В. Коростелев - Хозяин
Вечерело, когда наша повозка остановилась у основания трех обломков гигантских труб, именно они служили ориентиром места обитания бродяг. Действительно, нашли пристанище отщепенцев довольно быстро, бродяги сидели у кострища и уныло помешивали угли, в которых запекалась картошка. У костра сидели только три человека.
– Эй, голута,[15] здоровы были! А куда четвертого подевали? Съели, что ль?
– Не мы, – уныло прохрипел сапер и уточнил: – Не мы, а собаки. Только вчера хвалился, с собаками мы по очереди друг друга хаваем, вот его очередь и настала.
Я почесал затылок, да вот она судьба: сегодня ты, а завтра тебя. Впрочем, жизнь продолжается, да и настроение у меня было приподнятое.
– Ну что ж, бродяги, жизнь такая, помянуть покойничка бы нужно.
– А есть? – спросил с робкой надеждой старик.
– А то… Митька, доставай вино, да и харч тоже. Юра, а ты кружечку-то не протягивай, тебе еще в первую половину ночи сон наш охранять…
Ночь была теплой, легкий ветерок носил в воздухе цементную пыль, легкий шум и потрескивание слышались со всех сторон.
– Что это шуршит так? – спросил я старика.
– А… шум… так это стены «разговаривают», когда ветер поднимается. Старые они, песок из бетона осыпается, вот они и потрескивают.
Вообще-то жутковато, как будто тысячи мелких животных цокали коготками по камню.
– Ну что, старик, не передумал ехать с нами?
– Нет, Степа, лучше помереть глотнув последний раз ключевой водицы, почуяв запах весенней листвы в лесу. Вот ребята, мои товарищи, они другой жизни, как в городе, не видали и боятся перемен, а по мне лучше помереть в лесу, на природе, чем в глотках собачьей стаи, в цементной пыли города.
– Но-но, старик, – шутливо погрозил я, – ты помирать сразу не моги, ты как сапер нам еще очень даже нужен.
Я встал, подошел к телеге, в которой лежал Юра, и, умостившись рядом, спросил:
– Вот ты говорил, что мы видели только самую малую часть Полиса, а мы проехали от кольцевой до Рогожской заставы никак не менее пятнадцати верст, и, по твоим словам, вокруг, насколько было видно, простиралась территория Марата. А у Паука она, говорят, еще больше. И как с пятьюстами дружинниками он может контролировать такую огромную территорию?
– Ему больше бойцов и не надо, они перемещаются по территории и собирают дань по определенным дням с каждого ремесленника. Для сбора дани с пяти тысяч работников и пятьсот бойцов много, это Паук для отпора конкурентам такую армию сколотил, а уж начнутся боевые действия, то будь уверен, он еще пятьсот под ружье поставит. Просто в обычное время работяги, которых он доит, не в состоянии прокормить больше пятисот человек, а Паук не дурак: если его дружина отберет последнее у работяг, то они или разбегутся от него к конкурентам, или с голоду помрут. Кто тогда на него работать будет?
– Скажи, какие производства имеются в городе?
– Ну, так просто не расскажешь. Велосипед видел? В городе их много. Вот есть несколько мастерских по ремонту велосипедов, кузницы имеются, полотняная фабрика… Там бабы на ручных станках полотно и ткани выделывают. Но это на окраине, вода нужна более-менее чистая для производства некоторых тканей. Есть трактиры и три постоялых двора рядом с рынком, пороховой заводик… был. Ветряная мельница есть, да всего вот так, с ходу, не перечислишь…
– Я женщин и детей почти не видел на улицах, что, не рожают или баб мало?
– Почему нет? Есть, просто дома сидят, в крайнем случае при дворе под присмотром дежурного развлекаются. А на улице, тем более в вечернее время, не появляются – украсть могут и в соседний район продать, пойди потом попробуй разыскать, самого в рабы определят. Одно время банды «диких» тем промышляли, но народ быстро разобрался, и теперь дальше своего двора бабы и не выглядывают.
Мы замолчали, вслушиваясь в звуки ночного города. Где-то вдалеке лениво лаяли дворовые псы. Одиночный выстрел донесся со стороны Рогожской заставы. Со стороны провала донесся глухой звук взрыва, очевидно рейдеры нарвались на неприятность, обследуя завалы бывшего метро. Юра, никак не прокомментировав это событие, предложил:
– Ладно, иди спать, Степ, а то я тебя на смену не добужусь.
Я кулаком сдвинул к краю телеги разметавшегося во сне Митьку и улегся рядом.
* * *К полудню выбрались из пригорода Полиса, свежая зелень деревьев веселила душу, Ворон даже шаг прибавил, понимая, что возвращается в родные края. Дед, сидевший на телеге, вдыхая свежий воздух, на вид даже помолодел слегка. Вот отмыть бы его немного, а то воняет как хорек перед случкой. Ничего, доберемся до первой речушки и займемся стариком, а то он и мыться, наверное, разучился.
Чтобы не перетруждать Ворона, мы по очереди (ну кроме деда) соскакивали с телеги и шли – бежали, пока не наступала очередь напарника.
Всеми мыслями я был уже дома. «Как там моя Настена? Не прислал ли Паук очередной отряд?» Мне было страшно об этом думать. То, что Ефимыч деятельно готовится к обороне, я не сомневался, но все же он не воин. С рейдерами ходил, это да, но главным в отряде был мой отец, и он брал в рейд своего друга и кое-кого из хуторских для тяжелой работы, да и лишний ствол в дороге не мешал… Против головорезов Паука Ефимыч не потянет. В прошлый раз нам просто повезло – смогли застать рейдеров СБ врасплох, когда они были полностью открыты и практически не мобильны. Надо побыстрей подготовиться к рейду и добраться до Арсенала. Если все же Паук ударит раньше, чем через три недели, то нам конец.
Мои мысли прервал Юра. Слегка задыхающийся после пробежки рядом с Вороном, впрыгнув в телегу, спросил:
– Как думаешь, Марат нам поверил?
– Нет, конечно, но возможность насолить Пауку на чужой территории его греет, ну и, если половина из сказанного правда, а так оно и есть, перехватить куш у соседа и в конечном итоге захватить территорию Паука очень уж соблазнительно. Что он потеряет? В конечном итоге тридцать бойцов, это если мы засланные Пауком. Но ведь доктор своей жопой поручился за нас, иначе Марат нас и не принял бы. – И, заканчивая разговор, я соскочил с телеги, сменяя запыхавшегося Митьку.
Так и ехали – бежали в течение двух дней. Ближе к вечеру четвертого дня, миновав мост через Незнанку, свернули к поселку. У поворота на поселок из кустов выскользнула Рыжая Соня – единственная женщина-охотник в нашей округе. Симпатичная крепкая бабенка, почему-то сторонившаяся мужиков.
– Постойте, ребята, я вас проведу, мы тут новых ловушек наставили…
И наша компания километра полтора осторожно передвигалась, подчас в обход по лесу, с трудом пробираясь меж деревьев и вездесущего кустарника. Зато потом Ворон пошел ходкой рысью, чуял окончание дороги, предвкушая, наверное, хороший отдых и вкусное сено в уютном стойле. Ему несладко пришлось во время путешествия…
Заночевали в обезлюдевшем поселке. Перед сном я долго ухаживал за своим четвероногим товарищем, обтер всего, расчесал гриву и хвост и овса навалил вдоволь. Ворон, похрумкивая овсом, шевелил ушами и с довольным видом вслушивался в мои обещания скорого отдыха лично для него, на чистых хуторских лугах.
Выехали мы еще до света, а ближе к полудню, на пятый день с момента выезда из Полиса, наконец, показалась хуторская околица. Заслышав шум повозки, из общинной избы, стоящей на краю села, вышел Ефимыч и, обрадованно распахнув руки, подошел, обнял меня крепко.
– Ну, молодец, сынок, живой вернулся, – и, повернувшись к остальным путешественникам, приобнимал и похлопывал по плечу каждого, даже незнакомого ему слегка отмытого старика Сапера (раз с нами, то тоже удостоен). – Все потом, а сейчас организуем баню. Ну-ка, Федька, пойди, узнай, кто сегодня по очереди топит баню?
– Так у вас и топится, – заявил белобрысый пацан. – Ваша жена с утра к нам за дровами приходила.
– Да? Надо же, совсем заработался на пользу опчества, – озадаченно сказал Ефимыч.
И тут я забыл про присутствующих – по улице, с распущенной гривой волос, стелящейся по ветру, раскрасневшаяся, летела моя красуля. Ух ты… Как я ее прижал к себе!
– Степа, Степчик мой, живой вернулся, а я, как вы уехали, ночами спала плохо, думала, как ты там в этом Проклятом Полисе, не поранили ли тебя, не убили ли, – бормотала она, уткнувшись мне в плечо.
– Ну ладно, разревелась, видишь, все хорошо, – урезонивал ее Ефимыч и вдруг как рявкнет:
– Баста! Хватит! Девка-баба, мужики с дороги, голодные, немытые, а она в слезы, а ну быстро матери помогать. Стол собирайте, чистую одежду готовьте…
Настена виновато улыбнулась, крепко поцеловала меня в губы и, взметнув распущенными волосами, побежала во двор к матери.
– А ты, мил-человек, кто будешь? – спросил староста у сапера.
Тот невразумительно замычал. Смена среды обитания его явно ошеломила, и он всю дорогу вел себя довольно странно. То мечтательно смотрел вдаль, то бормотал что-то себе под нос, поэтому за него ответил я:
