Валерий Большаков - Черное солнце
С этими словами Сихали развернулся и пошагал, не оборачиваясь, не уговаривая, не доказывая, что путь сопротивления — это единственно достойная, а стало быть, и единственно допустимая стезя.
Ропот в толпе усилился, переходя в галдёж. Шурики тоже повернулись и пошли за генруком, демонстративно закинув на плечи трофейные лучевики.
— Орут-то как… — проворчал Тугарин-Змей. — Чисто пингвины…
— Думаете, антаркты пойдут за вами? — спросил Помаутук.
— Не пойдут, и не надо, — холодно ответил Сихали. — Обойдёмся.
— Пойдут, — сказал Купри. — Трусы и слабаки в АЗО не уживаются, им тут холодно.
— Нет, я не то чтобы сомневаюсь, — стал оправдываться чаплан, — просто… Понимаете, обычно народ и сам встаёт на защиту своей родины, его понукать не надо. Но народ ли антаркты? Мы съехались сюда со всей планеты, и только дети наши ощущают связь с землёю Антарктиды, но они малы…
— Кровь и почва? — усмехнулся Браун.
— Да! — развёл руками Помаутук. — Эту древнюю тягу никто пока не отменял.
— Не в том беда, что дети малы, — озабоченно вздохнул Сегаль. — Силёнок у нас маловато, вот где горе… Слыхали про два ледокола? Ерунда, конечно, у нас этих ледоколов с десяток наберётся… Один только электроход, все остальные — атомоходы. Но не крейсера же…
— Подумаешь! — фыркнул Тимофей. — У нас, по-твоему, лучше? Одна боевая атомарина на всё ТОЗО! Плюс плавбазы, плюс рейсовые субмарины, плюс СПБ… Вот и весь флот!
— И с этими силами вы надеетесь победить? — спросил чаплан недоверчиво.
— Мы не надеемся, пастор, — усмехнулся Сихали. — Мы уверены.
На самом-то деле он не был так уж убеждён в победе, но разве можно показывать свои сомнения в роковые минуты? Вождь, он на то и вождь, чтоб вести вперёд, а не топтаться на месте, размышляя, идти али обождать…
Помаутук только головой покачал.
— Ах, как не вовремя эта дурацкая война! — скривился он и сменил тон, облизнув губы: — Я не настаиваю, но… Может, всё-таки попробовать поискать Вальхаллу? Вход туда скрыт под водою и вряд ли глубже сотни метров — старинные подлодки обычно опускались метров на пятьдесят. Вы же океанцы, что для вас такая глубина? А уж если мы овладеем гипноиндуктором, то разом победим все флоты противника! Просто прикажем сдаться в плен, и всё!
— Звучит заманчиво, — хмыкнул Тимофей. — Мы обязательно доковыряемся до Вальхаллы, пастор, только не сейчас. Я же говорил уже — «Новолазаревская», «Молодёжная» и «Мирный» заняты Международными войсками. Пятьдесят пять тысяч космопехов с морпехами, десантников и прочих оккупантов. А по-над берегом барражируют флаеры, а море патрулирует флот… Ясно?
— Ясно, — кротко сказал Джунакуаат Помаутук. — Я подожду.
Четверть часа спустя на Новый аэродром прибыли две сотни добровольцев под командованием Марты и отца Иоанна. Половина из них пришла без оружия, но была полна решимости добыть «то, из чего стреляют», в бою. В поход собрались полярники и с «Беллинсгаузена», и с соседних станций — русские, чилийцы, аргентинцы, уругвайцы, китайцы, поляки, бразильцы, эквадорцы, перуанцы, американцы, немцы. Ныне все они являлись антарктами, ополчившимися против Большого Мира. Кто с однопотоковым бластером шёл партизанить, кто с полуавтоматическим охотничьим карабином, кто и вовсе с электрорезаком.
— Не надо было нас доводить, — пыжилась Вайсс, — тогда б не вывели бы!
— Кто нашу дверь пинком откроет, — хорохорились антаркты, — тот пинка и получит!
— Чада мои, — возгремел архиерейский бас отца Иоанна, — не убоимся!
— По машинам! — разнеслась команда.
Кроме «Голубой кометы», на взлётном поле стояла ещё пара турболётов и большой шестикрылый птеробус.
— Грузимся! — дал отмашку Сихали.
Добровольцы грузной трусцою поспешили к откинутым трапам.
— Эй! — разнёсся вдруг заполошный крик. — Глядите! Налёт!
Браун обернулся в сторону моря. Оттуда приближались два флаера-дископлана. Покружив над станцией Беллинсгаузен, один из них заложил крутой вираж и понёсся обратно, вставая на ребро, а другой заинтересовался копошением на аэродроме. Тимофей облизал пересохшие губы. «Замечательно…»
— Шурики! — рявкнул он. — Сегаль! Купри! Илья!
Димдимыч сперва подрастерялся, но быстро смекнул, чего от него хотят, когда Тугарин-Змей вскинул свой «Биденхандер». Флаер долетел до взлётного поля и решил, видно, попугать антарктов, погонять «пингвинов» — двояковыпуклый диск, белый сверху, синий снизу, вошёл в крутое пике, с глухим свистящим рокотом падая на аэродром.
— Целимся по вздутию боевого поста, — быстро проговорил Браун и крикнул: — Огонь!
Шесть ампул разорвали полусферу-чехол стационарного биопарализатора. Вздутие вывернулось наружу, раскрываясь огненным цветком, прыская метёлочками искр и рдеющих брызг.
Флаер сотрясся, переворачиваясь днищем вперёд, тормозя и закрывая люверсы турбин. Но залп был удачен — плазма повредила один из двигателей, скрытый как раз под боевым постом, и теперь за флаером тянулся бледный шлейф дыма.
С трудом выровнявшись, боевая машина потянула к океану, да, видно, не судьба была — внезапно на днище вспух волдырь и лопнул, разбрызгивая ошмётки пластброни. Флаер закувыркался в одну сторону, спасательная капсула — в другую.
— Пленных не брать! — хохотнул Сегаль.
— Пущай поплавает, — мстительно сказал Белый.
— Авось касатка скушает, и тогда… — пожелал Рыжий.
А уж добровольцы просто выли от восторга, прыгая как дети и хлопая со всей дури по гулким спинам друзей да соседей.
— Сбили! — орали одни.
— На хрен! — уточняли другие.
— Ур-ра-а! — не находили слов третьи.
С улыбкой оглядев свою маленькую армию, одержавшую первую победу, Сихали повторил приказ:
— По машинам!
Вскоре три турболёта, как давеча буревестники, поднялись в небо. Следом, мощно взмахивая тремя парами крыл, взлетел птеробус. Флаинг-машины развернулись носами к полюсу и понеслись, набирая скорость. На войну.
Глава 9
ЛЕДОВОЕ ПОБОИЩЕ
14 декабря, 00 часов 20 минут.
АЗО, Трансантарктические горы.[61]
Гигантские пласты льда в два-три километра толщиной покрывали Трансантарктический хребет почти «до пояса» — горы стояли сурово и нерушимо, закованные в холодный панцирь.
Летом, когда стихали ветра, у их подножий восставала первобытная, немыслимая тишина — ничто живое не могло угнездиться на мёрзлых, продутых склонах. Здесь было царство камня и льда.
Полярной ночью или в долгие сумерки, когда сияет месяц, трудно бывало отделаться от ощущения, что ты перенесён на иную планету.
Так оно и шло до самого начала восьмидесятых годов, когда в Трансантарктические горы пожаловали антаркты-землепроходцы, получившие в надел АЗО и сами себя прозвавшие «льдопроходимцами».
За одну ночь выросли «бумтауны»[62] Тил-Маунтин, Пенсакола, Уитмор, Харлик, Сентинел, Тэйлор-Вэлли. От шоссе «„Мак-Мердо“ — Южный полюс» стали прокладывать ответвление вдоль горного хребта — ровняли бетонной твёрдости заструги, укладывали атермальный настил, втыкали вдоль обочин вешки со светящимися набалдашниками. Работы было — начать и кончить.
Геологи тряслись от жадности, направляя подо льды, в толщу гор, проходческие комплексы с термобурами. По спирали вниз уходили круглые, проплавленные во льду туннели, день и ночь над ними, как над жерлами вулканов, клубился белоснежный или серый пар. Но стоил, ох, стоил тяжких трудов штурм подлёдных недр — нетронутые залежи урана, тория, платины, титана ждали «льдопроходимцев» — и доставались им, как ценный приз, как завоёванный трофей. Наверху минус шестьдесят, сносящий с ног ветер и месяцы нескончаемой ночи, внизу вечная сырость, туман и нечем дышать — антаркты только покряхтывали. Там, где сталь не выдерживает и раскалывается, будто глиняный горшок, человек только крепчает. Или сбегает туда, где теплей и проще. Или дохнет.
Была полночь. Солнце то появлялось из-за ледникового купола, то исчезало за ним. Чёрные вершины гор, подсвеченные сзади и снизу, казались исполинской декорацией к какому-то божественному спектаклю. Турболёт летел со скоростью тысяча километров в час, поэтому панорама менялась с быстротой листания альбома.
Вот солнце появилось между двумя вершинами, и, когда оно зашло за следующую по курсу гору, на одно прекрасное мгновение сверкнул «Меч Господа» — луч необыкновенной чистоты зелёного цвета.
Вот поднялся стоковый ветер, и позёмка на леднике осветилась закатным рябиновым светом, как будто льды охватили протуберанцы бегущего пламени.
Вот между «Голубой кометой» и солнцем простёрся пологий купол, закрывший лишь нижнюю часть светила. Над бело-голубым снежным горбом верхушка солнца запылала золотыми языками огня. А сверху над шаром горящей материи повисли три маленьких тучки, их тонкие края калились огненно-жёлтым сиянием, а внутренние, более плотные части отливали розовато-сиреневым оттенком. Ещё выше по небосклону пролегла полоса ажурных высококучевых облаков, а на севере, в стороне Атлантического океана, густела холодная ночная синева.
