Владимир Поселягин - Ганфайтер (СИ)

'Этим еще что надо?' — подумал я беззлобно, меня они не интересовали так что я повернулся и подойдя к Барроузу, дал ему несколько хлестких пощечин. Однако даже это не привело его в сознание, видимо хорошо накачался

'Ну ладно сам напросился'.

Схватив его одной рукой за шкирку, а второй за ткань нижнего белья на пояснице с разгону швырнул прямо в окно. В дверь даже не пытался, сам прекрасно понимаю, что это только в фильмах они разлетаются на мелкие щепки, когда на них облокачиваются, так что пройти сквозь дверь было не реально, поэтому я выбрал самый лёгкий выход из дома.

Сам же я вышел как белый человек, через дверь. Оба ковбоя уже успели склониться над Эндрю, который неловко возился на земле у коновязи, запутавшись в занавесках.

— Эд, что случилось? — спросил его ковбой с двумя кольтами.

— Бесполезно Крис, он снова в отрубе, — пытался успокоить его второй.

Я щелкнул языком, привлекая их внимание.

— Руки! — показал я стволом 'кольта', чтобы они убрали руки подальше от оружия.

После чего так же держа их на прицеле, я завёл обоих в комнату Барроуза и связал, оставив в комнате. Думаю, верёвки и кляп удержат их пока я не скроюсь.

Закинув тело полубессознательного Барроуза на круп его лошади, и ведя ее на поводу, поскакал к городу, поглядывая, чтобы он не свалился с коня.

Развод Хоткинса на деньги, начал набирать свои обороты.

Жены, это такой груз на ногах, что просто нет возможности сманеврировать. Я знал, что в это время тронуть белую женщину это что‑то из разряда невозможного, однако также понимал, что подобные люди пойдут на всё. Я был таким же, тронут меня, я трону так, что кто‑то из нас умрёт, и это явно буду не я.

Поэтому мой фургон, идущий в компании нового каравана, который шел почти на сто километров в нужном для меня направлении, был подарком богов с Олимпа. Я как узнал о нём, так сразу же подсуетился и договорился об входе в него своего фургона.

Белое Перо, которого я встретил в городе ушел с ними, я договорился с ним об охране обеих моих жен, и имущества. Сам я ока оставался в городе по понятным причинам.

Как только пыль поднятая караваном улеглась, я развернул коня и поскакал обратно Лафаэто.

Темнело, пора было навестить судью, он играл решающую роль в моей афере.

'Блин. Если бы За Пазуха работала, так никаких проблем бы не было. Не пришлось бы ничего подобного городить. Да еще Михась никак не проявляется', — с привычным сожалением подумал я.

Глаза пробегались по обочине дороги и большим камням, где любили греться змеи. И только почти на самом въезде в город мне попалась то что нужно, насколько мне объяснил Белое перо, эти змеи тут были самые ядовитые. Главное заметить их, уж очень они хорошо маскировались.

Поймать ее оказалось удивительно просто, проснувшаяся гадюка с интересом наблюдала за моим приближением, свернувшись кольцами. Накинув на нее материю, я рогатиной придавил ее за горло, когда она стала выползать из‑под материи, и хладнокровно взяв ее рукой, спокойно сунул в мешок.

И только когда она примостилась на лошади, я облегченно вытер пот на лбу, никогда не любил змей.

Мой план был прост до не приличия. В моем мире это называется 'наезд', или проще говоря 'кидалово'.

Хоткинс любил своего непутевого сына, и был готов на все, чтобы обезопасить его. Так что Барроуз который сейчас находиться у шерифа, очень подробно описывает как его уговорили и как заплатили, так что проблем с этой стороны будет не меньше чем с моей.

А что мне было с ними церемониться? К американцам у меня были не самые тёплые чувства, так что жалеть я их не собирался. Жизнь здесь становиться проще, если смотришь на всех в этой стране как на врагов. Очень удобно, нет никакой жалости. Нет, тут есть конечно хорошие люди, но трогать их я не собирался, для этого есть другие. Правильно говорили Америка страна преступников и негодяев. Это только сейчас они начли разбавляться разными людьми с европейского континента и островов.

Так вот развод на деньги должен был начаться с моего посещения судьи, который жил недалеко от мэрии через две улицы.

Изменив внешность, и вместо двух повесив одну кобуру, я проник в дом судьи Герольда, который уже готовился отойти ко сну. Его лицо нужно было видеть, он минут десять не мог поверить, что я от Хоткинса пришел требовать с него освобождения Барроуза.

— Но я не могу, это просто не поймут, — растерянно ответил он, пытаясь рассмотреть меня, но лампа не давала такого освещения чтобы это было возможным, да и шейный платок хорошо помогал от узнавания. Голос я старался изменить, он был глубже, и слега шепелявил из‑за двух долек морковок за щеками.

Но меня это не волновало, и я продолжал требовать, демонстративно теребя рукоятку старого 'ремингтона', пока не довёл его.

— Мало того что вы ворвались в мой дом, мою спальню, так еще так нагло требуете невозможного, — начал заводиться судья.

Короче я его реально достал. Повернувшись к выходу, я сказал:

— Мистер Хоткинс велел передать вам его пожелания здоровья, если мы не договоримся, — и спокойно кинул на пол развязанный мешок, из которого сразу же выползла рассерженная гадюка, которую я минут десять выводил из себя перед акцией.

Визг который поднял судья, слышала наверное половина жителей далеко немаленького города.

— Посмотрим, что будет дальше, — тихо пробормотал я себе под нос, наблюдая из‑за угла одного из домов, как судью выводят на улицу под ручки. Судя по крупной дрожи, досталось ему немало. Перенапрягся бедняга, такой стресс. Появившийся шериф с помощниками разогнал зевак и быстро навёл порядок.

— Не думаю, что Хоткинс теперь получит помощь со стороны судьи, — задумчиво сказал я и, развернувшись, направился к коновязи, следующим был дом Хоткинса.

Несмотря на то, что я изучил подходы к усадьбе, попасть внутрь я смог не так быстро как хотел. Избавившись от внимания сторожевых собак куском мяса, я подошёл к заднему входу, которым в основном использовали слуги, и проник на кухню, после чего так же направился к хозяину.

В доме было семь человек, это сам вдовствующий хозяин, его отбившийся от рук сынок с подругой и пятеро слуг.

Начав именно с них, я связал всех, включай напыщенного дворецкого, и направился к сынку, который спал не только в обнимку с местной путаной, но и бутылкой виски местного разлива.

Пережав девушке сонную артерию, я погрузил ее в более глубокий сон и, хлопнув ладонью по лбу Хоткинса — младшего, тихо сказал:

— Улыбнитесь, вас снимает скрытая камера.

Ничего не понимающий спросонья парень, открыл было рот, как я тут же сунул в него кляп. Он нужен был мне в сознании.