Юрий Иванович - Уникумы Вселенной – 4
«Кстати, надо будет написать новое правило, – подумала Аника, – по которому главная жрица будет иметь полное право носить пояс с этим оружием в любое время и в любом месте. Вроде мне ничего не грозит, но для собственного успокоения как минимум один наган носить с собой стоит. А второй спрячу в личное хранилище…»
Такое имелось в покоях и открывалось лишь после прикосновения дланей главной жрицы. Только и следовало позвать предшественницу да потребовать, чтобы та открыла дверцу. Если воспротивится, методика тоже отработана: отрубается рука и прикладывается к дверце еще теплая. А если сбежит, то есть молельный камень возле паперти. На него, когда храм полон, стоит возложить новой главной жрице свою ладошку, как все тайники и бронированные хранилища станут подвластны только ее прикосновению.
«Но, думаю, побега не будет, и старуха не станет показывать свой гонор, – размышляла Аника, уже входя с удовлетворением в свои апартаменты. – В любом случае жизнь у нее окажется приятной и обеспеченной, не то что в бегах… И как тут мой красавчик освоился?..»
Она даже толком не порадовалась шикарной обстановке всего жилища, доводилось тут бывать и раньше в качестве мелкой сошки, а то и прислужницы во время оргий. Сейчас ее страшно тянуло к своей первой, да еще желанной живой игрушке. Только сбросила курточку, подхватила со специальной подставки пару браслетов да надела их на руки. И поспешила к своей заслуженной добыче.
Михаил стоял у стены, прикованный цепями. Длину цепей можно было регулировать, давая то свободу узнику в определенных пределах, то распиная на стене как бабочку. Рядом с рабом стояли два охранника с невозмутимыми лицами, а Михаил пытался скороговоркой, самыми доходчивыми словами объяснить воинам, насколько Аника подла, как она обманывает всех и какие преступления она совершила. Да только зря он старался: никто, кроме жриц, в мире сагири не носил колье для перевода, а потому ни слова из его речи охранники понять не могли.
Отослав их взмахом руки, главная жрица обратилась к опять налившемуся краской ненависти землянину:
– Странно! Чего ты на меня злишься и не смотришь с преданностью и желанием выполнить любую волю?
– Да потому, что никогда не соглашусь стать рабом! – прошипел Михаил. – Подобное существование может нравиться только таким лживым и подлым тварям, как ты!
– Ха-ха! Какой ты наивный и глупый, – засмеялась предательница. – В этом мире любой мужчина почитает за счастье ублажать тело служительницы храма только по ее малейшему намеку…
– Я не из этого мира! Да и здесь наверняка полно недовольных. Ведь недаром в таком месте есть цепи.
– Отныне ты уже – из этого мира. И прими это как аксиому. Ну, а цепи здесь всегда использовались для ночных развлечений. Так что одумайся и смирись. Тебе больше ничего не остается, как мне подчиниться…
– Никогда!
– Хм! Ты уже через сутки пожалеешь об этом…
– Зря надеешься!
– Может, и зря, – легко согласилась женщина. – Я ведь тоже могу ошибаться… Но давай вначале проживем эти сутки, а потом посмотрим, кто был прав. Кстати, когда начнешь мыслить правильно, будешь согласен меня ласкать и нежить, просто прокричи мое имя. Если я окажусь рядом, то уйму твою боль и разрешу ублажать мое тело. Ну а пока… приятных ощущений!
Она направилась к выходу, но Михаил ее остановил:
– Постой! Ответь мне только на два вопроса. Если только не побоишься сказать правду…
– Спрашивай, мне от тебя скрывать нечего.
– Почему ты нас предала?
– Глупый вопрос. Я ведь работала на наших благодетелей и их никогда не предавала. Вы для меня не более чем наблюдаемые в ходе эксперимента муравьи. Моя работа как раз и заключалась в том, чтобы муравьи оказались изолированы и не разбежались. И в чем я не права? К чему этот навешанный на меня ярлык предателя?
– Это ты только со своей башни смотришь! – упрямо мотнул головой землянин. – Но почему ты не боишься своих коллег? Ладно, охранники вроде как ничего не понимают, но ведь остальные жрицы все равно узнают правду. Они тебе обмана не простят. Обязательно растерзают тебя за покушение на самое святое и величественное для них. Я ведь успел услышать, как ты кощунственно лгала!
И опять женщина в расстегнутой рубахе весело и беззаботно рассмеялась:
– Ты меня постоянно поражаешь своей наивностью! Но все равно такой милый душка… А на твой вопрос отвечу так: я и сама поведаю жрицам о том, что творится в мире адельванов и как паршиво закончили жизнь наши нынешние святые. Да и остальное им поведаю, ничего не скрою. Для них это не тайна и не обман, а суровая действительность, о которой они и сами давно догадывались. А вот для всех остальных сагири легенды так и останутся величественными, завещания – незыблемыми, святые – непогрешимыми, а вера – непоколебимой. Нельзя менять вековые устои, нельзя пугать простых людей страшными новостями, нельзя сеять у них в голове сомнения, неуверенность и страх в завтрашнем дне. Вся эта тяжесть знаний и принятия нелегких решений останется лежать именно на наших хрупких плечах жриц. Именно нам даровано нести эти почетные права и смиренные обязанности! – Она закончила распинаться с пафосом и усмехнулась уже устало: – Так что образумься лучше сразу… Мучить тебя у меня нет никакого желания… Да и после такого наказания я уже не смогу относиться к тебе с прежней доброжелательностью.
– Даже так? – к Михаилу успели вернуться здравый рассудок и некая сообразительность. – Тогда, может, ты меня освободишь, огласишь личным другом, и мы попробуем постепенно сближаться, знакомиться, привыкать для интимных отношений?
– Вот! Приятно слышать от тебя такие умные слова! – обрадовалась Аника и довольно красиво, изящно стала раздеваться. – Только зачем нам знакомиться, если давно знаем друг друга? И как мы можем привыкать, если вначале следует соприкоснуться телами? Ну и наше сближение уже было предопределено во время нашего первого разговора. Понравившийся жрице уже принадлежит ей…
Напоследок она сняла и колье, аккуратно положила его на столик и мелкими шажками, игриво виляя бедрами, протягивая призывно руки, пошла к своему рабу:
– Поэтому ласкай меня сейчас! И если мне понравится, то станешь свободным и будешь считаться моим первым мужем…
Цепи ослабли и провисли настолько, что руки Михаила опустились, а потом их стало возможно свести вместе… почти! Между ладонями осталось непреодолимое расстояние сантиметров в тридцать.
Пока Михаила скручивали, связывали, развязывали и приковывали, с него окончательно слетели и те несколько жалких тряпочек, которые оставались на теле после обдирания жандармами «Блистательной Охранки». Ну разве что ботинки остались да переводное устройство. Поэтому, если бы он возбудился красотой приближавшейся женщины, это было бы заметно. А у него ничего не получилось, хоть он и от всей души старался. Но чтобы хоть как-то помочь себе в осуществлении страшной, сиюминутной мечты, он постарался улыбнуться с притворной искренностью и радостью:
– Иди, иди ко мне, моя прелесть!
Ему казалось, что, толкнув предательницу одной рукой, он легко захватит ее голову локтевым сгибом другой руки и задушит в считаные секунды. И когда претендентка на скорую казнь коснулась его плеч своими ладошками, он задрожал словно от страсти. Но в его глазах уже давно читалось все, что он сейчас сотворит с Аникой. И та все равно постаралась прижаться к нему всем телом, решив дать рабу последний шанс.
Он этот шанс попытался использовать. Но в своем понимании справедливости. Два раза резко дернувшись из стороны в сторону, он и в самом деле сумел толкнуть жрицу в нужном направлении и прижать к себе правой рукой. Несколько неудобно получилось, но громадная силища позволяла подобное человеческое тело смять словно картонную коробку.
И больше ничего не получилось! Мало того, что женское тельце оказалось на удивление упругим и вертким, так еще, когда он начал душить Анику, по цепям пронесся в тело такой поток боли, что Михаил не удержался и дико заорал. В следующий момент он опять оказался распятым, а стоявшая перед ним обнаженная жрица картинно заламывала руки:
– Как же так?! Как же так?! Я к нему со всей душой, со всей лаской, а он что творит?! Дикарь! Предатель! Да как ты посмел черной неблагодарностью ответить на предобрейшее?!
Она продолжала укорять, а Михаил от усиливавшейся боли не мог даже ругательство бросить в ответ. Глаза опять заливала краска бешенства, сообразительность и здравый смысл исчезли, словно их никогда и не существовало, ну а уши только и расслышали последнее пожелание:
– Постарайся скорей образумиться и меня дозваться. Я приду, как только ты начнешь кричать: «Любимая Аника!» Конечно, если не буду слишком занята делами и свалившимися на меня заботами. До свидания, милый! Не забывай о моем к тебе заинтересованном отношении…
