Герман Гагарин - Засланец
Кунсткамера впечатляла. В стеклянных витринах серебрились узлы неизвестных устройств, похожих на коралловые скелеты. Подмигивали множеством янтарных глазков какие-то искривленные столбики, словно смятые ударом громадного кулака. Шевелились дырявые полотнища, в прорехах которых струились языки бледного пламени. Там и тут что-то непрерывно вспыхивало, пульсировало, переходило из одного агрегатного состояния в другое, билось, будто в припадке, или оставалось неподвижным и бесцветным, но при этом отчетливо давило на психику, вызывая тошнотворный ужас. И все происходило без какой-либо внешней энергетической подпитки.
Технологии Сверчков, чтоб им пусто было…
– Впечатляет?
Я обернулся. Точнее – с трудом оторвал взгляд от абстрактной скульптуры, без всякой видимой опоры парящей над невысоким постаментом. Рядом со мной стоял Рон Белл – сотрудник столичного Департамента Научной Информации, единственный человек, связывающий меня сейчас с Тенью.
– Впечатляет, – согласился я. – И как это, – я кивнул на скульптуру, – умудряется не падать?
Рон пожал худыми плечами.
– Физически – понятно как, – сказал он. – Магнитное поле, сверхпроводимость. Другой вопрос, откуда берется сверхпроводимость при комнатной температуре?
Я отмахнулся, пробормотав:
– Все равно ничего в этом не понимаю.
Он кивнул – дескать, и не надо, и тут же задал вопрос, который мне не понравился:
– Вы давно виделись с Эвертом?
Пирс Эверт – вот еще один псевдоним Крогиуса. Честно говоря, я очень надеялся, что это Белл прольет свет на судьбу Тени.
– А вы? – задал я встречный вопрос.
Рон покачал головой.
– Тридцать дней назад, – сказал он. – Эверт не вышел на контакт в условленное время. Я всерьез обеспокоен. Думал, что вы…
Тридцать дней – это примерно полтора месяца в земном исчислении. Именно тогда пиктограмма Тени исчезла с Навигационной Карты.
– Каким же образом вы на меня вышли, Рон?
Если он сейчас соврет, то автоматически попадет в список подозреваемых в убийстве Тени.
– Мне сообщил о месте и времени вашего появления Эверт.
Я с трудом удержался, чтобы не выпучить от изумления глаза.
Как это – сообщил? Он что, жив? А Навигационная Карта? Ее же невозможно обмануть!
Все же мне не удалось скрыть от Рона Белла замешательство.
– Нет-нет, – быстро сказал он. – С Эвертом мы не виделись три декады, если точнее – с Парада Лун, но он оставил эту записку.
Я взял с ладони Белла клочок бумаги, расправил. Всего несколько строк, написанных, несомненно, рукою Дэна Крогиуса: «Старый канал. Бредун. 16 Прояснение. 7.00».
– Откровенно говоря, – продолжил Рон, забрав записку, – я думал, что Эверт указал время и место внеочередного контакта. Шестнадцатое Прояснение наступило как раз вчера. Я поехал, но увидел на явочной точке не Эверта, а вас. Подходить к вам в «Бредуне» я не стал – этот кабак всегда набит филерами – и потому бросился в ту нелепую погоню. Я бы никогда не догнал вас на своей колымаге. К счастью, вы сами остановились.
Звучит убедительно… Ну, допустим.
– Потому и появился на точке, – пояснил я, – что Пирс Эверт пропал. Меня послали найти его.
– Понимаю, – проговорил Рон. – Всецело готов сотрудничать, господин…
– Сол Айрус, – подсказал я.
– Что вы намерены предпринять, господин Айрус?
– Зовите меня просто Айрус.
В зале появились посетители, и мы сделали вид, будто рассматриваем экспонаты.
Любопытно было бы расспросить Рона о Сверчках. И о скиллах… И о Великой Машине… Что у них, в Департаменте, об этом думают? Но для начала нужно вытрясти из него все, что он знает о перемещениях, контактах и планах Тени.
Когда посетители миновали нас, я сказал:
– Итак, Рон. Какие последние распоряжения дал вам Эверт?
– Я должен был подготовить данные по грузообороту на маршруте: Южный Товарный – Лесогорье.
– Подготовили?
– Да.
– Изложите суть.
– За последних четыре года грузооборот на этом маршруте вырос в двадцать раз. Редкие металлы, химическое сырье, высокоточные станки, синтетические ткани, продовольствие и производственная одежда. Словом, все, что необходимо для организации широкомасштабного производства.
– Лесогорье – это…
– Своего рода ворота Целесты.
– Понятно… Вам известно, что там сооружается?
– Нет.
– Можете узнать?
Рон Белл замялся. Он что-то знал, но не хотел говорить прямо.
– Смелее, Рон!
– Я могу показать вам, Сол. Это лишь предположение, но…
– Вот как! Любопытно.
– Собственно, поэтому я и назначил встречу в Кунсткамере.
– Что ж, показывайте.
– Идемте в соседний зал.
Он повернулся на каблуках и зашагал к выходу. Я чуть помедлил, затем не торопясь двинулся следом.
Это был зал реконструкций.
Схемы, диаграммы, графики, макеты. Примерная схема эволюционной изменчивости артефактов, на примере светоноса или же «шланга-букета». График распределения плотности залегания артефактов в разных регионах Дождя. Плотность уменьшалась к полюсам и увеличивалась к экватору. Похоже, Сверчки любили тепло. Недаром и скиллы тяготеют к южным районам…
Пластмассовый макет объекта, похожего на оплывшую египетскую пирамиду. Стоило мне на него взглянуть, как в голове возник подсказанный личинками термин «протомашина».
Белл стоял, рассеянно подбрасывая на ладони монетку, по другую сторону макета.
– Так что вы хотели мне показать, Рон?
Он указал подбородком на макет и протянул мне раскрытую ладонь. Монетка на ней лежала аверсом кверху. На аверсе серебрилась пирамида – символ Ктулбы, божества железноголовых. Словно беззвучный взрыв произошел у меня в сознании. Великая Машина, за детали от которой могут убить. Великая Машина, которую скиллы воздвигают в Целестинской пади, куда вот уже четыре года активно свозят сырье, продовольствие, оборудование и, надо полагать, артефакты.
– Это оно и есть? – я склонился над макетом. Вокруг него располагались – видимо, для масштаба – крошечные фигурки деревьев.
– Вы слышали о теории автоэволюции, выдвинутой профессором Оллу Бруксом? – полюбопытствовал Белл. Не дожидаясь ответа, он продолжил: – Брукс считает, что протомашина представляет собой вершину автоэволюции артефактов.
– Поясните, – потребовал я.
– Некоторые виды микроорганизмов из тех, что зародились в океане Дождя на заре времен, поглощали минеральные растворы и соли радиоактивных руд. Они перестали быть живыми в нашем понимании, а превратились в то, что вы видите сегодня в витринах Кунсткамеры.
Да, Тень писал в одном из отчетов, что ученые Дождя считают артефакты продуктом самозарождения, а не результатом технической деятельности разумных существ. Это был любопытный подход, хоть и полностью бредовый.
– Предполагают, что протомашины возникли примерно двести миллионов лет назад, – Белл снова указал на макет. – Из-за колоссальной массы они были обречены на неподвижность и семьдесят миллионов лет назад благополучно вымерли. Правда, профессор Брукс выдвинул гипотезу, что протомашины не вымерли. – Белл посмотрел мне в глаза и добавил: – По мнению Брукса, они научились мгновенно перемещаться в пространстве и в один момент покинули Дождь. Отправились на освоение других миров.
Ископаемая протомашина, похожая на символ Ктулбы… Способная к джанту…
Значит, Тень был близок к цели? К главной цели призраков, предначертанной Навигационной Картой! И потому – его убили…
– Мне пора идти, – сказал Белл. – Могу я еще чем-нибудь быть вам полезен, Сол?
– Да, – проговорил я, возвращаясь к действительности. – Скажите, с кем, кроме вас, контактировал Эверт в столице?
– О других связях Эверта мне ничего не известно, кроме…
– Кроме?
– Совершенно случайно я видел его с девушкой…
– Какой именно? – нетерпеливо спросил я. – Ну же, Рон, неужели я должен вытягивать из вас каждое слово?
– Понимаете… – замялся Белл. – Ну… Ее прозвище Бася, – сообщил он, покраснев. – Почти каждый вечер Бася проводит в «Розовом Светоносе». Это бар на Прогулочной набережной, неподалеку от Поющей колонны.
Ясно. Речь идет о проститутке. Поэтому Белл и опускает глаза.
– Спасибо, Рон. Вы свободны, но можете мне еще понадобиться. Как мне вас найти?
– Оставьте на Почтамте открытку до востребования на мое имя, – с готовностью сказал он. – Текст такой: «Процесс начнется в Высоком суде, в третий день Затмения. Очень беспокоюсь. Папа».
– Прекрасно! И что это означает?
– Что вы будете ждать меня в «Бредуне» на том же месте, в то же самое время.
– Договорились. Сверим часы?
Он кивнул и посмотрел на свои наручные. А я отщелкнул крышку жилетных часов, которые купил вчера в процессе превращения из кочегара в джентльмена. И мы разошлись в разные стороны. Я побродил по Кунсткамере, пока не устали глаза – более беспокойных экспонатов мне видеть не приходилось, – и вышел на улицу.
