Игорь Осипов - Лешие не умирают

– Перелезай через пушку, там командирское кресло – просторней и удобней.

Татьяна протиснулась мимо меня, обдав запахом женского пота, и со вздохом уселась на потрескавшееся кожаное сиденье.

– Только не прикасайся ни к чему – горя…

– Ой! – возглас девушки сообщил, что со своим советом я немного опоздал. Резина, которой изнутри был выложен весь танк, ссохлась, по прочности не уступая внешней броне, и уж точно не спасала от перегрева и травм.

Последним залез Сергей и попытался закрыть за собой люк.

– Не надо. Я буду дежурить возле люка. Все, господа туристы, отбой. Завтра нас ждет увлекательное десятикилометровое путешествие по пескам с потрясающими видами до точки эвакуации. Так что отдыхайте, набирайтесь сил. Конечно, отель не класса гранд, но на пару звезд потянет.

Сергей улыбнулся и полез в «люксовый номер» стрелка-радиста. Долго там кряхтел и ворочался, устраиваясь, насколько это возможно, удобнее и, наконец, затих.

Ночная пустыня полна звуков: шорох осыпающегося песка, потрескивание остывающего металла, редкие крики ночных птиц. Татьяна то и дело вздрагивала, и из темноты смотрели ее большие испуганные глаза. Меня же эти звуки успокаивали – они говорили, что в пустыне все идет своим чередом, и в этот порядок не врывается самый страшный хищник планеты – человек, со своими амбициями и желанием переделать все под себя. Пустыня девственна и невинна, а если даже и убивает, то только потому, что человек попрал ее законы. Убивает без злобы, без умысла и без какого-то назидания другим. А вот человек… Кстати – оружие надо бы почистить. Негоже, чтобы оно подвело, да и время надо скоротать. Сборка-разборка «Винтореза» – это скорее не занятие для мозгов. Это для спецназовца, как… ну, наверное, для бабушки на спицах вязать. Руки сами делают, голова занята мыслями, уши слушают пустыню, глаза… а глаза все равно ни хрена не видят. В танке действительно темно и глухо. Только сопение гражданских – загонял я их. Дневных впечатлений масса: освобождение, погоня, бой, опять погоня, теперь вот этот раритет, тоже впечатление не для слабонервных. Я включил фонарик и посмотрел на результат чистки. Хорошая машинка «Винторез». Мощная, тихая, точная – надежный боевой друг, который не подведет, не бросит. Поэтому для каждого солдата оружие – это часть его, причем, не менее важная, чем голова. А из пятерки осталась всего одна голова и один «Винторез» – хотелось бы верить, что ребята ушли, но… я слишком часто бывал в передрягах, чтобы оценить их шанс – шансы невысоки. Не хочется говорить, что их не было совсем. Как известно, последней умирает девочка Надя…

Начало холодать. В «ратнике» я чувствовал себя нормально, но Татьяна, свернувшись калачиком на маленьком, не приспособленном для этого сиденье, явно ежилась. Я потянулся и закрыл верхний люк, отсекая от себя последнее развлечение – звездное небо. Перед носом, в свете тонкого луча фонарика, остался только приклад немецкого пулемета. Провел перчаткой по ствольной коробке, смахнув с нее пыль. Вороненая сталь без признаков ржавчины. Чем черт не шутит… а вдруг? Сухо тут, влаги нет, может, и жив немец. Я открыл крышку и вынул ленту с ровными рядами патронов. Затвор ходил туго, но двигался, а вот нажав на спусковую скобу, щелчка я не услышал. Смазка, конечно, вся высохла. Я покопался в рюкзаке и выудил оружейную аптечку. Незнакомое оружие, некоторые инженерные решения казались странными и неуклюжими. Чем-то похож на современный бундесверовский «MG-42», как внук похож на своего деда. Я улыбнулся. У пулеметов тоже есть дедушки. Я погладил его по щечке приклада. Но старик хорошо сохранился. После обильной смазки, стоившей мне половины масленки, наконец, уверенно заработал спусковой механизм, и легко заходила в пазах затворная рама. Надолго, друг, тебя, конечно же, не хватит, но хоть какое-то тяжелое вооружение. Будешь себя хорошо вести, возьмем тебя завтра с собой. Отстегнув короб, я выудил длинную пулеметную ленту, после чего вытряхнул из него за борт целую горку пыли и песка. Протерев патроны замаслившейся ветошью, на что они благодарно заблестели латунью, закрепил все в изначальном положении. После реставрации «немец» выглядел как молодой баварский бюргер, ну, по крайней мере, в скудном свете фонарика. Жаль, нельзя его испробовать.

Ночные бдения утомили и меня. Конечно, я мог бы не спать, если надо, до трех суток без особого ущерба для боеспособности. Но одно дело трое суток бегать, постреливая по плохим дядькам, а другое – сидеть в полной темноте в железной коробке под аккомпанемент посапывания спящих вокруг тебя подопечных. Тяжко.

Под утро я выполз на песок и дозором обошел вокруг, с уважением разглядывая проявляющийся в серости утренних сумерек огромный танк. Место командир экипажа выбрал неплохое. Боевая машина стояла на взгорке, и перед ней открывался широкий обзор на пустыню, и в то же время она совершенно терялась на фоне скал в хаосе, громоздящемся за нею. Неудивительно, что за все время «Тигру» никто не нашел – ржавчина, добавляющая камуфляжу еще более присущую окружению расцветку, превратила ее в хамелеона, а форма – я оглянулся на скалы – тут природа уж постаралась на славу. Чего тут только при желании и маломальской фантазии не найти: и танки, самолеты, и лошади, и рожи страшные, не хуже чем на острове Пасхи, и другие части тела, не при девушках будет сказано. Я ухмыльнулся: танк среди фаллосов – отличный камуфляж!

Утро в пустыне. Без того красноватые скалы приобрели под лучами восходящего светила какой-то зловеще-кровавый оттенок, а бело-желтый песок стал гламурно-розовым. Огромное красное солнце выползало из-за горизонта, выглядывая из Египта, будто око великого Ра – бога тех земель. Шорох песка усилился, запоздалые ящерицы судорожно зарывались поглубже от предстоящего зноя, обрушивая целые лавины с гребней барханов. Солнце уже оторвалось от горизонта и «расправляло свои мускулистые плечи», набирая дневную мощь. Горизонт был чист. Пора поднимать подопечных, чтобы до жары пройти побольше. Я подошел к танку и постучал ладонью по белому слону, нарисованному на броне.

– Войска, подъем.

В ответ из открытого люка послышалось недовольное бормотание и… крик верблюда из-за барханов. Я рефлекторно присел, прижимаясь к борту танка, и вскинул «Винторез». Из люка показалось заспанное лицо Татьяны.

– Всем оставаться в танке, – голос мой был настолько тревожным и безапелляционным, что лицо сразу проснулось и моментально скрылось обратно.

Я внимательно вглядывался в оптический прицел. Цепочка наших следов лучше всяких указателей вела к «Тигру», а в полукилометре от танка по ней медленно ехали два туарега[14] верхом на своих верных верблюдах. Я нисколько не сомневался, что это те же воины, точнее то, что осталось от кавалькады, преследующей нас на той стороне кряжа. Их синие тагельмусты ныряли в барханах, уверенно приближаясь к нашему лагерю.