Владимир Горбачев - Темные пространства
Примерно так же реагировали и в поселке. Местные не сомневались ни в чем и смотрели на меня с надеждой, но и с опаской. Думаю, они хотели бы, чтоб стройка и правда прекратилась. А что касается строительного и научного начальства… Нет, они не подняли на смех — наоборот, внимательно выслушали и даже сделали оргвыводы. Экспедиции в тайгу, подобные нашей, решено было прекратить. А работы, наоборот, продолжить — разумеется, под надежной защитой. Решили обратиться к руководству консорциума с просьбой прислать силовые установки и побольше флайеров, чтобы вести наблюдение с воздуха, и группу снайперов. Я протестовала, доказывала, что деятельность Федора имеет огромное научное значение, — на меня смотрели, как на ребенка, даже Игорь Данилович меня не понимал. Когда я уезжала, первые установки уже прибыли. На днях они собираются возобновить строительство. Я решила разыскать тебя — может, ты подскажешь, куда обратиться, что делать. Я позвонила в Управление; господин Риман меня внимательно выслушал, даже расспрашивал подробности, а потом сказал, что я действительно должна встретиться с тобой и что мой рассказ, возможно, имеет отношение к твоей работе. Это все.
Глава 12
ЗУБЫ ДРАКОНА
— Глечке я знаю — вон тот, слева, правильно? А Лютов?
— Третий в верхнем ряду. Видите?
— Да. Ваша подруга его сразу узнала?
— Сразу, как только нашли фото. На это ушли почти сутки. Мы ведь до этого ориентировались на поиск одного Глечке. А когда заинтересовались остальными, выяснилось, что они все тщательно стирали всяческие следы, особенно фотографии.
— Очень необычное лицо.
— Я бы сказал, что они все необычные.
— И ни о ком — ничего?
— Я подключил Национальный центр в Арлингтоне и лондонскую группу, они работают, но пока сведений нет.
Хотя фотографии, которые нам с огромным трудом удалось раздобыть, относились, как правило, к юношеским, даже детским годам (только они и сохранились), с экрана смотрели люди зрелого возраста — вычислитель смоделировал их облик на сегодняшний день. Его же стараниями лица сотрудников центра «Праджапати» выглядели как живые — беззвучно шевелились губы, глаза следили за невидимым собеседником. Так было со всеми, кроме двоих. Два лица оставались застывшими, лишенными жизни, ибо мертвы были сами люди. Свидетелем гибели одного я был несколько дней назад, второго не видел никогда. Именно его изображение, помещенное в центре и увеличенное по сравнению с остальными, приковывало сейчас мое внимание. Я был убежден: не с раскаявшимся террористом-дизайнером и не с маньяком, погубившим Китеж, связана разгадка этой таинственной истории — она связана с этим человеком.
Все началось более ста лет назад, когда в Австралии, в городе Брисбенне, в семье гражданина Израиля Иосифа Кандерса и французской подданной Вероники Обориной родился мальчик, которого назвали Мартином.
Странная это была пара — его родители. Все их имущество умещалось в двух сумках, сбережения — в одном кошельке. У них никогда не было своего дома, не было и страны, которую они могли бы назвать своей, и тем не менее, судя по письмам их знакомых, которые нам чудом удалось достать, они были вполне довольны своей жизнью и, может быть, даже счастливы.
Иосиф, в возрасте 18 лет покинувший Германию, чтобы помочь своему народу на исторической родине, недолго задержался там. Ему было тесно в маленьком и, несмотря на враждебное окружение, благополучном Израиле. Он всегда ощущал себя гражданином мира. Он пустился странствовать — и где только не перебывал за свою недолгую жизнь! На одном из грандиозных рок-фестивалей в Штатах он встретился с Вероникой. С тех пор они не разлучались, хотя их союз никогда не был ни зарегистрирован, ни освящен согласно обряду какой-либо религии.
Они были очень разные: импульсивный, общительный Иосиф и молчаливая, замкнутая дочь русских эмигрантов второй волны. Их объединяла неудовлетворенность той жизнью, которую вело большинство, и вера в то, что можно жить иначе. Они принадлежали к поколению «детей цветов», поколению бунтарей. Большинство их сверстников, положенное число раз проскандировав «make love, not war», полежав на пути армейских грузовиков и отдав должное свободной любви, затем благополучно сворачивали в тихую гавань размеренной жизни; для Иосифа и Вероники бунт и вечный поиск не были позой. Они без труда зарабатывали себе на жизнь, на свои бесконечные странствия — Вероника неплохо рисовала, Иосиф создавал новые компьютерные игры, с бесконечным разнообразием разрабатывая тему встречи Героя с Неведомым.
Они выбрали не слишком удачное место и время для рождения своего единственного ребенка — в тот год слой озона над Южным полушарием, и до того истончившийся, разорвался, и поток безжалостного ультрафиолета устремился на Землю. По этой или по иной причине (Вероника с проклятиями вспоминала «порошок мечты», которому отдала дань в юности) мальчик родился слабым, болезненным, с деформированными ручками, с неприятного вида родимыми пятнами на теле. Врачи и знакомые сочувственно качали головами: бедные родители, вряд ли этот ребенок принесет им много радости. Тем не менее Кандерсы не унывали. Они продолжили свои странствия. Они переехали в Непал, оттуда — с годовалым Мартином на руках! — умудрились проникнуть в тщательно охраняемый китайскими властями Тибет. Они искали мудрости или смысла жизни, или чего-то в этом роде — не знаю. Посещение святой страны завершилось тюрьмой и высылкой — и это был еще благополучный исход. Видимо, Востока с них было достаточно, и они отправились в Новый Свет. В 1979 году они поселяются в Мексике. Спустя год, когда Мартину еще не исполнилось восемь лет, Иосиф Кандерс был захвачен «революционной армии Юкатана» как агент американского империализма, в качестве такого агента судим и расстрелян. Его отрезанная голова была выслана в Мерилу как доказательство серьезности намерений революционеров, а тело так и не нашли. Похоронив то, что осталось от мужа, Вероника с сыном вернулась в Европу. Она смогла дать Мартину хорошее образование — он окончил медицинское отделение университета в Бордо, стал практиковать, обнаружил способности исследователя. Однако спустя три года он внезапно оставил практику и лабораторию и отправился в страну, где погиб его отец.
Дальнейшие годы его жизни известны хуже. Мы знаем, что он почти десять лет провел на Юкатане, изучая «древнюю медицину майя» — предмет, о котором так охотно пишут журналы с яркими обложками и так неохотно говорят ученые. Потом он отправился на Восток, в Индию, и почти столько же лет провел в Бенаресе, в тамошней школе йоги. Он, как и его отец, пытается попасть в Тибет: в документах китайского посольства в Дели сохранилось его заявление с просьбой о выдаче визы; однако мы не знаем, была ли она выдана и воспользовался ли ею Кандерс.
Одно можно сказать с уверенностью: он действительно многому научился за годы своего пребывания на Западе и Востоке. Один лишь факт: как я уже упоминал, Кандерс родился с деформированными руками — практически он был инвалидом. Таким он оставался и в годы учебы в Бордо. Между тем никто из помнивших его по Харлему и Кисслингену не упоминает о каких-либо его физических недостатках — в Европу он вернулся совершенно здоровым человеком. Он исправил то, что, с точки зрения медицины, исправлению не поддается.
Дальнейшие годы его жизни, связанные с центром «Праджапати», нам хорошо известны. Однако прежние представления о центре и его деятельности следует полностью пересмотреть.
С самого начала, когда я только познакомился с материалами, посвященными центру, меня заинтересовала одна деталь. Почему все-таки Кандерс не брал плату с некоторых пациентов, проходивших углубленный курс? Я стал сличать списки и выяснил, что посетители «Праджапати», впоследствии ставшие его сотрудниками, за обучение, как правило, не платили. Мало того, в деле сохранились заявления лишь четверых из них о желании пройти такой курс. Надо думать, остальным Кандерс предложил пройти его сам. Сам предложил, понимаете? То есть он знал о них нечто такое, чего они сами не знали. Он их выделил из потока посетителей. Когда же был сделан этот выбор — или лучше сказать, отбор? Вероятно, на тех самых собеседованиях, которые проводились со всеми поступающими. В таком случае мы должны заключить, что целью этих собеседований была не столько диагностика состояния организма посетителя, сколько выявление его скрытых возможностей.
И еще один вопрос. Почему они оставались там так долго? Я имею в виду сотрудников. Даже в самых эзотерических школах такого типа обучение длится от силы четыре года. Люди, проходившие курс возвышения у Кандерса и ставшие его сотрудниками, не покинули центр до самой смерти его руководителя. Они пробыли там по 15 — 20 лет, а первые трое — Герц, Вергерус и Макферлайн — свыше тридцати! Странно, правда? Это скорее напоминает не сотрудничество, а нечто иное…
