Ольга Громыко - Космоэколухи

Несмотря на специфическое оформление, две звезды и вращающаяся вокруг них планета опознались на раз, а для сравнения достаточно было посмотреть в иллюминатор.

– Ну и отлично, – безмятежно заметил Тед, под суровым капитанским взглядом тут же поправившись: – В смысле, мы же и так туда летим. А теперь у нас есть точные координаты высадки.

– В которых кто-то уже угробился, – опасливо проворчала Полина.

– Да мало ли что могло случиться? – Теодор подозревал, что с беднягами случился неважный пилот, а уж их-то транспортнику ничего не грозит. Но из скромности предложил еще несколько вариантов: – Может, просто двигатель сломался, провизия закончилась или эпидемия началась.

– Тогда тем более надо сесть подальше! – пуще прежнего разволновалась девушка. – Правда, Станислав Федотович?

Станиславу куда больше не нравилось то, что потерпевшие не выходят на связь. Это могло означать как поломку оборудования, так и гибель всего экипажа. Сигнал же подает автоматический маяк, который и сто лет может пищать. Из воронки на месте ядерного взрыва.

– Странно, что Павел его не засек, – заметил капитан. – Он же месяц в этом секторе болтался.

– Значит, свежак, – решил Теодор. – Не мог же Пашка просто пролететь мимо и даже нам ничего не сказать.

За время службы в космофлоте Станислав успел насмотреться как на героев, так и на подонков, поэтому не стал это комментировать, а поинтересовался:

– Тед, мы можем лететь быстрее?

– Спрашиваете! – Пилот бросил недопитый чай (после «пробных» блинов основные в него все равно не лезли) и поспешил к пульту, больше не заикаясь про износ движка. Из кресла, в которое Теодор не удосужился взглянуть, в последний миг с истошным воплем выскочила кошка. Нашкодить она там не успела, а может, просто дрыхла в уютной вмятине, но все равно огребла пару сочных эпитетов.

– Будем там примерно через три часа, – сообщил пилот несколько минут спустя. – Можно и через два с половиной, конечно…

– Не надо, – поспешно возразил Станислав, чувствуя натугу в ровном гуле двигателя так же хорошо, как учащенное биение собственного сердца. – И так нормально. Маша, продолжай посылать запрос. Может, они сумеют починить аппаратуру или мы пройдем через область каких-то помех. Как только появится новая информация, немедленно доложи мне.

– А если не появится?

Станислав в этом тоже сомневался.

– Тогда войдем в атмосферу, покружим над источником сигнала и прикинем, что к чему. А там по обстоятельствам. Вениамин, Полина, на всякий случай подготовьте медотсек к приему пациентов.

Команда подтянулась, оживилась и засуетилась – не столько по делу, сколько от предвкушения оного. Островком спокойствия оставался только Дэн, снова занявший навигаторское кресло и смотревшийся там так естественно, будто никуда и не уходил.

Теодор, переключившись на ручное управление, тоже сидел на месте как приклеенный, не выпуская штурвал и параллельно просматривая информацию в вирт-окнах. Вот что-то привлекло его внимание, и пилот, полуобернувшись к напарнику, задал ему какой-то вопрос. Рыжий рассеянно пожал плечами, но потом все-таки ответил, заставив напарника ухмыльнуться, и у Станислава неожиданно посветлело на душе.

А еще капитан вспомнил, что так и не позавтракал. Но на тарелке уже ничего не было, и только по полу к диванчику тянулся масляный след.

– Вот он, – сказал Теодор, укрупняя изображение до максимума.

В долине лежала огромная груда металлолома, искореженного и наполовину вмятого в землю, а вокруг – на внушительном расстоянии – валялись отколотые куски. Видать, со всей дури врезался в планету, а то и взорвался. Не удалось даже определить тип судна, хотя по кое-каким приметам Станислав сделал вывод, что оно человеческое и сошло с верфи еще в прошлом столетии.

– Здоровенный какой! – Полина выглянула в иллюминатор. Из него развалины тоже были видны, транспортник висел аккурат над ними. – Наверное, уйму пассажиров вез… – сокрушенно добавила девушка.

– Может, это военный крейсер был, – предположил Тед.

– Если наподобие «Проповедника», то по штату – тысяча двести семнадцать единиц экипажа. – Станислав снял фуражку. Транспортник помигал посадочными огнями, точка-тире-точка, но картинка внизу не поменялась: ни сигнальных ракет, ни костров, ни беготни с воплями и подскоками.

– Что-то не похоже на свежак, – заметил Вениамин.

Из-за пронзительно-алой растительности, аж сияющей под двумя солнцами, казалось, будто корабль все еще горит, но, когда глаза привыкли к разноцветью, стало ясно, что огромная металлическая туша оплетена лианами, а в одном месте всполошенно кружат над гнездом три существа размером с аиста.

– Выжившие могли уйти с корабля, – без особой надежды сказал Теодор. – Вдруг там радиация или болото.

– Радиации нет, – сверился с приборами Станислав. – Сейчас по крайней мере. И они захватили бы маяк с собой, ведь спасатели будут ориентироваться по нему.

– Может, очень спешили? Две минуты до взрыва и все такое…

– К тому же мы не знаем, как быстро растут эти лианы, – поддержала друга Полина. – Вдруг им одной ночи хватает, чтобы на десяток метров вымахать.

– Птицы гнездо тоже готовым принесли? – Капитан подвигал изображение во все стороны, убеждаясь, что нигде ничего не копошится. Разрешение было неважным, но даже отсюда корабль выглядел проржавевшим насквозь. – Как бы то ни было, осмотреть его все равно надо. Найти и отключить маяк, чтобы не вводил в заблуждение другие корабли, а заодно поискать «черный ящик», судовой журнал или хотя бы на глаз попытаться определить, что здесь произошло.

Транспортник сел на краю долины, километрах в полутора от места аварии. Почва оказалась каменистой и пыльной, пришлось около получаса ждать, пока пыль осядет (ждали бы и меньше, если бы раньше заметили, что осела она преимущественно на стекла).

Идти, после короткого совещания (экипаж столпился у шлюза и так уставился на Станислава, что капитан ощутил себя укротителем, забывшим покормить львов перед выступлением), решили все вместе.

– Как там за бортом? – поинтересовался Вениамин.

– Терпимо, – Станислав снова развернул сводку, – но скафандры придется надеть. Всего сто тридцать четыре градуса тепла… Маша! С каких это пор мы используем шкалу Фаренгейта? (Искин хихикнул, намекая, что с тех самых, как ему вздумалось разыграть капитана, но цифры исправил.) Ага, плюс пятьдесят семь, сила тяжести – ноль девять десятых, сильный ветер, уровень солнечной радиации не критический, но высокий. Воздух пригоден для дыхания, однако разреженный, и в нем лишь восемнадцать процентов кислорода, душновато будет с непривычки. К тому же планете присвоен индекс опасности «два», здесь водятся мелкие хищники и кровососущие паразиты.