Бен Бова - Орион и завоеватель
Александр и Гефестион стояли спина к спине, окруженные горцами, в глазах которых пылала жажда убийства. Двое подростков уводили коня Гефестиона вдоль по ущелью. Буцефала нигде не было видно… Издав самый свирепый рев, какой только сумел, я спрыгнул с камня в гущу людей, обступивших Александра. Хрустнули копья и кости, я сманеврировал и почти надвое раскроил подвернувшегося под руку горца. Разбойники вокруг меня шевелились словно во сне. Уклонившись от копья, я вонзил меч в чей-то живот, вырвал его из раны и левой рукой перехватил копье очередного нападавшего. Ударом меча я раскроил ему череп, тут другое копье ударило в мой кожаный жилет и скользнуло по ребрам. Я не ощущал боли, испытывая лишь восторг боевой лихорадки. Александр сразил человека, который ударил меня, и тут нападавшие побежали.
– К остальным! – завопил я и полез по камням, которые отделили нас от Птолемея, Гарпала и Неарха.
Все оставались на конях, хотя на теле лошади Неарха оказалось с десяток ран. Мы набросились на горцев, рубя их и убивая. Наконец они бежали, Гарпал пустился преследовать двоих, бежавших в панике по ущелью. Александр уложил еще одного беглеца, который рванулся к скале, – царевич снес ему голову одним ударом. Другой горец в отчаянии полез вверх по утесу. Я мгновенно рассчитал бросок и метнул меч, который вонзился между лопаток разбойника. Вскрикнув, он свалился к моим ногам, меч торчал из его спины.
Обернувшись, я заметил, что Гефестион держит за волосы последнего из оставшихся в живых горцев. Этому было не больше тринадцати: грязный, в лохмотьях, стоя на коленях, он, выкатив глаза, следил за мечом, который уже занес над ним Гефестион. Рот мальчишки был открыт, но не издавал ни звука, окаменев от страха перед лицом смерти.
– Подожди, – приказал Александр. – Эти псы украли Буцефала. Я хочу, чтобы он отвел нас в деревню.
Мальчишка исполнил наше приказание. Мы миновали узкое ущелье, выехали на тропу пошире, а потом поднялись по каменистому склону, на котором овцы выщипали траву почти до корней. За вторым рядом холмов чашей раскинулась лесистая долинка, где и располагалось разбойничье селение.
По дороге Александр ярился, тревожась за судьбу Буцефала.
– Они посмели увести у меня коня! Да я зажарю их живьем, всех и каждого! Они проклянут тот день, когда родились! Если они не вернут мне Буцефала, я убью их собственными руками!
Я видел, что руки царевича после битвы трясутся: он едва избежал смерти, хотя практически отделался лишь несколькими царапинами, синяками и испугом.
Должно быть, мы имели мрачный вид: шестеро окровавленных воинов, трое из которых передвигались пешком. Я отдал Александру своего жеребца. Неарх шел возле меня; тонкий и невысокий, темный как тень, он вел своего раненого коня в поводу, держа меч в руке.
Старейшины деревни вышли встречать нас с явным трепетом. Два полуобнаженных мальчишки, округлив глаза, без всяких слов вывели к нам Буцефала и коня Гефестиона.
Старики стояли в нескольких шагах от нас, тряслись от страха, опасливо переглядывались.
Александр заговорил, пока они набирались смелости:
– Где ваша молодежь?
Старейшины замялись.
– Ну так где? – проговорил Александр.
Впереди оказался один из них – собратья вытолкнули его – полностью лысый, с белой бородой, спускавшейся почти до половины груди.
– Наши молодые люди мертвы, господин. Ты убил их.
Александр фыркнул:
– Не лги мне, дед! Еще десятеро или более того бежали. Я хочу видеть их! И немедленно! Иначе я сожгу вашу жалкую деревню до основания, а детей и женщин продам в рабство.
– Но, отважный господин…
– Немедленно!
– Господин, они убежали и скрылись в горах, потому что страшатся твоего гнева.
– Пошлите за ними мальчишек. А женщины пусть приготовят нам еду… и немедленно.
Старейшины повиновались его приказу. Я подумал, что нас, шестерых, легко одолеть всей деревней. Но горцы уже были устрашены и не хотели рисковать. Мальчишки побежали в сторону гор, женщины отправились к очагам. Старейшины отвели нас на центральную площадь, где готовили ужин. К ночи семнадцать молодых людей угрюмо стояли перед Александром. Свет костра мерцал, озаряя их мрачные испуганные лица. У некоторых на руках и на ногах виднелись окровавленные повязки.
Мы поужинали отменным жареным ягненком. Местное вино оказалось слабым и горчило. Александр позаботился, чтобы каждый из нас ограничился одной чашей.
А теперь он расхаживал перед неудачливыми разбойниками, уперев кулаки в бока. Свет костра играл на украшенной драгоценными камнями рукояти опущенного в ножны меча. Еда, похоже, смирила гнев царевича, как и то, что Буцефал был возвращен целым и невредимым.
Повернувшись к белобородому деревенскому предводителю, Александр строго спросил:
– Какого возмещения должен я требовать у людей, которые пытались убить меня?
Старик успел несколько осмелеть.
– Ты уже убил достаточно наших; теперь деревня будет плакать до конца года, молодой господин.
– Таков твой ответ?
Тот склонил голову:
– Мсти им как хочешь, мой господин.
– Тогда я возьму этих молодых людей.
– Ты убьешь их?
За пляшущими языками огня я заметил, как зашевелились жители деревни.
– Я не буду убивать их. Они присоединятся к моему войску и будут биться с моими врагами.
"Мое войско! Интересно, что бы сказал на это Филипп?"
– Но, господин, – ответил старик, – если ты уведешь юношей с собой, некому будет ходить за овцами, защищать нашу деревню от бандитов из соседней долины.
– Ты предпочитаешь, чтобы я повесил их здесь и сейчас?
– Лучше вешай меня, – сказал старик, стараясь выпрямиться. – Я – вождь этих людей и отвечаю за их преступления.
Александр посмотрел на белобородого и расплылся в широкой улыбке.
– Ты прав, старик. Твоя деревня и так достаточно наказана. – Он обернулся к ожидавшим приговора молодым людям: – Ступайте по своим домам. И благодарите богов, что старейшина вашей деревни – мужественный человек.
– Благодарю тебя, отважный господин. Благодарю за милосердие. – Старик упал на колени.
Александр поднял его на ноги.
– Впрочем, я хочу, чтобы вы кое-что сделали.
– Что же, господин?
– Поставьте на этом месте статую в мою честь и смотрите на нее, когда захочется кого-нибудь ограбить.
– Мы выполним твой приказ, господин. Но я не знаю твоего имени.
– Александр, царевич Македонии.
– Сын Филиппа? – разом охнула вся деревня.
Улыбка Александра исчезла.
– Сын Зевса, – отвечал он.
Вернувшись к войску, мы узнали скверные новости: афиняне уже пришли к Фивам и обе армии вместе с союзниками из небольших городов преграждали нам путь к Афинам и Аттике.
– Что, если обойти их? – предложил Александр. – И взять Фивы, пока войско будет стоять в поле, ожидая нашего появления с севера.
Филипп блеснул единственным глазом.
– Хорошая мысль, сын.
Мы теснились в шатре царя, склонившись над складным столом, на котором была разложена карта здешних мест. Александр стоял напротив Филиппа, по бокам старого царя находились Парменион и Антипатр. Одноглазый Антигон замер возле Александра. Птолемей и другие Соратники теснились позади него. Я застыл у входа в шатер.
– Но знаешь ли ты путь, каким это может сделать целое войско, да так, чтобы неприятель ничего не заметил? – спросил Филипп.
Еще взглянув на карту, Александр ответил:
– Наше войско велико, нас заметят, какой бы тропой мы ни шли.
Царь кивнул.
– Тогда, – продолжил Александр, – небольшой полк и отряд всадников вместе с одной или двумя фалангами гоплитов могут обойти армию врага и взять Фивы, пока их войско в поле ожидает нашего приближения.
– Это безумие! – взорвался Парменион. – Небольшой отряд не сможет штурмом взять город, ему не по силам даже осадить его!
– У нас будет преимущество – неожиданность, – парировал Александр.
– Ты рассчитываешь, что фиванское войско умрет от страха, едва увидев нас перед собой? – продолжал Парменион.
Никто не усмехнулся. В шатре установилась мертвая тишина.
Нарушил ее Филипп:
– Представим себе, что ты сумел взять город, это несомненный успех. Однако мы не избавимся от войска, стоящего перед нами. С ним все равно придется сражаться.
– А мы станем слабее, – сказал Антипатр. – Потому что лишимся твоего ударного отряда, который уйдет от основных сил.
Александр умолк и только пристально посмотрел на карту, лицо его побагровело от гнева.
– Ну, понял? – мягко спросил Филипп. – Мы должны победить армию в поле. Взятие Фив ничего не решит.
– Понял, – напряженно сказал царевич, не поднимая глаз.
– Тогда вопрос в том, – проговорил Антигон, – где биться с ними.
– И еще – в том, сколько их там, как они организованы? И кто у них командует? – У Пармениона нашлось множество вопросов.