Алекс Орлов - Бросок Саламандры
Однако Федерация была сильна и за свою историю сталкивалась с куда более мощным противником.
Захлебнувшись собственной кровью, сото были вынуждены прекратить войну и вернуться к мирной жизни. Тем не менее было ясно, что мира между людьми и сото уже не будет. Следовало либо готовиться к полному уничтожению сото, либо придумывать что-то такое, что сняло бы напряжение между ними и породившей их цивилизацией.
Поиском этого средства мира как раз и занимались профессор Пулитцер и коллектив его исследовательского центра.
Суть идеи Пулитцера заключалась в том, чтобы люди и сото могли вступать в браки и рожать детей. В реальных же условиях такие союзы ни к чему не приводили. Теоретически ничто не мешало паре заиметь ребенка, но на практике случаев беременности в смешанных браках не было.
Поначалу Пулитцер доказал возможность рождения детей, зачав их в пробирке. Однако получившиеся метисы не решали проблемы, к тому же они развивались в довольно замкнутых, злобных и бесплодных субъектов.
Многие противники Пулитцера объясняли неудачи отсутствием во время зачатия элемента любви и радости, но профессор и сам понимал, что люди из пробирки – это не совсем то, что было нужно.
И тогда он решил создать человеческое существо, которое могло бы быть своим и для людей, и для сото. И хотя такого существа еще не было, профессор придумал ему имя – Миротворец.
Это была нелегкая задача, и пока у Пулитцера получались все те же бесплодные метисы.
В дверь постучали.
– Пожалуйста, входите, – разрешил профессор. Дверь отворилась, и в кабинет вошел заместитель Пулитцера, доктор Эрнст Холидей.
– Надеюсь, вы извините меня, Эрнст, но у меня нет сил даже встать с дивана.
– Конечно, лежите, Джордж, о чем речь. Я знаю, что вы сегодня совершили трудовой подвиг.
– Да, я надеюсь, что хоть один из пяти сотен образцов окажется долгожданным Миротворцем.
Холидей присел на стул и, выдержав небольшую паузу, сказал:
– А если не выйдет и в этот раз?
– Что значит не выйдет, Эрнст? – Профессор опустил ноги на пол и сел. – Что за пораженческие настроения?
– Я это к тому говорю, профессор, что, может быть, прав тот колдун с Маттияра?
– А что может умного сказать этот дикарь? Рассуждения о духах нам не помогут...
– Это так, – вздохнул Холидей, – но ведь мы исчерпали все возможности. Исследования говорят о том, что мы и сото – одни и те же существа и тем не менее мы разные и искусственно рожденные метисы неполноценны.
– К чему вы клоните, Эрнст?.. – сердито спросил Пулитцер. От его слабости уже не осталось и следа.
– Я хочу напомнить вам объяснения колдуна. Он сказал, что сото – это те же люди, только с «подсами».
– С чем?
– С «подсами» – с подселенцами.
– Вы мне эту пропаганду, пожалуйста, не читайте, дорогой Эрнст. Откуда ваш колдун может знать это? Почему, вскрывая тела сото, мы ни разу не видели никаких «подсов»?
– «Подсы» существуют в другом спектре восприятия.
– Да где вы нахватались этого бреда?! – вышел из себя Пулитцер.
– Вот. – Холидей достал из кармана книжку небольшого формата и прочитал название: – «Невидимый мир и его законы».
– Кто автор этой дребедени?! – не успокаивался Пулитцер.
– Николо Коперник.
– Моя бы воля, я таких вот очернителей науки вешал бы или вообще сжигал бы на костре.
– О, профессор, кто знает, может быть, мы с вами попали бы на костер первыми.
Пулитцер промолчал. Он тяжело поднялся с дивана, подошел к рабочему столу и оперся на него руками. Эрнст Холидей злил его. И тем сильнее, чем больше в его словах было правды. Пулитцер давно уже прятался от самого себя, стараясь не думать о том, что его путь мог оказаться тупиковым.
– Расскажите лучше, к каким выводам пришли наши геронтологи. Что, действительно этот старик прожил двести лет?
– Да, ему даже чуть-чуть больше. Он рассказал, что его дед был одним из тех, кто первым посетил Маттияр. Сказал, что именно с вернувшихся с этой планеты и пошли первые сото.
– А сколько же лет прожил его дедушка, небось тысячу? – с едкой ухмылкой спросил профессор.
– Колдун сказал, что триста семьдесят. А его отец не дожил и до трех сотен – был слаб здоровьем и много болел.
Холидей замолчал. Молчал и Пулитцер. Однако Эрнст мог поклясться, что слышал, как в голове профессора ворочались тяжелые мысли.
– Ну и что? – с вызовом произнес Пулитцер, – Будем охотиться за «подсами»? А как мы их увидим? И что нам это даст, в конце концов?
– Колдун говорил, что с «подсами» можно договориться. Они оставят сото. и те станут обычными людьми,
Холидей ожидал от профессора новой вспышки гнева, но тот только выпил залпом целый стакан воды и сказал;
– Если в академии узнают, что мы работаем с колдунами, места академика мне не видать никогда.
– Так ли уж важно для вас это место?
– Важно или нет, теперь я уже и сам не знаю. Просто последние несколько лет академическая мантия манила меня. Представляете, какой поднимется шум, когда мы опубликуем результаты наших исследований, основанных на информации, полученной от колдуна.
– Ну и что. Вспомните реакцию на заявление Зигмунда Ленца, что люди произошли от кишечных паразитов. Его объявили едва ли не преступником, но потом теория Ленца сбросила с постамента теорию Дарвина и встала на ее место. Теперь она будет стоять там, пока ее не сбросит очередной
безумец.
– Ваши слова – это не слова серьезного ученого, Эрнст.
– Знаю, профессор, но это всего лишь рассуждения.
Итак, что мы будем делать?
– Делать? – Пулитцер на секунду задумался, а затем
сказал:
– А вы могли бы, Эрнст, пригласить сюда этого мудреца с Маттияра? Любопытно было бы с ним побеседовать.
– Конечно, профессор, – согласился Холидей и, улыбнувшись, добавил: – Но вы рискуете академической мантией.
Однако Пулитцер не принял шутки и совершенно серьезно заметил:
– Я собираюсь с ним только побеседовать. Только беседа и ничего более.
41
К удивлению профессора, мудрец с Маттияра оказался не заросшим седыми космами старцем, а, напротив, производил впечатление светского человека. Он выглядел лет на шестьдесят и носил небольшую бородку.
Пулитцер даже невольно ощупал свой подбородок. Не так давно у него была точно такая же, но он ее сбрил.
– Здравствуйте, мистер...
– Камингс, – подсказал мудрец.
– Прошу садиться, мистер Камингс, – несколько смущенно предложил профессор.
Осанка Камингса, его дорогие часы, костюм и штиблеты никак не вязались с тем образом, к которому готовился Пулитцер.
«Ну я тебе задам, Эрнст...» – мысленно пригрозил он Холидею, полагая, что уж тот мог бы его предупредить. Однако на лице Холидея, сидевшего неподалеку, тоже отражалось крайнее удивление.
– Я вовсе не ставил целью так поразить вас, джентльмены, – словно прочитав мысли профессора, сказал Камингс. – Я всего лишь зашел в один из ваших магазинов и потом посетил парикмахера... Может быть, не стоило.
– Нет-нет, все в порядке, – поспешил заверить гостя Пулитцер. – Просто этот костюм сидит на вас так, будто вы носили его всегда. И ваша речь...
– А что с моей речью? Какой-нибудь акцент?
– Да нет никакого акцента, просто мне и в голову не могло прийти, что человек из космической глуши может разговаривать, как...
– Как кто? – спросил гость, слегка наклонясь вперед.
– В прошлый раз, когда мы с вами виделись, – вступил в разговор Эрнст Холидей, – вы выглядели по-другому.
– Это неудивительно, мистер Холидей, в прошлый раз я был домашний, такой, каким привык быть у себя на Маттияре. А теперь я немного обвык, адаптировался к вашей психологической среде, ведь вокруг меня только докторскими степенями – не меньше. Профессор и Холидей переглянулись.
– И потом, эта обстановка жилищ... – Камингс плавно обвел руками кабинет Пулитпера, и, словно от легкого прикосновения, закачался подвешенный к потолку фарфоровый болванчик. – Одним словом, мне у вас нравится.
– Ну что же, это существенно облегчает нашу задачу, а то я было подумал, что придется объясняться с вами через переводчика или вовсе, – профессор нервно хохотнул, – разными жестами... Итак, сколько вам лет, мистер Камингс?
– Двести четыре.
– А по внешнему виду не скажешь.
– На Маттияре здоровый климат. К тому же я много бываю на воздухе.
– Понятно... – Профессор немного волновался и не знал, куда девать руки. Наконец он сцепил их на коленях, и это позволило ему собраться. – А что вам известно о «подсах», мистер Камингс, и в частности о том, что они проживают внутри людей-сото?
– Они не люди-сото. Они – сото просто, – поправил профессора гость.
– А в чем разница? – удивился Пулитцер.
– Человек – это состояние души, и сото – это тоже состояние души. Поэтому есть люди и есть сото...
– А вот это интересное наблюдение, – заметил Пулитцер и многозначительно поднял вверх палец. – Эрнст, вы записываете?
