Сергей Недоруб - Прорыв реальности
Клава не спеша пошла к другому столу:
— Сейчас, мне тоже надо найти инструмент, я же, как ты, с ножами не хожу. Мне ножницы нужны.
— Давай, а пока я вам покажу свой любимый инструмент краниотом — тупой топорик для откалывания надпиленной крышки черепа. Вы знаете, если у человека череп вскрыт аккуратно, то с мозгом можно делать забавные вещи, а пациент даже не почувствует боли.
— Ублюдки, варвары! — заорал пленный, покрывшись холодным потом.
— Почему варвары, вот посмотрите, маятниковая пила. — Тимур извлек из необъятного баула большой инструмент.
Пила была похожа на миниатюрную болгарку, у которой рабочая часть позволяла использовать не только дисковую пилу, но еще и множество разных насадок, которые Тимур и стал незамедлительно выкладывать на стол.
— Фреза такой пилы не вращается, а совершает колебания с ограниченной амплитудой. В результате обеспечивается высокая безопасность при работе. Во-первых, нет риска поцарапаться, это же ведь больно! Мягкие ткани и волосы не наматываются на ось и не препятствуют процессу обработки костей. Но это уже на крайний случай. А сейчас мы воспользуемся большим ампутационным ножом. Он еще называется хлеборез!
Тимур вытащил, нож очень похожий на обычный мясницкий.
— Он называется хлеборезом, потому что он на самом деле больше, чем ширина стандартного батона, — старательно объяснял Тимур Славомирскому. — Правда, здорово?
Почему-то Владимир Константинович незамедлительно согласился, кивнув в ответ.
— Вот смотрите, мне очень нравится этот трюк! — Тимур положил на стол деревянную разделочную доску, несколько морковин и небольшие металлические скобы.
Он аккуратно разложил на доске морковки веером, как пальцы человеческой ладони, потом с помощью обычного слесарного молотка и набора железных скоб закрепил каждую морковину у хвостика.
— Смотрите, я специально учился этому! — Рымжанов посмотрел на подопытного и взял в руки ампутационный нож.
Быстрыми движениями он стал молотить по морковке, начиная с кончика. Маленькие красные кругляши отлетали один за другим. Пленный, который и так был бледен, теперь позеленел, закрыл глаза и осел на стуле. От падения на пол его спасло только то, что он был прикован наручниками.
— Ну, ты, по-моему, переигрываешь, — сказала Клава, смачивая кусок ваты нашатырным спиртом.
— Подожди, Клава, я еще не закончил. — У Тимура возникла новая идея. — Сейчас я ему хеллоуин устрою.
Он порылся в бауле, достал оттуда бинт и пластиковый флакончик.
— У меня тут краска на всякий случай приготовлена. Я давно к такой инсценировке готовился.
Рымжанов замотал одну руку Славомирского бинтом, обильно полил ее жидкостью, очень напоминающей кровь, и разбрызгал краску по полу. Потом перетянул в плече руку жгутом у все еще бессознательного пациента.
— Давай, приводи его в чувство, — весело сказал он Клаве. — Посмотрим, как он теперь упираться будет.
Славомирский дернулся от запаха нашатыря и открыл глаза. Безумным взглядом он посмотрел на свою руку и простонал:
— Мне не больно…
— Конечно, сейчас у вас болевой шок. Но потом заболит. И даже если вы окажетесь сговорчивым и выйдете отсюда живым, фантомные боли на месте пальцев будут вас все равно мучить. Итак, мы продолжим, или вы все-таки начнете говорить?
— Вы мне руку уродовали, пока я был без сознания? Вы не люди! — По щекам пленного потекли слезы.
— Нет, у вас просто амнезия от болевого шока, — вмешалась Клава. — Так у нас будет разговор или нет?
— Я сейчас лишусь сознания от потери крови, — дрожащим голосом произнес Владимир Константинович, с ужасом глядя на плотно забинтованную руку.
— Я дам вам таблетку, у вас силы появятся, и боль придет гораздо позже, хорошо?
— Дайте, — немедленно согласился пленник, продолжая озираться вокруг.
Клава поднесла стакан воды и красную блестящую пилюлю. Расплескивая воду, Славомирский запил таблетку.
— Итак, — начал Тимур допрос, — что произошло вчера со сталкерами?
— Нам необходимо было форсировать поиск символа. Стало ясно, что вы уже его нашли, но мы были обязаны получить его обратно. Это наше по праву владения!
— Что вы сделали со сталкерами? — повторил Тимур.
— С ними такое делается без труда. Как только они теряют психическое равновесие, из них прет Зона. Вы что, думаете, то, что они пробыли там столько времени, на них никак не сказывается?
— Как именно сказывается? — спросила Клава, голос у нее был строгий и холодный, словно у женщины вообще не было никаких эмоций. — Что происходит?
— Сталкеры — это высшее создание Зоны, это самые главные ее артефакты. Но все дело в том, что они не понимают этого и, как правило, не управляют своими способностями…
Владимир Константинович не замечал, что он говорит спокойно и свободно. Бледность на его лице прошла, и он, казалось, не обращал внимания на свою псевдопокалеченную руку. Психотропное средство, которое ему дала Клава, работало прекрасно.
— Так что вы хотите сказать? Вы знаете все способности сталкеров? — Тимур сел поближе к Славомирскому.
— Не все. Я могу точно сказать, что модифицировать своих, ну, как бы сказать, собеседников в определенной ситуации они могут.
— И что произошло вчера?
— Мы их собрали у нас… у нас, в одном месте, и поработали с ними. Ваш Малахов, насколько я знаю, в курсе, на что способны сильные члены нашего Ордена. Привести несчастного сталкера в неконтролируемое состояние ярости не представляется чем-то сложным. Его начинает так плющить, что он превращает первого попавшегося на его пути человека в неконгруэнтный объект.
— Мы их называем морфами, — добавил Тимур.
— А где вы взяли вчера столько… собеседников, как вы выразились? — спросила Клава.
— Ну и это просто, — спокойно протянул Славомирский. — У нашего Ордена столько, как бы сказать лучше, желающих вступить в него. Молодые люди часто не осознают, что у них нет ни малейших задатков и шансов стать членами Ордена. Но что же, лишать себя такого обширного рабочего материала? Совершенно неразумно.
Пленный за разговором, казалось, забыл и о потерянных пальцах и о страшных пытках и вообще выглядел вполне довольным.
— То есть вы использовали молодых людей как пушечное, вернее, монстрическое мясо? — Тимур возмутился.
— Ну, вы же не думаете, откуда у вас цыпленок в супе, правильно? Для нас все, кто не является настоящим энампом, настоящим благородным вампиром, если хотите — это просто пища. Пища! — Владимир Константинович сделал движение челюстью, словно что-то пережевывал.
— А вы не боитесь, что найдется кто-то, кто и вас сожрет? — Рымжанова разозлила такая аналогия.
— Руки коротки, — сказал Славомирский и осекся, глянув на кровавые бинты.
— Неизвестно у кого. Конечно, тут вы правы, — хмыкнул Тимур. — А что теперь со сталкерами будет?
— Да ничего с ними не будет. Они нам на потом пригодятся. Это не расходный материал, это наше пусть небольшое, но капиталовложение. Отпустят их или уже отпустили. Вывезут подальше от места обработки и выпустят… Мы их на потом оставим…
— А зачем вам эта пирамидка? — задал следующий вопрос Тимур.
— Не пирамидка, а наш символ! Священная реликвия! — вспыхнул от негодования Славомирский.
— Хорошо. — Тимур вздохнул, словно устал от разговора. — Что такого дает вам ваша священная реликвия, кроме морального удовлетворения? Ведь не для охоты на морфов она вам нужна?
— В ней наша сила. Когда мы будем обладать всеми реликвиями, мы будем непобедимы.
Владимир Константинович, произнеся эти слова, преобразился так, словно он уже обладал реликвией и стал непобедимым. Он гордо глянул на своих тюремщиков, расправил плечи и словно шагнул в вечность с высоко поднятой головой.
— Не очень убедительно, — заметила Клава. — Кто вас побеждать-то собирается?
Пленный немедленно сник.
— Сила любого члена Ордена, когда он держит в руках символ, умножается! И если «Кость Канцлера» — это символ верховной власти, то «Зов тьмы» — это основа силы этой власти. А третий… — Тут Славомирский осекся, видимо, даже действие сыворотки правды не смогло заставить выдать великую тайну.
— Если вы о «Хрустальном черепе», то я боюсь, он пропал еще в средние века, и вряд ли его кто найдет. — Клава улыбнулась.
Вампир только сверкнул злыми глазами.
— Такие символы не пропадают, — ответил он, вложив в голос всю возможную патетику. — Прекращайте ваш бессмысленный допрос. Я уже теряю силы и скоро, чувствую, умру.
— Угу, умрешь ты у меня, сейчас! — Рымжанов поднялся со своего места и подошел к Славомирскому.
