Михаил Анечкин - Точка отсчета
– Погоди, Старшой, схитривши ты. Я вот слышал, что полно тут таких штучек, из которых оружие делают. Может, названия и не вспомню, но точно знаю, что есть.
– А зачем оружие? Для чего оно нам, Егорыч?
– Ты дурочку-то не валяй.
– Нет, ты скажи.
– Да против тех же американцев, которые все время к нам норовят влезть.
– А зачем им к нам лезть, Санек?
– Все дурнем прикидываешься, Старшой. У нас нефти и газу много, богатые мы. Варежку откроем, придут и все отнимут.
– А ведь есть страны, Егорыч, где нефти побольше, чем у нас. Только почему-то никто у них ее не отнимает.
– Еще отнимут. В Ираке вон отняли, и у остальных отнимут, дай срок.
– Надо было бы кому, уже бы давно забрали. А потом, против тех же американцев у нас ядерная бомба есть. Слышал о такой?
– Ну… не всегда же можно ее взрывать… Вот в Афгане, например…
– А на хрен в Афган было лезть? Может, вести себя надо спокойнее, и оружие тогда не понадобится?
– Ты, Старшой, с чьего голоса поешь? Американцы по всему миру воюют и останавливаться не собираются. Нам что, смотреть на это?
– Если идиоты, то пусть воюют. Флаг им в руки и попутного ветра в спину. Наедятся дерьма и крови, еще пожалеют. А то что же это получается, нам вечно с них пример нужно брать?
Егорыч обиженно засопел, крутя баранку и бурча себе что-то под нос.
А вот и приехали. Дальше дороги нет. Американцы от нас сейчас километров десять слева. Когда из крупнокалиберного пулемета садят, то слышно хорошо, хоть ветер и на них. Солнце клонится к закату, а значит, нужно что-то решать с раненым. Ненавижу такие ситуации.
Я скомандовал остановку и вышел из машины осмотреться. На холмике перед лесом фундамент старого дома. На метр-полтора торчат обгорелые стены, остатки изгороди полукругом охватывают пепелище.
– Егорыч, что тут раньше было?
– Хутор, потом хозяева померли, а их дети дом дачникам продали. Ну а пьянь местная спалила.
– Зачем?
– Ты, Старшой, что, наших алкашей не знаешь? Чтобы дачники не жили кучеряво.
– А что, те кучеряво жили?
– Да не то чтобы очень, так, дом неплохой, сад, огород…
– Постой. А погреб был?
– Должен быть.
– Поищи, пожалуйста.
Если спрятать раненого, то к вечеру мы могли бы выйти к американцам. А утром, глядишь, они парня и вытащат. Надо обмозговать. А еще, если верить моим расчетам и тому, что сказал морпех, фокус этой клятой Зоны должен быть не далее чем в двух километрах отсюда…
Погреб нашелся, даже дверь сохранилась каким-то чудом. Возле него я и собрал весь свой небогатый личный состав.
– Егорыч, вот карта, давай-ка просвети нас, что здесь к чему.
– Я эти места немного знаю, хоть и не моя территория. Странно как-то все тут, вроде не совсем так, как было раньше.
– Зона меняет местность, – вмешался Бритва. – Если изменения не сильные – это уже хорошо.
– Слева, то есть на западе, и тут, на севере, болото. Идти не просто, но пройти можно. Амеры по дороге двигают?
– По дороге, Егорыч, по дороге.
– Тогда они где-то здесь. Если идти налегке, часа через три дойдем. Как раз к закату.
– А если с раненым и с тяжелым оружием?
– Умножай на два.
– Бритва, как считаешь, что будет после захода солнца?
– Бой будет. Тяжелый. Дрянь всякая из каждой щели полезет. Так что, если брать раненого, придется еще и вооружаться как следует, Старшой. Мобильности не будет, не ускользнем, если понадобится быстро уходить. Тогда надежда только на оружие.
– Нейл.
– Да, Старший.
– Нам нужно оставить Дорна здесь.
Невесело сейчас нашему переводчику. Ему хуже всех. Для нас раненый чужак, по большому счету. А для него – боевой товарищ. Не хотел бы я очутиться на месте Алекса.
– Я не понимаю. Как мы его оставим?
– Здесь есть погреб. Мы его укрепим изнутри. Дорну нужно будет побыть одному одну ночь. Мы к вечеру выйдем к вашим, а утром вернемся за ним. Если понесем его, то по светлому не успеем.
– По светлому?
– Пока солнце светит.
– Понял.
– На болотах ночью нам не отбиться. Здесь, этой ночью, скорее всего тоже не устоять. В погребе все не поместимся. Вот такой расклад.
– Я… мне надо подумать.
– Получается, мы его бросаем? Чтобы свои шкуры спасти, да? Что же вы за люди-то, трусы вы, а не мужики!
Молчавшая все это время Наташа неожиданно подала голос.
– Слышь, от горшка два вершка, тебе кто слово давал? – Егерь даже привстал от возмущения.
– А вот возьму и скажу, молчать не буду!
– Ты мне не дерзи! Ты думаешь, что говоришь? Своего отца сейчас трусом назвала! Я те сейчас всыплю то по заднему месту!
– Обана. Гляди, во Санта-Барбара-то! Давай отец, всыпь…
– Лом поперхнулся на полуслове, когда Бритва засветил ему подзатыльник. – Ты чё, блин, Бритва, рамсы попутал?
– Слышь, овца, язык-то попридержи, а если чего-то не устраивает, могу объяснить популярно, тут в лесочке.
– Да я, блин…
Лом демонстративно начал подниматься, втайне будучи уверен, что его остановят. В другой раз я дал бы ему возможность прогуляться в лесок, на воспитание к Бритве, но сейчас просто не было времени, поэтому я вмешался в происходящее:
– Ты сейчас захлопнешь пасть и сядешь на место, герой. И учти, ты меня здорово утомляешь.
Лом также демонстративно сел обратно. Придурок.
– Если ты думаешь, Наташа, что мне нравится это делать, то сильно заблуждаешься. Если бы я видел другой выход, я бы его предложил.
– Другой выход – ночью всем вместе переждать, а потом выносить раненого через болото.
– Мы слишком слабы, чтобы отбить атаку тварей, а одному человеку в семь раз проще спрятаться, чем семерым.
– А я думаю, что мы не слабы, а трусливы.
– Цыц, девка, сейчас отхватишь!
– Старший. – Морпех, мрачно сидевший в углу, поднял голову. – А как его… сколько у него шансов остаться живым?
Если его заметят, не думаю, чтобы у него были хоть какие-то шансы.
– Ну а чё там, дадим пулемет, отстреляется если чё, ты не ссы, чувак.
– Лом, как всегда, выступил очень к месту.
Нейл вдумчивым взглядом окинул Лома и произнес, медленно подбирая слова:
– Я не могу. Я должен… с ним. Морпех, он не должен стоять один… Нельзя один… он не чужой… Черт, я не знаю, как это по-русски.
Что он хотел сказать?
– Значит, мы идем впятером. Вдвоем вы еще поместитесь в погребке.
– О'кей.
– Бритва.
– Да.
– Отбери только самое необходимое. Мы выходим, – я бросил взгляд на часы, – через пятнадцать минут.
Что же хотел сказать морпех? Что-то знакомое, кажется, вот-вот уцепишь смысл, а он упрямо выскальзывает. Сколько раз я оказывался в ситуации, когда, казалось, вот-вот встанет выбор – уйти, оставив товарища, или погибнуть вместе. Бог миловал, как-то всегда обходилось. А вот тут не обошлось. В девяносто шестом, летом, я еще был совсем зеленым, когда мы пошли на разведку в горы. Это был мой первый выход, и надо же было так случится, что мы наткнулись на чехов. На нашей стороне была внезапность, на их стороне численное преимущество – полтора десятка против четверых. Чеченцы оказались опытными бойцами, не дрогнули, хотя и понесли потери, а наоборот, сумели понять, что нас очень мало. Потом старший группы погиб от разрыва гранаты, и тогда я первый раз увидел, как гибнут боевые товарищи. Этой же гранатой накрыло еще одного бойца, Юрку Медведева, и мы стали отходить, по очереди неся его на спине. Чехи плотно наседали, шли по нашим следам и кричали, запугивая, подробно объясняя, что будет, когда нас зажмут окончательно. Преследователи постепенно охватывали нас справа, прижимая к реке, и в какой-то момент я понял, что еще пять минут – и все, нам нужно будет выбирать, ляжем мы все или оставим на верную смерть раненого товарища. Каким-то чудом ожила рация, и капитан безымянной мотострелковой роты поддержал нас огнем ротного миномета, после чего мы оторвались и вышли к своим.
Что же хотел сказать морпех? Он не чужой и не должен стоять один. Эх ты, чудо нерусское! Надо быстро собираться, а мысли все разбегаются, никак не могу сосредоточиться. Егорыч ожесточенно спорит с дочерью, которая сильно бунтует. Глянулся ей американец, понятное дело. Жалко, что так не вовремя. Все, выходим.
В две тысячи первом где-то под Дербентом наша группа брала боевиков, засевших в большом частном доме. Когда начался штурм, мы вдвоем с Васькой Ковалевым страховали основную группу со стороны второго входа. Поняв, что началась операция, осаждаемые, вопреки всякой логике, пошли на прорыв через нас. Васька сидел первым, поэтому начал бой именно он. Плотность огня была настолько высокой, что ему пришлось нырнуть в пристенок, откуда ни стрелять, ни убежать было невозможно. Кого-то он там положил, отчего у противника замедлился напор, и мне удалось на некоторое время удержать рвущихся наружу боевиков в доме. Я не был готов к длительному бою и, ведя огонь, с ужасом понял, что все, еще две секунды – и магазин опустеет, мне придется отступить, и тогда Ваську озверевшие бандиты разорвут на части. Васька бросил мне свой магазин, и я дал еще несколько очередей. На мое счастье, какой-то нетерпеливый боевик высунулся из двери, получил несколько пуль, после чего накрепко закупорил проход. Потом, когда окончился бой, мы с Васькой просто сидели бок о бок и курили, ничего не говоря друг другу. И так было все понятно…
