Оксана Головина - Сердце зверя (СИ)

— Послушай меня… — подруга не унималась, заставив Левина подняться и встать между ними.

— Кажется, я уделял тебе мало внимания, позволь это исправить.

Похоже, что этот добряк все понял по своему, приняв ее поведение за испорченное настроение.

Лейтенант взял ее руку, вновь пытавшуюся схватить подругу, и потянул за собой.

— Куда ты тащишь меня, черт возьми, Левин! — она упиралась, он лишь смеялся.

— Ты так умоляла меня привести тебя сюда, должен же я тебя немного порадовать! Идем танцевать. Я, конечно же, не мастер, но ноги постараюсь не отдавить.

Виктория сердито сложила руки на груди, дуясь на то, что ее оставили. Чувство собственника неожиданно накатило на нее, тогда Дмитрий, улыбаясь, указал ей за спину. Она обернулась, видя Хавьера. Его камзол был оставлен им где-то. Он, мягко лавируя между многочисленными гостями, направлялся к ней. Она немедленно почувствовала предательское волнение. Коленки задрожали, угрожая скинуть ее с высоких каблуков, но она приказала себе мужественно стоять.

Ее шумные друзья, нагло сбежав, скрылись из вида, бросив ее на самом сложном поле боя. На том, где она была полностью безоружна…

Глава 2 6

Она долго смотрела на протянутую руку, лихорадочно соображая, что от нее хотели. Хавьер понял, что она искренне недоумевает, и просто взял ее ладонь в свою руку.

— Что ты намерен делать, капитан?

— Танцевать с вами, сеньорита, — он мягко увлек ее за собой, смешиваясь с танцующими парами.

— И как ты себе это представляешь? — Виктория в ужасе остановилась перед ним, разведя руки, — я не знаю, как люди это делают…

Хавьер улыбнулся, вновь беря ее за руки. Молча, он положил одну ее ладонь на свое плечо, вторую оставил в своей руке, подняв на уровне плеча.

— Согните ее немного в локте.

— Боюсь, я … крайне неуклюжа…

— Вы, и боитесь? — Видаль положил свою правую руку на ее талию, с нежностью сжимая ее правую ладонь.

Он осторожно повел ее, и Виктория, кусая непривычно накрашенные губы, пыталась не оттоптать его сапоги. Музыка лилась из-под купола, сверкавшего над их головами. Синее освещение на верхних сваях, придавало стеклянной крыше фантастическое подобие исполинского сапфира.

Девушка подняла голову и, прикрыв глаза, слыша лишь восхитительный мотив, позволила капитану направлять ее. Удивительное чувство… тесные туфли жали ноги, но она никогда еще не была так счастлива. Только одному человеку в своей жизни, она позволила касаться себя, и еще недавно клялась себе в том, что никто другой не займет в ее жизни столь важного места. И вот теперь она должна была себе признаться, что ошибалась. Тепло, разливалось по телу, и вначале, она приняла это, за слишком большой выпитый коктейль, украденный у Левина.

— Стакан был слишком большой…

— Не стоит присваивать чужой бокал, Виктория. Это к добру не приводит.

— Я слышу твое сердце…

— Это ваша вина, сегодня вы так прекрасны, что оно готово выпрыгнуть из груди.

Она инстинктивно сильнее прижала свою ладонь к его груди, словно и в самом деле боясь, что его слова сбудутся.

Его глаза горели золотым огнем, теплым и успокаивающим. Значит, Леандро был прав? И следа не осталось от синяков под глазами. Ни бледности, ни усталости. Он был свеж и прекрасен, словно утро над Пустошью…

Виктория вдруг ощутила, как запылали щеки. Голова зашумела, и она неожиданно для себя самой склонила голову к его груди. Хавьер отпустил ее руку, теперь гладя ее волосы, холодным гладким водопадом струящиеся под его ладонью.

— Виктория… я чувствую, что-то не так. Ваша температура повышается.

— Наверняка это ты виноват… ты так вкусно пахнешь… — она подняла голову, и он ощутил ее горячее дыхание на своей шее.

— Виктория, — Хавьер попытался отстранить ее, но она железной хваткой удержала его, сомкнув руки за его спиной.

Безумная, неодолимая жажда охватила все ее сознание. Изображение перед глазами плыло, расплываясь разноцветными кругами. Все, что она слышала, было пульсом, бившимся под смуглой кожей над черной рубашкой.

— Вам нужно на свежий воздух. Я отведу вас… — он больше не пытаясь оторвать ее от себя, увлек девушку за собой, направляясь к выходу.

Но уже у коридора проиграл. С невероятной силой, она оттолкнула его в ближайший угол. Не ожидая подобного, голова больно ударилась о каменную стену. Он последний раз попытался воззвать к ней, но она больше не слышала его. Виктория, словно одержимая, кинулась, начиная срывать с него рубашку. Пуговицы разлетелись, и он в изумлении произнес:

— Вы решили извести всю мою одежду…

Она заставила его замолчать, неистово припав к его губам.

Он должен был ее остановить, но проклятье…

Он чувствовал, что ее жар увеличивается и наверняка не он был тому виной. Ее горячие руки скользнули под его рубашку, оставляя красные полосы на спине, там, где вонзались ее ногти. Его взгляд упал на ее индикатор, и немедленно охладил его пыл. Он был безмятежно зеленый. Что само собой было невозможным.

— Виктория!..

— Какого черта вы двое тут делаете?! — голос Левина застал его врасплох.

Лейтенант к его удивлению передвигался тяжело, держась рукой за холодную стену. Лицо его покрытое испариной, перекосилось от боли и ярости.

Хавьер кое-как оторвал от себя Викторию, внезапно притихшую.

— На северян сегодня мор напал? Что с вами обоими?

Левин не ответил. Он подхватил своего безумного напарника, прижимая к себе, укачивая, гладя по голове. Хавьер видел, как ему плохо. Офицер словно подхватил лихорадку. Сейчас он не заботился о безопасности, и не смог укрыть красный датчик и черные разводы на своей шее. Видаль без слов понял, что происходит.

— Что вы двое творите?!

— Это вы мне говорите, Видаль?! — Левин оттащил Викторию подальше от капитана. Увлекая ее за собой, он лихорадочно соображал, как быть. Им нужно было немедленно убираться из Купола.

— Димитрий, что вы наделали с датчиками?

— Не задавайте мне вопросы, на которые я не могу ответить, Видаль. Я не хочу вам лгать!

— Меня сейчас наизнанку вывернет… — Виктория, оттолкнув напарника, шатаясь, направилась к умывальникам, располагавшимся в большой светлой «дамской комнате».

— Поторопись! — Левин шагнул к туалету, но двери с грохотом захлопнулись перед его лицом.

Он в ярости ударил кулаком, деформируя белоснежный глянцевый пластик, покрывавший ее.

— Зачем вы ее сюда привели, капитан? Ей здесь не место! Вы как никто, должны были это понять!

— Я пошел лишь потому, что она позвала меня, Димитрий. Ноги бы моей здесь не было, поверьте мне. Я просто хотел поддержать ее, в таком, как мне показалось нелегком решении…

— Что за бред?! Я слышал, она потянулась сюда за вами!

Изображение перед глазами плыло, застилая все плотным туманом, то рассеивающимся, то окрашивающим в алый цвет.

— Прости… прости… — она шатко идя, держась за стену, подтянулась руками к длинному, сверкающему белизной умывальнику. Яркий цвет его, резанул по глазам. Она, не выдержав, зажмурила их, чувствуя, как по щекам струились слезы.

Она слышала за дверьми жаркий спор. Голоса были ей знакомы, но смысл слов не доходил сознания.

Включив воду, она старалась сконцентрировать внимание на холодном журчащем потоке. Вдох — выдох, вдох — выдох… ее таблетки остались в старой одежде. Как она могла их забыть?! Все шло прекрасно, почему же приступ начался так внезапно? Все тело пронизывало острым холодом, то бросало в жар. Она набрала в ладони воды, склонившись и окунув в холодную воду горячее лицо. Одно мгновение успокоения… затем еще одно… Виктория боясь пошевелиться, тихо вздохнула, надеясь, что волна приступа уже сошла, когда адская боль заставила ее изогнуться, едва сдерживая крик. Казалось, что в груди взорвался снаряд.

Она слышала, как кричал, и пытался выломать запертую дверь Видаль, конечно же, почувствовав ее состояние. Она понимала, что если сейчас не прекратит, то ее напарник просто не выдержит…

Все кости ломило, заставляя ее сходить с ума. На секунду, она заметила свое отражение в огромном зеркале над умывальником.

Существо с посеревшим лицом трудно было назвать человеком.

— Боже… — язык не слушался.

Тем не менее, ощутив во рту какую-то помеху. Она провела им по деснам, и глаза распахнулись от ужасного осознания. Нет, наверное, это просто галлюцинации… клыки, словно у дикого животного, болью впивались в обветренные губы.

— Нет…

Она в ужасе прокусила себе губу. Кровь тонкой струйкой потекла по подбородку, и она больше не выдержав, растирая ее, побежала к тому, в ком единственном сейчас могла найти успокоение.