Андрей Стригин - Тайная каста Ассенизаторов
Рита весело смеётся:- Ты знаешь, где самый большой процент педофилов? В их среде! В Ватикане вообще разрешены браки, чуть ли не с двенадцатилетними девочками. Сколько смертей и искалеченных судеб по этому поводу было. Я больше, чем уверена, наступит время, вообще станут практиковаться однополые браки, а по улицам будут шествовать демонстрации извращенцев.
— До этого не дойдёт, — содрогнулся я. — Пока живём в СССР, этого не допустят.
— Угу, пока живём в стране Советской, — хмыкает Рита. — Папа говорит, СССР развалится, и к нам непрерывным потоком хлынут "западные ценности".
— Что за бред! Советский Союз будет стоять вечно, — не верю я. — А, что он ещё говорит? — всё же интересуюсь я.
— Война начнётся, с Кавказом. Поезда под откос будут пускать, города бомбить.
— Фантазёр, твой папа, — откровенно смеюсь я.
Рита нахмурилась, смотрит недоброжелательно. Судя по всему, отец для неё авторитет.
— Ты меня извини, конечно, но, всё будет иначе. Я, вот, в армии служу. Так у нас самая настоящая дружба народов. У меня друзья, один аварец, другой кореец.
— Ты не показатель, — резко заявляет девушка. Видно ей ещё обидно за своего папу.
— Поживём, увидим, — не хочу с ней спорить.
— Поживём, увидим, — со вздохом соглашается она. — А вы в Севастополе недавно?
— Вроде, нет. Родился здесь.
— Странно. Ни разу о вас не слышала.
— А, что, много таких как мы?
— В Севастополе я, отец, да Дарьюшка. Вот вы ещё появились. Только не пойму, вроде Ассенизаторы, в тоже время, на оборотней не похожи. А вдруг вы дикие? — в её глазах всплывает ужас.
— И дикие есть? — удивляюсь я, а Рита успокаивается.
— Слышала о них, но не встречалась. Они никому не служат. Ни добру, ни злу. Дикие. Послушай, а пойдём, с отцом тебя познакомлю!
— Поздно уже. Ночью, к девушке.
— Не бери в голову, для нас ночь, что день.
— А мать как к этому отнесётся?
— Её нет. Погибла.
— Извини.
— Ничего. Это давно было, даже лица не помню.
— Что ж, пойдём. Только телефон у вас есть?
— Конечно.
— Матери надо позвонить, наверное, опять переживает. Далеко живёте?
— На Вакуленчука, у гастронома.
— Так мы соседи, это совсем близко от меня. Мой дом рядом с детским садиком.
— Там моя бабушка живёт, на первом этаже. Правда, её окна ниже уровня земли.
— Бабушка? А почему не вместе живёте?
— Дарьюшка не хочет, к тому же, она там район убирает.
— Её Дарьей звать? — что-то кольнуло мне память.
— Нет, Дарьюшкой, — мягко поправляет меня девушка. Очевидно, любит её.
Спускаемся в балку, где-то в стороне мой институт, построен на отшибе, к нему ведёт длинная дорога. Её прозвали "Дорогой жизни", зимой по ней разгоняется студёный ветер, набирает силу и, лупит со всей дури в институтские корпуса и общежития, вымораживая всё тепло.
Помню, занимались в аудиториях, трёх сотках, так, прямо внутри, у двери, наметало не хилый сугробчик, многочисленные щели не задерживали снег. И ничего, надевали перчатки и писали лекции. Студенты, народ закалённый!
— В балках нельзя ничего строить и жить, — хмурится Рита.
— Почему? — искренне удивляюсь я.
— Из них бьёт отрицательная энергия. По преданиям, даже колдуны не рискуют жить внутри их, а лишь на склонах, по чуть, чуть вбирая эту энергию. Если взять сразу, можно сгореть.
— Ну, то ж, предания, — улыбаюсь я.
— Как сказать, наши предки очень серьёзно относились к постройке своих домов.
— А ещё кошку выпускали, чтоб определить, благое место или нет, — шучу я.
— Да, и кошку, — соглашается Рита. — Приметы на пустом месте не вырастают. В принципе, это своеобразная магия. Вот ты, плюёшь три раза через левое плечо, когда дорогу перебегает чёрная кошка?
— Плюю, — смеюсь я, — так это просто традиция. Как-то, перед экзаменами мне дорогу пробежало четыре чёрных кота, получил четыре балла. На каждого кота по баллу. Жаль, что пятого не было, так бы пять получил.
Рита весело смеётся:- Я кошек люблю и чёрных и белых. У Дарьюшки такой классный чёрный кот живёт, гладишь его, даже искры испускает, холённый, большой, важный.
Так в разговорах незаметно подходим к подъезду.
— Вот, мы и пришли, — поднимаемся на пятый этаж, звонит в дверь.
Дверь открывается, на меня смотрит крепкий, с несильной проседью на висках, мужчина. Испытующий взгляд сменяется на понимающий. Кивает мне, заходим, протягивает руку:- Вадим Петрович, — представляется он.
— Кирилл.
— Проездом, или как?
— Вообще я местный, живу рядом, в соседних домах. Но, в принципе, проездом. На побывку приехал, служу под Москвой.
— Кадровый офицер?
— Нет, временный, после института, военные сборы, — не стал вдаваться в подробности.
Рита принимает мою шинель, орден Красной звезды ярко блеснул в свете лампы.
— Ого! — поражается девушка.
— Так, ни обращайте внимание, случайно дали.
— Случайно их не дают, — усмехается мужчина. — Заходи, присаживайся. Дочка, чай приготовь, пожалуйста! Как с Ритой познакомился?
— В троллейбусе, хотели предупредить об опасности. Тип один, за ней увязался.
— Мы долго его выслеживали. Что, Рита увела его?
— Да, — я содрогнулся, вспомнив, как она его увела.
— У него родственник в Обкоме партии работает, та ещё гадина, постоянно его вытягивал, уголовные дела, заведённые на него, изымал. Постоянно отмазывал. Им тоже, сейчас занимаемся, наши товарищи, из Симферополя.
— Такие как и вы? — осторожно спрашиваю я.
— Да. Партийцы с большой буквы. А ты в партии?
— Нет.
— Как же так! Надо вступать. Оборотень обязан быть коммунистом! А оборотень в погонах, вообще замечательно!
— Не думал об этом.
— Хоть ты и молодой ещё, а пора. Печать на твоём лице, очень сильная.
— Какая печать? — не понимаю я.
Вадим Петрович смотрит с иронией, думает, я шучу:- Никак, лично сам Шеф тебе её поставил. У тебя есть перспектива роста, от рядового оборотня до руководства касты Ассенизаторов. Кстати, печати, только, посвящённые могут заметить, дикие нет. А ты наши знаки видишь?
— Знаете, у меня, словно амнезия. Ничего не помню, только, мерещится что-то, — искренне сознаюсь я.
— К Дарьюшке сходи, — становится серьёзным Вадим Петрович. — Я вот, тоже чувствую, есть в тебе нечто от нас, а что-то, ну, просто, запредельное. Обязательно сходи к ней. Она многое знает, даже будущее может прогнозировать.
— Это она сказала, что СССР развалится? — ляпаю я, и прикусываю язык, думая, что говорю лишнее.
— Нет, не она, это и так очевидно, — по лицу промчались эмоции, словно сорвался с холодных гор обвал. Видно, как тяжело переживает человек, думая о будущем. — Нашу страну будет раздирать всяческое "шакальё", соседи потребуют жирные куски, на наших границах будут стоять войска НАТО со своими ракетами. Круг замкнётся и начнётся Третья мировая война.
— Вы не преувеличиваете? — осторожно спрашиваю я, дабы его не обидеть.
— Это прогноз, но не факт. Делать, что-то, надо уже сейчас. Тенденции к развалу уже появились. Доллар лезет в наше общество, а это подрыв экономики. Раньше за валютные махинации ставили к стенке, сейчас сами партийцы высших эшелонов власти, скупают его в огромных количествах. Скоро, национальные богатства: нефть, газ, энергетику, заводы — передадут в частные руки. Весь капитал осядет в банках Запада, а значит, и рычаги давления и управления нами, будут у них. Одни будут жиреть, народ, в большей своей массе, вымирать. Церковь влезет в управление государством. Будут уничтожать, как это делала инквизиция, древние знания, русский народ втаптывать в грязь истории. Делать просвещёнными кого угодно, допустим, тех же греков, но не русских. Славяне, для патриархов церкви, являются варварами, почти животными, людьми второго сорта.
— Мрачный прогноз.
— Поэтому мы здесь, — соглашается Вадим Петрович, — к сожалению и низшие из нечисти зашевелились. На свет выползают, те, о которых стали забывать. По слухам, упыри появились и ещё кто-то, он хочет диких оборотней под себя подмять. Вроде как, и в среде Ассенизаторов отщепенцы появляются. По крайней мере, шеф сейчас собирает драконьи камни, боится, что мир рухнет.
— Блин, на сказку похоже.
— А мы, не сказка? — с иронией смотрит мужчина.
— Вы упомянули о драконьих камнях, что это? — почему-то в кармане нагревается мой талисман. Появляется желание его достать, но благоразумно давлю искушение. Что-то подсказывает, мой талисман и есть драконий камень.
— Если образно, то в нём заключена душа дракона. Это настоящая стихия, почти как Природа. Захочет, сметёт с лица Земли все упоминания о человеке. Можно себе представить, если он попадёт не по назначению.
— А как определить, по назначению или нет? — осторожно спрашиваю его. Мне становиться неуютно сидеть за одним столом с оборотнем, рассуждающим о бытие.
