Сергей Волков - Амулет (Потревоженное проклятие)

Первые сто граммов обожгли мои разбитые губы, ухнули вниз, достигли желудка и бесшумно взорвались там, наполнив меня приятным теплым жжением. Виртуозно нарезанный, тончайший ломтик лимона лег на язык, заставил на миг зажмуриться, и уже спустя минуту ужасные события сегодняшнего дня стали бледнеть, отступать на второй план, и жизнь снова стала для меня прекрасной и удивительной. Видимо, искатели испытывали те же чувства: глаза Бориса заблестели, с лица исчезло угрюмое выражение, а Паганель раскурил трубку и блаженно улыбнулся, выпуская дым.

Он налил по второй, и процитировал:

— «Человек был нужен природе лишь как промежуточное звено для создания главного шедевра — рюмки коньяка с ломтиком лимона!» Откуда, кто знает?

Борис глубокомысленно завел глаза, я тоже покопался в памяти, но ничего похожего не вспомнил. Паганель торжествующе улыбнулся:

— Стругацкие, «Понедельник начинается в субботу»!

Борис усмехнулся:

— Не так уж они были и не правы! Ну что, друзья, как говорил космонавт Джанибеков после отделения первой ступени ракеты: «Между первой и второй перерывчик не большой!».

Мы дружно согласились с космонавтом и выпили второй раз. Тепло, концентрировавшееся в области желудка, потекло по жилам, язык, что называется, развязался, и шутливый застольный разговор плавно переехал на чисто мужское обсуждение сегодняшней драки.

Борис, как выяснилось, имел разряд по самбо, и как почти профессионал, похвалил меня за смелость и находчивость. Я, в свою очередь, восхищался Паганелем, не испугавшимся того бандита с ножом. Паганель, раскрасневшийся от коньяка, обьявил, что еще никогда не встречал таких отважных молодых людей, и мы, очень довольные сами собой и друг другом, выпили по третьей.

Коньяк растворил все наши страхи и сомнения. Первое, обвальное, опьянение прошло, откуда-то всплыло здоровое чувство голода, и «лечение» само собой перенеслось на кухню.

На плите пыхтел чайник. Паганель, вытянув ноги, так, что они торчали из-под стола, спросил, ловя вилкой в тарелке соленый опенок:

— Ну, у кого какие соображения? Что будем делать дальше?

Борис, уплетая кирпичеобразный бутерброд с ветчиной, сыром, майонезом и помидорами, прошамкал набитым ртом:

— Фрефагаю… уфроить… зафаду!

Мы с Паганелем хором переспросили:

— Что устроить?!

— Засаду! — Борис отложил истерзанный бутерброд и пояснил: — Судаков, а я уверен, что это был он, нас видел! Меня он может и не вспомнит, но вас, Максим Кузьмич, трудно забыть! Он поймет, что ему теперь надо убирать троих свидетелей…

— Ну и что? — я показал Борису фигу: — Вот он теперь будет кого убирать! Он теперь слиняет с амулетом и деньгами — и привет! Ищи ветра…

Паганель помахал в воздухе вилкой с наконец пойманным грибком:

— Я не согласен! Судаков обязательно постарается нас убить, но — по одиночке, последовательно, так сказать. Сегодня у тайника мы встретились чисто случайно, но он сразу среагировал — натравил на нас бомжей! Не вышло! Теперь он будет осторожнее… Он знает Сергея, он вспомнит меня, он постарается разузнать о Борисе… И я думаю, что нам надо действовать быстро и решительно! Мы должны перехватить инициативу — нам надо дать себя найти!

Я плохо следил за мыслью Паганеля, параллельно думая о оставшемся в бутылке коньяке, поэтому не совсем понял:

— Как же мы дадим себя найти? Выйдем на Садовое кольцо и будем голосовать всем проезжающим белым «Нивам»?

Паганель хитро улыбнулся:

— Все проще, Сережа! Вы забыли, что он знает вашу квартиру! Вас-то он и будет караулить в первую очередь! Боюсь, что уже начал! Сделал слепок с ключа, изготовил отмычку, проник внутрь, и сидит, ждет… Вот тут-то мы и сможем с ним, так сказать, познакомиться поближе!

— Предлагаю сделать это прямо сегодня! — Борис воинственно потряс бутербродом: — Он будет ждать одного Серегу — а мы навалимся всем скопом! Я позвоню ребятам, ну, нашим, которые сейчас в городе, соберем человек десять — и дадим ему просраться!

Паганель строго посмотрел на него, сдвинул брови и неприятным голосом произнес:

— Мне не нравится ваше настроение, Борис! Мы не в казаков-разбойников играем! Зачем впутывать сюда невинных людей? Да, и если мы его поймаем что, будем убивать?

Борис отложил бутерброд, выпрямился, зло посмотрел на Паганеля:

— А вы как думали? Да, мы не в казаков-разбойников играем, это верно! Он же хуже «черного поиска»! Мы его будем судить! По нашим законам! А потом вывезем за город — и привет! Ни одна собака не найдет! Особенно если учесть, что и искать-то никто не станет!

Паганель отмахнулся от кровожадного Бориса, повернулся и посмотрел на меня:

— М-м, Сергей? Как вы думаете, стоит ли нам сегодня ночью наведаться к вам домой?

Я для важности с минуту подумал, а потом решительно кивнул:

— Стоит, Максим Кузьмич!

— Ну стоит так стоит… Но еще раз повторяю — собирать мы никого не будем! Пойдем втроем, осторожно разведаем, что к чему… Да, вот еще что: Леднев очень просил, если мы найдем Судакова, обязательно передать ему. У Алексея Алексеевича есть несколько вопросов к своему бывшему ученику — о вещах из коллекции института… Я предлагаю предупредить Леднева, или даже взять его с собой! Возражений нет?

Возражений не было, и Паганель ушел. Из прихожей послышалось жужжание телефонного диска и его невнятный голос. Я подмигнул Борису, давая понять, что мне и сам черт не брат. Искатель скривился и буркнул:

— Ну и рожа у тебя, Шарапов!

Я непонимающе уставился на него, но Борис ткнул в царапину у себя на скуле, и я вспомнил о собственной разукрашенной физиономии. Мы рассмеялись.

Вернулся Паганель, недоумевающе посмотрел на нас, и сказал:

— Я договорился с Ледневым. Он будет ждать в условленном месте. Операция назначается на четыре утра! Сейчас почти восемь вечера, есть предложение допить коньяк и поспать — опаздывать нам нельзя! Вставать придется в три ночи, иначе не успеем. Я заказал такси.

Мы еще с час просидели на кухне. Пришла Зоя, и с ней целая компания молодежи — трое парней и две девушки, видимо, однокурсники. Они попили чай, погомонили в Зоиной комнате, а потом ушли, и Зоя — с ними, предупредив Паганеля, что собирается на ночную дискотеку и вернется ну о-очень поздно!

Борис поинтересовался:

— Максим Кузьмич! А вы не боитесь отпускать Зою на всякие ночные мероприятия? Мало ли что… Время неспокойное…

Паганель потеребил бородку, подошел к искателю, похлопал его по плечу и сказал:

— Боренька! Я понимаю ваши опасения, но совсем не разделяю их. Я знаю Зоиных друзей, они все — очень порядочные ребята, это раз! Я уверен в Зоином благоразумии — ей уже двадцать, взрослый человек! Это два! Ну и в третих, — Паганель улыбнулся: — Владелец дискотеки, на которую они пошли, бывший парторг нашего института, слишком многим мне обязан, чтобы не обеспечить безопасности моей дочери!

Мы засмеялись и я наполнил рюмки пятизвездочным нектаром…

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

«Смерть — лучшая точка, завершающая историю…»

За окнами было темно. Редкие фонари внизу, на набережной, освещали мокрый асфальт, тусклыми пятнами отражаясь в воде. Я прижался лбом к холодному стеклу, вглядываясь в далекие огни ночной Москвы. Что то ждет нас сегодняшней ночью? Удасться ли наконец поставить точку в этой жуткой истории, отнявшей у меня друга? Или нам всем суждено будет погибнуть, стать жертвами таинственного убийцы, которого его же бывшие коллеги заочно приговорили к смерти? Я сильнее прижался к окну, всматриваясь в ночь.

За моей спиной заворочался проснувшийся Борис. Паганель разбудил нас пару минут назад, деликатно постучав в дверь. Я вскочил, словно бы и не спал, толкнул Бориса, но искатель покидал обьятия сна неохотно.

«Наверняка не выспался и будет всю дорогу ныть!», — подумал я, глядя на взлохмаченного, заспанного Бориса, севшего на кровати.

— Который час? — хриплым голосом спросил он, на ощупь нашаривая джинсы — свет я не включил, решив немного полюбоваться ночным городом с высоты птичьего полета.

— Без двадцати три! Вставай, засоня!

— Ни фига себе засоня! Мы и пяти часов не спали! Да включи же свет наконец! — Борис запутался в своей рубашке и разозлился.

Вечерний коньяк слегка шумел у меня голове, и даже две чашки кофе не смогли вернуть меня в форму. Дурацкие мысли, типа риторического: «Зачем я вчера пил?» появлялись и проподали, а так, в основном, в голове было необычайно пусто.

Мы сидели на кухне, горел тусклый светильник, по подоконнику барабанил дождь.

— Какая мокрая осень в этом году! — вполголоса тоскливо пробормотал Борис, поеживаясь.

— Да уж… — так же тихо ответил я, чтобы что-нибудь ответить и сам понял очевидный идиотизм своей фразы.