я расквашу нос об ту зеленую лужайку. Поэтому Свечу я спрятала, и спрятала, видимо, лучше, чем ты. И если случится несчастье и я рухну с высоты и не соберу-таки костей, никакое магическое видение и прочие колдовские штучки не помогут тебе отыскать твою свечку, Великий Один. — Шутливая дерзость в одно мгновение пропала из ее глаз, и, внезапно став печальной и серьезной, она спросила без тени лукавства: — Так ты поможешь мне?
И он оказался не готов к такой перемене. Прячушаяся за тысячью масок Рунгерд на мгновение открыла ему свое истинное лицо. И тотчас спряталась, широко улыбнувшись. И Отцу Дружин ничего не оставалось, как кивнуть, соглашаясь на роль чародея, который не должен позволить госпоже упасть.
Рунгерд весело и повелительно взмахнула рукой, и в эту руку тотчас вложили кожаный плащ-крылья. Кто-то из альвов бросился помогать госпоже застегивать ремни на груди и талии, но Хрофт, сам не зная зачем, отстранил его и принялся неловко продевать ремни в петли, затянул крепления на запястьях и, наклонившись к русой макушке девушки, проговорил своим громовым шепотом:
— Не смей падать.
— Не буду, — отозвалась Рунгерд, ловко, несмотря на широкий плащ, взбираясь по боку деревянной рамы катапульты и устраиваясь в «ложке»: ноги прижаты к груди, руки обхватывают колени. — Все посчитано: у меня сто футов вверх и двести пятьдесят в длину. Успею расправить крылышки, если вертеть будет не слишком. А если начну падать, — она скорчила гримаску, — стану молиться…
Хрофт хотел сказать еще что-то, но Рунгерд прижала голову к коленям и буркнула: «Давай!» Вышколенные мастера тотчас исполнили приказ. С чудовищной скоростью кувыркаясь в воздухе, девчонка взмыла вверх. И Хрофт уже готов был пустить в ход магию, как крылья за спиной Руни хватанули прохладного воздуха и затвердели, рванув в стороны ее прижатые к коленям руки. Девушка вскрикнула от боли, но тотчас справилась с собой, сделала над поляной круг, другой и сбросила с высоты что-то небольшое, блеснувшее на солнце стеклом. Щит с торчащими в нем тремя стрелами разнесло в щепки.
— Есть! — крикнула она, продолжая кружить. — Есть! Давай, Ольве!
Хрофт помнил этого Ольве. Худощавого пасмурного альва со шрамом через пол-лица. Он, уже облачившись в плащ, вскарабкался наверх и занял место в «ложке». За ним последовали еще двое. И одного из этих троих Хрофту все-таки пришлось подхватить, удержав в воздухе ровно столько, чтобы сумел расправить крылья.
— Снижаемся, — крикнула Рунгерд, но спуститься им не позволили.
Воздух вокруг сгустился, навалившись невыносимой тяжестью, задрожал, и повсюду, словно глаза зофара, стали открываться порталы. В небо над поляной и лагерем ворвались сотни, тысячи крылатых чудовищ. Широкие перепончатые крылья резали воздух. Острые, покрытые шипами морды тварей заканчивались крючковатым выростом, похожим на клюв, но сходство с большими и нелепыми птицами оказалось обманчивым. Одна из них, та, что вела за собой первую стаю, издала яростный клекот, раскрыв широкую пасть с рядом мелких острых зубов.
Чудовищные создания ринулись на людей и альвов. Они обрушились черной тучей, и Хрофт мгновенно потерял в мешанине крыльев Руни и ее летунов. Однако девушка была жива. Магическим слухом — другой в шуме и клекоте был бесполезен — он различил отчаянную брань Девчонки и отзвук ударов меча о шипы и прочную шкуру нападавших. Видимо, Руни удалось прямо в воздухе расстегнуть ремни, крепящие плащ к запястьям, и добраться до клинка.
Золотой меч оказался в руке Хрофта в то самое мгновение, когда первая тварь покинула свой далекий мир, чьей-то волей перенесенная в Хьёрвард. И он бился яростно и зло, молниеносно разя противников, рубя крылья и рассекая усеянные шипами лбы. Серая густая кровь и осколки костяных пластин и шипов покрывали его руки и плащ. Он был готов к нападению, знал, что ограбление Восточного храма не может остаться безнаказанным, но эти летающие ящеры не могли быть слугами Хедина. Подобные существа пришлись бы к месту в ужасной свите Ракота, но то, как они появились… Все это было не похоже на обычную тактику Повелителя Тьмы. Он скорее явился бы сам в образе могучего и прекрасного варвара, чем попытался разобраться с противником при помощи тучи безмозглых, но не ведающих страха полуптиц.
