Бен Бова - Орион и завоеватель
– Понял, – напряженно сказал царевич, не поднимая глаз.
– Тогда вопрос в том, – проговорил Антигон, – где биться с ними.
– И еще – в том, сколько их там, как они организованы? И кто у них командует? – У Пармениона нашлось множество вопросов.
– Мы скоро узнаем об этом, – проговорил Филипп.
– От лазутчиков? – спросил Антипатр.
Филипп кивнул.
– Я не верю лазутчикам, – пробурчал Антигон. – Кто знает, наврали они или нет. Я предпочитаю увидеть расположение врага собственными глазами. – Он приложил указательный палец к своему здоровому глазу.
– Быть может, нам с тобой лучше вдвоем поглядеть на врага, – предложил Филипп, указывая на свой единственный глаз. – Из нас выйдет один хороший лазутчик.
Все расхохотались, и царь громче всех.
– Мы должны выяснить все, – согласился Парменион. – Даже лучший из лазутчиков не имеет головы полководца. Нам следует знать в точности, кто находится перед нами.
– Тебе не понравится то, что ты там увидишь, – предостерег его Филипп. – Союзники заметно превосходят нас числом.
– А в Священном отряде фиванцев каждый воин стоит двух или трех, – проговорил Антигон.
– Но нам нужны точные сведения, – настаивал Парменион.
– Я погляжу, – сказал Александр.
– Нет. Слишком рискованно. Ты остаешься в лагере.
– Но я могу это сделать!
– Могу и я, – отвечал царь, – но я представляю слишком большую ценность, чтобы рисковать там, где с делом могут справиться другие.
– В битве меч будет грозить шее каждого из нас. – Антипатр попытался восстановить мир. – Но зачем рисковать, пока можно этого избежать?
Александр не стал более возражать, и собрание решило, что Пармениону следует выслать надежных людей, чтобы тщательно обследовать лагерь неприятеля.
Я последовал вслед за Александром и его Соратниками к шатру, там царевич отозвал меня в сторону. Махнув остальным, он повел меня к одному из загонов для коней возле небольшой рощицы. Я уже привык к запаху лошадей, к их нервному ржанию, раздававшемуся из-за наскоро сделанных загородок. Солнце уже садилось, и кони ожидали появления рабов с охапками сена.
– Орион, – проговорил Александр негромким голосом, – дело в том, что моему отцу и его полководцам необходимо знать побольше о неприятеле.
– Я уверен…
Он остановил меня, желая скорее выговориться.
– Лазутчики Пармениона не сумеют собрать те сведения, в которых мы нуждаемся.
– У твоего отца есть шпионы в лагере врага. Безусловно, они…
– Нет-нет! Нужно, чтобы кто-то из нас побывал в неприятельском лагере и сам выяснил, как стоят отряды, кто поведет их в бой и по какому плану.
Я решил, что понял намек царевича.
– Ты хочешь, чтобы я сделал это?
Александру пришлось запрокинуть голову, чтобы заглянуть в мое лицо.
– Не совсем так, Орион. Я сам намереваюсь сделать это.
– Ты?! – Я был поражен как громом.
– Но поскольку моя мать велела, чтобы ты сопровождал меня повсюду, – невозмутимо продолжал он, – тебе придется идти со мной.
– Но ты не можешь…
– Я не могу сказать Гефестиону и остальным: они тоже захотят пойти.
Возмущенный, я взорвался:
– Ты не можешь идти в лагерь неприятеля.
– Почему же?
– Тебя узнают! Ты будешь убит или взят в плен… За тебя потребуют выкуп. Ты нарушишь все планы отца!
Александр улыбался, глядя на меня с жалостью.
– Как мало ты понимаешь, Орион. Смерть пока не грозит мне; мое время еще не пришло. Моя мать, жрица древних богов, предсказала, что я умру, только покорив весь мир.
– Не все пророчества сбываются.
– Ты сомневаешься в искусстве моей матери? – холодно сказал он.
Понимая, к чему может привести спор, я уклонился от ответа.
– Если ты не будешь убит и просто попадешь в плен, враги будут держать тебя заложником, пока отец не заключит с ними мир.
– Во-первых, Орион, отец мой – Зевс, а не смертный Филипп. Во-вторых, если меня обнаружат, я скорее погибну, чем позволю себя захватить.
– Но…
– А поскольку мне не суждено умереть, пока я не завоюю весь мир, – перебил меня Александр, – смерть мне еще не грозит.
Мне было нечем опровергнуть подобное умозаключение.
– Ты должен сопровождать меня: так повелела моя мать.
– Так велит и твой отец, – напомнил я. – Царь приказал мне защищать тебя везде и всюду.
Александр расхохотался и направился к шатру.
14
Мы дождались, пока ущербная луна опустилась к зубчатым вершинам гор. Наш лагерь уснул, не дремали одни часовые, которые кутались в плащи от ночного холода.
Я выскользнул из палатки, постаравшись не разбудить телохранителей, спавших вокруг меня, и, обернув ножны меча длинной полоской ткани, направился к шатру Александра. Тишина будет нашей союзницей, лязг металла не должен известить о нашем присутствии ни врага, ни наш собственный ночной караул. Поверх хитона я надел темную шерстяную куртку. Ночной холод не смущал меня: я изменил в своем теле скорость тока крови и мне стало тепло.
Два телохранителя, сонно опиравшиеся на копья у входа в шатер Александра, не задавая вопросов, пропустили меня к царевичу. Александр не ложился и, бурля энергией, расхаживал по шатру, который был больше, чем наш, где мы, стражники, умещались вшестером, и обставлен столь же изысканно, как его покои во дворце.
Едва увидев меня, он молча взял темный недлинный плащ и набросил его на плечи.
– Шляпа или капюшон у тебя найдутся, царевич? – спросил я. – Золотые волосы мгновенно выдадут тебя и врагу и другу.
Александр кивнул и направился к сундуку, стоявшему в ногах его ложа. Он достал темную шерстяную шапку и водрузил ее на голову.
Страже у входа было сказано, что царевич собирается пройтись по лагерю с личным телохранителем. Мимо охранявших лагерь следовало проскользнуть незаметно.
– Следуй за мной, – шепнул Александр. – Я разведал путь сегодня днем.
Он подвел меня к узкому извилистому ручью, протекавшему через весь лагерь. Густые заросли закрывали его берега, лишь кое-где воины уже вырубили кусты, чтобы добраться до воды. Зайдя по колено в ледяную воду, мы направились прочь из нашего стана. Мимо часовых, выставленных на каждом берегу, мы пробирались, низко пригнувшись, стараясь спрятаться за кустарником.
Когда новый изгиб ручья укрыл нас от глаз часовых, мы выбрались сквозь колючие заросли на сухую землю.
Александр ежился, но, как мне показалось, скорее от возбуждения, чем от холода. Он радовался, как увлеченный игрой мальчишка. Мы направились к вражескому лагерю.
– Надо предупредить Пармениона и всех полководцев, враги могут проскользнуть мимо стражи этим же путем, – шепнул я.
Царевич отвечал неразборчивым восклицанием, скорее всего выражавшим согласие.
Впереди горели огни, тысячи огней. Казалось, что на темную равнину опустилась стая светлячков. Только эти огни горели ровно и не перепархивали в ночи. Возле каждого костра находились пять или десять воинов.
"Перед нами не менее пятидесяти тысяч", – наскоро прикинул я.
Поодаль светилась другая стайка огней. Я прикоснулся к плечу Александра.
– Город, – шепнул он. – Херонея.
Припав к земле, чтобы пробраться незаметно мимо вражеских часовых, мы словно жуки поползли во тьме. На это ушло немало времени; иногда мы буквально по дюйму продвигались вперед, то и дело замирали, чтобы отыскать взглядом часовых и проверить, не смотрят ли они в нашу сторону. И вновь проползали еще несколько футов по пыльной и жесткой земле.
Наконец мы углубились в лагерь врага и смогли подняться на ноги, прячась за крупными каменными глыбами.
Александр ухмылялся:
– В эту игру я играл в детстве с Птолемеем и Гарпалом.
Я подумал, что царевич и по сю пору во многом остался мальчишкой.
По лагерю мы могли передвигаться спокойно. Здесь собрались посланцы многих городов и племен, и, хотя все старались держаться среди своих, многие тем не менее расхаживали по стану, разговаривали с друзьями или незнакомцами или просто гуляли, углубившись в раздумья, не в силах уснуть в ночь перед боем.
Александр мог различать собеседников по акценту. Он переговорил с несколькими воинами – негромко и немногословно, – аттический диалект в его устах довольно хорошо скрывал звуки, свойственные македонской речи.
Наконец мы оказались среди афинян. Не менее шести воинов в панцирях охраняли весьма просторный шатер, изнутри освещенный свечами.
– Здесь, должно быть, их полководцы обсуждают свои планы на завтра, – сказал я Александру, стоявшему возле меня в тени небольшого шатра.
– Жаль, что нельзя подслушать.
Однако даже безрассудный Александр видел, что это невозможно. Шатер высился посреди просторной площадки футов пятьдесят на пятьдесят, освещенной с четырех сторон кострами. Охрана легко заметила бы всякого, рискнувшего приблизиться к шатру.
Тут мы увидели у входа в шатер знакомую сутулую фигуру: худощавый лысеющий человечек теребил пальцами густую бороду.
