На низком старте - Юрий Никитин
Дальше оставалось умело вкладывать то в нефть, то в строительство, зная как где повернется и что сфокусимит..
Юридическая фирма показала себя во всем блеске, хотя и ситуация в стране, конечно, подыграла. Участки удалось скупить достаточно дешево, а главное, быстро.
Прежние собственники еще не успели вывезти личное имущество, как прибыли бульдозеры, а следом два экскаватора, готовые рыть котлован под нулевой цикл.
Когда поздно вечером приползаю домой, то-есть, в съемную комнату, Гандзя Панасовна встречает робкой и виноватой улыбкой. По ее понятиям, виновата с головы до ног с моим появлением. И хотя нужда заставила пустить богатого постояльца на постой, но не обязательно же вот так, совсем непристойно, как можно, да и еще когда и дочь со мной в непристойных отношениях.
Я потер одна о другую ладони, повел носом.
- Пахнет просто здорово!.. А я проголодался, как волк.
- Только что приготовила, - ответила Гандзя Панасовна. – Очень удобно, когда этот карманный телефон. Вы правда звонили на ходу из автомобиля?
- Правда, правда.
- Чудо какое!.. Это ж какое облегчение...
- Привыкнут, - заверил я, - перестанут замечать.
- Но сейчас-то бешеные деньги стоит?
- Все удешевляется, - ответил я. – Даже отношения.
Она принялась вытаскивать из духовки кастрюли, а я заскочил в ванную комнату, отлил, сделал вид, что помыл руки, то-есть, на пару секунд открыл кран и дал пожурчать тугой струе, на кухне слышно, вышел уже неспешный, пригладил волосы.
На столе две тарелки, Гандзя Панасовна все еще смущается ужинать со мной, все время боится объесть, просто мания какая-то, щепетильность честной бедноты, но я, как доминант, настоял, чтобы и себе положила столько же.
Она с покорным вздохом опустилась напротив, ждет, не касаясь ножа и вилки.
- С Богом, - сказал я бодро. – Как здорово, когда голоден... а на столе вот такое!
Она польщенно улыбнулась.
- Из хороших продуктов готовить легко.
Я ухватил нож и вилку, а Гандзя Панасовна проделала все это же робко и деликатно, все еще стесняясь. Ест тоже с предельной щепетильностью, очень аккуратно соразмеряя каждое движение, как воспитанница института благородных девиц, а я вот жру, как охамевший пролетарий, что не мешает ей любоваться моим зверским аппетитом.
- Очень, - пробормотал я с набитым ртом, - Весьма так... Божественно!.. Прям Олимпиада какая-то!
Она успела освоить только крохотный кусочек мяса и пару листиков травки, когда я уже очистил половину тарелки, потому опустила нож и вилку, повернулась к кофейному аппарату.
- Точно кофе?
- Обязательно, - подтвердил я. – Ничего, после кофе сплю как медведь!
Не поднимаясь со стула, она коснулась нижней кнопки. Зажглась надпись «крепкий», жернова с треском начали размалывать зерна.
Гандзя Панасовна повернулась к столу, на лице и восторг, что такой умный аппарат, и неловкость, что это я все купил один, а пользуемся вместе.
Кофе пьет только утром, потому приняла от меня пустую чашку и переставила в мойку, не поднимаясь из-за стола, на таких малогабаритных кухнях все в пределах протянутой руки, а я поднялся и потащился в спальню.
Вдуть ей на кухне или в коридоре не удается, стесняется, это же разврат, обязательно нужно в постели и укрыться одеялом, хотя в последнее время все чаще удается и без покрывала.
Но и в постели наотрез отказывается снимать ночную сорочку, потому перед сном задираю до подбородка, и, ухватившись за сиськи, погружаюсь в спокойный крепкий сон довольного жизнью человека, которому каким-то чудом пока что удается делать все хорошо и правильно, хотя задачу поставил перед собой сложнейшую, опасную и какую никто никогда перед собой не ставил.
После вязки, что для здоровья и хорошего цвета лица, она произнесла тихо и пряча глаза:
- Оксанка прислала телеграмму. Прилетает послезавтра...
На минуту повисло неловкое молчание, даже я, повидавший больше Гильгамеша, сказал бодро:
- Вот и хорошо! Как-то спокойнее, когда дите дома.
Она промолчала, совместному спанью конец, а если не конец, то как, это же неприятное выяснение, которого всем хочется избежать...
Эту ночь впервые сама прижималась ко мне, тихо и робко ласкалась, как-то неумело даже, словно раньше не приходилось. А может, и не приходилось. У простых людей все простое, не до телячьих нежностей в постели.
Я чувствовал ее тоску и нежелание обрывать такое счастливое существование, сочувствующе сопел, обнимал ее долго и крепко, пока не провалился в сон.
Утром на скупленные участки пришли бульдозеры. Я вышел из машины и сразу услышал радостный треск. Мощные механизмы принялись сносить ветхие домики, сараи, баньки и дворовые туалеты. Даже машинам нравится ломать и крушить, они же продолжение наши.
Следом прибыли два экскаватора, операторы присматриваются с какого места начинать рыть котлован, чешут затылки, заговорщицки поглядывают по сторонам.
Набежали соседи, разбирают доски из сломанных сараев, в хозяйстве все пригодится, жадно выспрашивают, что будет построено, найдется ли какая работа и местным.
Строители отшучиваются, пришлось взять слове мне. Объяснил степенно, что нужны будут рабочие, в первую очередь слесари, электрики, водопроводчики и даже уборщицы. Жалованье будет высокое, но и требования тоже. Пьяных будут увольнять моментально, а работать придется не как при советской власти, когда лишь создавалась видимость: вы делаете вид, что нам платите, а мы делаем вид, что работаем.
- Прошло то время, - закончил я, - когда на каждом заборе висело объявление «Требуются на работу» с перечнем всех профессий и специальностей. Теперь требуется не количество, а качество. Подумайте, а то знаю таких, даже устраиваться на работу являются вдрабадан!
Смотрят с недоверием, сейчас же все врут, время такое, как такое можно, что людей на работе будет хватать, однако я смотрел серьезно, дескать, на хорошую работу всегда желающих много, можно отбирать, начали переглядываться, вздыхать, что это за жизнь будет, если нельзя на работу пьяным?
