Василий Головачёв - Запрещенная реальность. Том 1

Тренькнул телефон.

— Ты скоро? — осведомился Василий недовольным тоном.

Только теперь Матвей обнаружил, что заснул еще днем: теперь шел девятый час вечера! Значит, этот сон-морфема был действительно чем-то вроде аварийного вызова, чрезвычайной передачи, призванной предупредить Соболева в последний раз и передать ему больше эмоциональную, нежели интеллектуальную информацию.

— Сейчас буду, — ответил Матвей, с неохотой заставляя себя выбраться из расслабленного состояния.

Окончательно пришел в себя он только в машине.

«Чистилище» предоставило Балуеву скромную двухкомнатную квартиру в районе Щелкова, недалеко от станции метро. Ничего лишнего в ней не было: в гостиной — диван, два кресла, стол письменный, сервант, в спальне — деревянная двуспальная кровать, трюмо, шкаф для одежды.

— Обстановка почти спартанская, но мне хватает, — улыбнулся Василий, наблюдая за Матвеем, рассматривающим квартиру. — Как сказал бы Прутков: для достойного нету достойных наград.

— Не Прутков, а Хайям.

— Без разницы. Компьютера тут тоже нет, и это единственное, о чем приходится сожалеть.

Они уселись в кресла, и Василий включил торшер, создавая видимость домашнего уюта. Рука у него все еще была забинтована, Матвей кивнул:

— Подлечить?

— Не стоит, само заживет. Ты голоден? Могу разогреть пиццу или сосиски сварить.

— Давай лучше кофе.

Василий кивнул, и вскоре по комнатам распространился аромат «капуччино».

Кофе пили из красивых фарфоровых чашек, не торопясь начинать разговор. Оба понимали, что необходимо выработать какую-то дальнейшую стратегию при встречах на уровне спецкоманд, потому что оба принадлежали теперь к разным группировкам; но становилось также понятно и то, что долго такое двусмысленное положение длиться не может: их заставят сражаться друг против друга, и тогда придется решать уже целый узел проблем.

— Мне только что приснился эзотерический сон, — проговорил Матвей и пересказал разговор с Горшиным.

— Да, видать, не все там у них достойно восхищения, — отозвался Василий.

— Те же интриги, та же борьба за власть… Нелегко, наверное, иерархам избавляться от своей насекомо-зверской сущности. Недаром Ницше устами Заратустры говорил, что человеческое существо — это и человек и зверь одновременно! Знал бы он, что еще и насекомое.

— Расскажи лучше, как вы угробили Генпрокурора.

Василий пожал плечами, с неохотой принялся вспоминать подробности охоты на прокурора. Добавил, закончив:

— Сначала я был против участия… но когда мне дали почитать его «послужной список» — чего он успел натворить, — то передумал: его, подлюку, надо было четвертовать! Как и каждого второго депутата! Вот же подонки, мать их!.. А попробуй достань, привлеки к уголовной ответственности — хрен достанешь! Депутатская неприкосновенность, круговая порука. Из четырехсот депутатов, на которых заводились уголовные дела, наказано всего четверо! Даже убийц выпускают на волю… — Василий махнул рукой. — Нет, брат, «Чистилище» свой хлеб ест не даром.

Матвей с неопределенным интересом разглядывал друга, и тот отвечал знакомым открытым взглядом.

— Я их не оправдываю, но и не осуждаю… Сам-то как устроился?

— Нормально. — Матвей подумал немного и рассказал о том, как его пытались «наказать» подчиненные майора Белоярцева.

Василий в свою очередь поведал о своих отношениях с Громовым и Шевченко, потом признался:

— Ну, Валера — обычный опер, не более того, до кондиции ганфайтера ему еще работать и работать, хотя как «супер» он годится. А вот Громов… знаешь, я иногда его боюсь! Такое впечатление, что он видит меня насквозь.

— Может быть, он авеша, как Хватов?

— Я тоже об этом размышлял и не пришел ни к какому выводу. Был у нас один разговор… он пытался давить на мою психику. И тогда я, знаешь, почувствовал, что против него не выстою! Совершенно жуткое чувство, честное слово!

Матвей, вспомнив свой бой с Хватовым, кивнул.

— Твоя третья сигнальная тебя не обманывает, Громов — «дискретный» авеша Монарха.

— Почему дискретный?

— В определенные моменты он приобретает матрицу Конкере, а не носит его в себе постоянно. А чтобы тебе впредь его не бояться, давай-ка прямо теперь займемся тренингом.

— Техника убийства прикосновением пальца?

— Для тебя главное — научиться защищаться от смертельного касания, а это потребует времени.

— Переодеваться будем? Только учти, если мы поломаем мебель, другую мне не поставят.

— Разденься до пояса, будем проходить ликбез по анатомии.

Василий снял рубашку, оставшись в брюках трико, и Матвей принялся объяснять азы искусства смертельного касания, показывать точки на теле, требующие защиты в первую очередь. Конечно, при передаче энергетического импульса уязвимым на человеческом теле становилось любое место, однако прикосновение к нервному узлу мгновенно приводило к парализации или смерти.

К ночи, трижды получив удар-шок, Василий запросил пощады:

— Все, довольно! Я все понял. Это настолько просто, что… никто из адептов боевых искусств никогда сам не догадается. Видимо, мастера ниндзюцу, разработавшие свою школу смертельного укола, получали уроки у авеши Перволюдей.

Приняв душ, они снова уселись в кресла с чашками кофе в руках, посматривая друг на друга. Порозовевший, с мокрыми волосами Василий первым нарушил молчание:

— Но против самого Монарха эта система не сработает. Против его авеши, наверное, она должна сработать, потому что основа авеши — человеческое тело, но Монарх, как мы знаем, не человек.

Матвей вспомнил выход Монарха в облике Ельшина: продавленное рукой стекло спальни… нестрашное, если глядеть издали, тихое таяние военных вертолетов… искривление и разрушение дачи…

— Ты прав, возможности Конкере велики. Но и с ним можно бороться на равных.

— Как?

Матвей долго не отвечал, погрузившись в собственные мысли, пока Василий не рассердился:

— Если знаешь — говори!

— Инсекты создали некое универсальное оружие — «Иглу Парабрахмы», способное изменять реальность. Возможно, в каком-то из Храмов, то бишь оставшихся неразрушенными МИРов, оно сохранилось.

Взгляды друзей встретились.

— Это… интересно! — медленно проговорил Балуев.

— Нас могут не пустить в такой МИР.

— В один из них уже не пустили — под дачей Ельшина. Твой тезка, Матфей, Хранитель. Может быть, это оружие все-таки хранится там? Поищем?

Матвей покачал головой.

— Нам оно ни к чему.

— Соображения этического плана?