Дмитрий Силлов - Кремль 2222. Петербург
Но тут щупальца немного ослабли, и я понял, что стою на коленях перед вожаком «забетонированных».
Я.
Стою.
На коленях.
И ничего не могу с этим поделать, потому что мое тело больше не слушается меня.
Мужичок криво усмехнулся.
– Ты просто не с тем связался, хомо, – сказал он.
А потом я увидел, как к моему подбородку стремительно летит носок кирзового берца.
Удар…
Вспышка боли…
Тьма…
* * *Холод. Воняет прелой соломой, горелым жиром, дерьмом и дешевым сапожным кремом. А еще тянет сыростью и ржавчиной. Можно даже не открывать глаза, чтобы понять – это подвал, оборудованный под тюрьму, или тюрьма, оборудованная в подвале. Угу. Если я генерирую псевдомудрые афоризмы, значит, я уже пришел в себя и можно открывать глаза.
Можно, но не хочется. Потому, что я и так знаю, что увижу. Пропитанная старой мочой солома вместо подстилки, загаженная бадья вместо параши, ржавые решетки на окнах и какой-нибудь долбодятел в качестве вертухая.
Послышался вздох, потом лязг, будто кто-то дослал патрон в патронник. Не, глаза надо открывать точно, а то пристрелят еще, а я и не увижу процесса. Обидно помирать вслепую – как-никак, событие значительное, случается лишь раз в жизни.
Правда, сделать это было проблематично: голова буквально раскалывалась на части, глазные яблоки ломило изнутри, плюс тошнота – верные признаки сотрясения мозга. Но я все-таки поднял свинцовые веки, дабы удостовериться, что не ошибся.
И я удостоверился.
Все, как и предполагалось. Бревенчатый подвал, слегка подсвеченный чадящей жаровней с жиром. Узкие окошки с решетками. Клетка со мной внутри. И, само собой, долбодятел с автоматом. Тот самый разговорчивый мордоворот, получивший под дых от начальства и, вдобавок, схлопотавший наряд вне очереди по охране меня. Сидит себе на кривом табурете, сверлит меня недобрым взглядом, автомат гладит с намеком, мол, дай только шеф волю, так я тебя, гада, мигом в дуршлаг превращу.
Как ни было мне хреново, но я нашел в себе силы усмехнуться.
– Чего лыбишься, сволочь? – осведомился мой бдительный вертухай. – Весело тебе в клетке?
– Да так, забавно смотреть, как ты ствол наглаживаешь, – отозвался я, с трудом ворочая языком. – Чувствуется тренированная рука. Плохо у вас там в бункере с бабами, да? Или просто они тебе не дают и приходится обходиться подручными способами?
Мордоворота аж приподняло от ярости над его табуреткой. Вскочил, ППС вскинул, на меня наставил, шипит:
– Да я тебя щас… Да я с тебя за это спрошу по полной! Ты мне, тварь, за базар свой гнилой ответишь!
Я приподнялся на локте, потом откинулся на заднюю стенку клетки. Холодные прутья коснулись затылка. Кайф… То, что надо. А еще надо, чтобы этот придурок клетку открыл. Дальше уже, несмотря на мое состояние, дело техники. Главное, чтобы сотрясенный мозг не подвел, когда я начну действовать. Жаль только, что какая-то сволочь меня разула, берцы мои навороченные слямзила. Значит, придется бить с ноги, сильно загибая пальцы кверху, чтоб не переломать их ненароком.
– Не, мордатый, – лениво сказал я. – Не получится. Спрашивалка еще у тебя не выросла. Потому ты свой автомат на посту и теребонькаешь, вместо того чтобы службу тащить.
Главное, конечно, чтобы он не психанул и стрелять не начал. Но я рассчитывал на то, что пристяжь этого Марда боится его как огня, – я б, например, на удар под дых отреагировал адекватно, вне зависимости от того, кто мне его нанес. А этот стерпел, даже не вякнул. Значит, босс для него что-то вроде бога, от которого можно получать полновесные трендюли и считать это наказанием за прегрешения, а не поводом дать в морду.
Но, похоже, я слегка переборщил с раззадориванием охранника. Даже при тусклом свете жаровни было видно, как побелела от ярости его морда. Видать, насчет баб это я за живое задел. Трусов девчонки не любят, а этот долбодятел, видать, был не из храбрецов, даром что плечи не во всякую дверь протиснутся.
– Разговорчивый, значит, – прошипел он, а сам аж трясется от ярости. И хочется ему меня пристрелить, и страшно – знает, что шеф с него три шкуры спустит.
– Ага, типа того, – хмыкнул я, внимательно следя за стволом автомата и пальцем мордоворота, дрожащим на спуске. Но до стрельбы дело не дошло. Вертухай мой справился с эмоциями, закинул автомат за спину и молча направился в темный угол. Интересно, что он там забыл?
Ах, вот оно что… Мордоворот вышел на свет, держа в руках железный лом.
– Ты, небось, решил, что я клетку открою? – ощерился он, показав остатки гнилых зубов. – Щас тебе. Но разозлил ты меня сильно. Поэтому выбирай. Или ты сейчас руку на пол положишь, я один раз долбану по ней – и сиди дальше. Или я тебе ломом все кости переломаю, а Марду скажу, что ты бежать пытался. Меня за куртку поймал, к прутьям прижал, ключи требовал, задушить пытался, я защищался как мог.
Неплохо придумано. С учетом того, что клетка размером два на два, при определенной сноровке угроза вполне осуществима.
– Да ладно тебе, чего ты, – примирительно сказал я. – Я ж пошутил.
– И дошутился, – рыкнул мордатый, почуяв слабину. – Короче, я до трех считаю. Или руку кладешь, или не обессудь. Раз, два…
– Ну, блин, ну на фига тебе это надо, – протянул я, кладя кисть на грязный пол, поближе к прутьям.
– А чтоб ты в следующий раз думал, с кем связываешься, – вновь ощерился вертухай, примериваясь, как бы ему половчее нанести удар. – И не вздумай дергаться, я острогой рыбу в озере на раз бью.
Просунул он кончик лома меж прутьев и долбанул, как копьем, вложив вес всего тела.
Попади такой удар мне по кисти, ходить мне с изуродованной рукой по жизни. Но не для того я спектакль разыгрывал, чтоб стать инвалидом в этом подвале. Мордоворот, похоже, был уверен, что быстрее него только пуля. Но – ошибся. Одно дело снулых сомов-мутантов мочить в мутной луже, и совсем другое пытаться искалечить человека, готового к подобной пакости.
В общем, лом лишь выбил крошку из бетонного пола. Я же, отдернув руку, перехватил лом и дернул его на себя.
Но мой ход не удался. Я рассчитывал, что вертухай от рывка не устоит на ногах и приложится башкой о прутья, тут я его ломом и доработаю. Но, похоже, мордатый был готов к чему-то такому и, вместо того чтобы хлопнуться ряхой о перекрестия криво сваренных арматурин, устоял на ногах и, в свою очередь, дернул лом на себя.
Несмотря на то что меня неслабо вело в сторону (сотрясение, как-никак), я стальную палку из рук не выпустил. Наоборот, вцепился в нее изо всех сил, уперся ногой в прутья и тянул, тянул, тянул, рыча и матерясь так, как умеют только русские люди, борющиеся за свою жизнь.
Некоторое время ситуация была патовой. Силы у нас оказались примерно равными, но все-таки мордоворот был потяжелее меня килограммов на пятнадцать, да и по голове его наверняка сильно не били в недалеком прошлом. В общем, я почувствовал, как на меня с новой силой накатывает дурнота, и осознал, что еще пара секунд – и я больше не удержу эту чертову железяку…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});