Дмитрий Манасыпов - Питерская Зона. Запас удачи

Не нравится мне вон тот кусок впереди. Очень не нравится. Что-то в нем не то. И воздух вроде не мерцает теплом. И не тянет странными запахами. И вообще кусок как кусок. Гравий от асфальта, бетонные прямоугольники бордюров, торчащие грязно-белыми зубами, отброшенный «слизью», прущей снизу, люк, ржавый и с еле заметными буквами. Даже не ГУП чего-то там времен первого Темнейшего. А вообще – ЖКХ города Ленинграда. Винтажная ржавая хрень, ага.

Надо же, «слизь» не добралась до двух деревьев у первого дома. Липы, что ли? Да откуда здесь липы-то? Среднестатистическое городское дерево, во-во. Помесь бульдога с носорогом, растущее, казалось, само по себе. И с моим любимым представителем фауны. С жирной черной каркалкой, задумчиво смотрящей прямо на меня. Твою-то мать. Ненавижу ворон.

КПК моргнул зеленой волной, прогнав пару крохотных волн перед собой. Мол, хозяин дорогой, нет тут опасностей. Прямо так и нет? Чего-то не верится, если честно. Где мои колечки?

Урфин молчал. Наушники передавали только его сосредоточенное сопение. Правильно. Ни один бродяга не станет мешать ведомому, прокладывающему путь. Если сталкер застрял на месте и старательно обнюхивает полянку с одуванчиками, значит, так надо. А то, делов-то, шагнул, а одуванчики обернулись псевдошершнями и схарчили тебя за просто так.

Колечко, затрепетав поднятой вверх марлей, шлепнулось в десяти шагах впереди. Второе легло чуть дальше. Третье приземлилось уже за двадцать от меня. И ничего. Никаких тебе непонятных возмущений, всплесков термальных волн, искр спрятавшихся «бенгалок», мгновенно проседающей гравийной воронки от «капкана». Ничего.

– Я иду.

– Давай.

Урфин за спиной чуть слышно лязгнул карабином ремня. Сместился вбок, чтобы, если что не так, не задеть меня. Копать-колотить, трогательно.

Ну, начнем, памятуя о Ктулху, глобальном потеплении и пупке Элен. Ктулху, конечно, вряд ли проснется, глобальное потепление не остановить, а вот пупок у Элен хорош. Ради возможности его увидеть мне даже стоит постараться вернуться. Хотя, конечно, это не главное.

Сколько раз вот так шагал вперед, даже живя за Периметром чуть больше полугода? Да раз двадцать, не меньше. И каждый раз – как в первый. Делаешь этот самый шаг, и стараясь поставить ногу уверенно, и одновременно не желая этого. Даже пальцы в ботинке сжимаются, чуть не превращая стельку в гармошку, потея и подрагивая. До того, мать его, это страшно.

Особенно если видел, что порой преподносит такой вот шаг. Когда, раскрываясь нелепо прекрасным рыжим цветком, поблескивающим огненными искрами, сжимается вокруг бедолаги «конфорка». Или, плеснув во все стороны красным, но совсем не борщом, гостеприимно приветствует бродягу-жадину затаившаяся и только вот-вот дрогнувшая в воздухе адова «микроволновка». Или сжимаешься за любой защитой, хотя бы и своим собственным рюкзаком, прячась от остатков товарища-компаньона и прочего содержимого «фейерверка», дождавшегося гостей.

Так что не надо судить строго Хэта, не любящего все вот эти первые шаги. Хэту есть что вспомнить и чего опасаться. Всех денег не заработать. А восстановленные куски тела, говорят, работают исправно. Даже самые сложные. Но один хрен, это протезы, а не твои любимые пальцы правой ноги, коленки или даже… Ну, вы поняли.

Первые три шага дались легко. Чуть хрустел гравий, и морем тянуло уж совсем неодолимо. Да знаю, знаю, что не может этого быть. После Прорыва залив пока так и не восстановился и не самоочистился до конца. И гнили в нем столько, что морем пахнуть не может. Но ведь хотелось верить, понимаете?

Так… четвертый, пя-я-я-тый… все в норме?

Да ни хрена. Не зря тут лежал металлолом. Это точно.

Чуть выше меня и пониже Урфина. Хотя в ширину такой же, как в высоту. Обтрепанные остатки фирменного комбинезона «Ленты» и трогательная, малыш же стесняется своей рожицы, ткань с дырками на криво-шишкастой голове. Отличается умом, сообразительностью и поразительной склонностью к импровизации. В смысле, любого доступного предмета в качестве оружия. И родственник здоровяку и Красным мутантам. И кто у нас эта прекрасная личность?

Верно. Амбал, мля. Сейчас выросший как из-под земли с куском стальной трубы и треугольником дорожного знака, приваренной к ней. Твою мать, а я только успел, что поднять ствол.

Ох ты ж… Венди, я умею летать! И ни хрена не Питер Пен.

Взмах пропустил, честно. Момент удара… тоже. Только и осталось наблюдать за собственными ногами, взлетевшими выше головы, трещиной на щитке забрала и приближающейся донельзя довольной, искрящей разрядами и перекатывающейся всеми цветами радуги «микроволновке». Не зря мне тут все не нравилось.

Глава 5. Алые острые кромки

Глядя вперед – не пропусти, что под носом…

Утро в Зоне начинается одинаково. Ты, вот ведь, просыпаешься… под буйный шум из-за стены твоего укрытия. Ну или не особо буйный, но если за стеной тихо – жди беды. Не может в Зоне просто так стать тихо и спокойно. Либо вокруг кто-то перебил все возможное, либо приперся кто-то большой и страшный. Как правило, это одно и то же.

Меня разбудила Раздва. Да-да, чего-то там заворчала, ворочаясь у меня под боком, пискнула, скатившись на пол, и недовольно зафыркала. Вот такое, понимаешь, сложилось утро.

Птицы за окн… скорее, за бойницами, прикрытыми сейчас заслонками из стали, не чирикали и не свиристели. Каркать каркали. Как обычно, каждое утро Зоны начинается с этой нахальной переклички постоянной детали пейзажа. Наших, мать их, откормленных и аспидно-черных ворон. Не серых городских, а откуда-то налетевших черных-пречерных каркалок размером чуть ли не с гуся. Ну, насчет гуся приврал, чего там… но эти самые вороны куда как велики.

Вот сейчас там, на когда-то ровном покрытии Парка, велась массированная перекличка, мешающаяся явно с руганью и выяснением отношений. Как, по поводу чего? Насчет жратвы, чего тут непонятного. Дело ясное, как сферы «хрусталиков», редкие и ценные. Там, за бортом, после Бури, есть пара-тройка померших Красных. Вот за них сейчас и спор. Сложно не понять птичек-синичек, епта. Всем хочется есть.

И мне, собственно, тоже. Так… но сперва оглядимся.

Хотя, вернее, займемся тем, из-за чего утром первым делом вовсе не кофе. Собственным туалетом, елы-палы, уж не знаю, чего там кто думает. Пусть даже и думает в верную сторону. Тем более в нашем на троих адском локомотиве все предусмотрено. Хотя ковыряться, восстанавливая удобства, пришлось немало. Но оно того стоило. А воду, если правильно помню, мы притаранили сюда с помощью большущих канистр за несколько подходов. Жаль, не получится пополнить запас в емкости.

Оглядеться вышло минут через десять. И даже, во дела, бытовало в голове странное желание побриться. Но отпустило, и одумался. Нечего тратить те двести литров, что уже уменьшились на пяток. Не поверите, но когда стараешься экономить ее как следует, так умыться можно двумя пригоршнями.

Смотреть наружу следовало из кабины, куда и потопал. По дороге выяснилось, что Мара уже проснулась и, не расставаясь с оружием, рассматривает окружающий пейзаж.

– Тоскливо, – пробурчала валькирия, – даже тоскливее, чем вчера.

– Бывает и такое. Туалет вон там.

– Спасибо.

Спасибо… странное впечатление. Ведь от души сказала. Просто понимая, что в любом другом варианте утра ей, возможно, пришлось бы делать все дела со мной, топчущимся за ближайшим кустом и охраняющим ее. Ну и, чего уж там, наоборот. Не, ясное дело, что любой умный человек это поймет сам. Дело в другом.

Был у Мары опыт в таких походах. И, видать, не просто она тренированная злая сучка Маздая. А повоевать в наше-то время всегда есть где.

Ладно, чего у нас тут творится-то? Ох ты ж, экая тут икебана прямо перед носом. С непривычки можно и унитаз побежать пугать.

Скульптурная композиция состояла из двух Красных, скрученных небольшим тросом и аккуратно разделанных на составляющие, напоминая кукол-марионеток. Такая, понимаешь, креативная инсталляция, изображающая черт чего пойми. И торчала она прямо на просторной площадке, видимая явно не только мне. Кто-то из бродяг, засевших в том самом «Крузере» и стоящем подальше «Витязе», наверняка тоже любовались этой херней.

С чего матерому бродяге сыпать креативными выражениями? Да полноте, делов-то. Все из-за баб и желания произвести впечатление, не больше. Ладно, это ерунда.

Если со вчерашним казусом в виде снятого скальпа еще могли возникать вопросы, то… то вот здесь они отсутствовали. Полностью, то есть совершенно. Потому как, кто это сделал, становилось ясно сразу.

Красных любить невозможно. Жалеть их надо, ведь были они людьми, и не так давно. Но только на расстоянии – либо когда их не особо много, а патронов в достатке. Ненавидеть Красных глупо, и даже это под силу. Как бы глупо ни звучало такое утверждение от бродяги, в третью ходку чуть не сгинувшего именно из-за представителя их племени. Но – и это не особо нормально – некоторые их ненавидят. Так люто, что потом перед глазами возникает подобный, понимаешь, экзерсис.