Сергей Кусков - Золотая планета

…Если только моя единственная и самая лучшая подруга явится…

— Слышь, император! — Вперед вышел сам Толстый. Ба, какими судьбами? — Слышь, ты! Мы тебя предупреждали, чтобы вел себя тихо и не выпендривался?

— А кто ты такой, чтобы предупреждать, что мне делать, а что нет? — занял я позицию «рогом в землю». Пока сойдет.

— Слышь, ты! Русская сволочь! — начал один из холуев, — Че, приступ немотивированной храбрости?..

Но Кампос его резко одернул:

— Тихо! — и уставился на меня пронизывающим взглядом.

Толстый, в отличие от своих тупоголовых дружков, дураком не был. Да, его поведение насквозь пронизано быковатостью, но это — единственный стиль поведения, доступный ему, он с детства привык к нему. Сам же по себе он человек умный и рассудительный. Относительно умный, конечно. Но это вдвойне страшно, учитывая претензии. Он подражает улице, подражает криминалу, оставаясь внутри прохаванным интеллигентом, талантливым управленцем без стыда и совести. Иначе бы не учился в этой школе.

— Слышь, Шиманьский, ну и чего тебе нормально не жилось? Чего тебя все время на подвиги тянет? — тихим голосом спросил он, оставив в стороне «уличную» браваду.

— Не люблю, когда всякие уроды меня жить учат, Бенито! — честно ответил я, нахально улыбаясь.

Теперь дуэль. Кто не выдержит первым. Проиграю в любом случае я, но цель — дать в рожу Толстому — того стоит.

Я не выдержал. Просто знал, что будет дальше, и потому прыгнул первый. Так у меня есть преимущество первого удара — бью куда хочу и как хочу, правда, при этом теряю моральное право утверждать, что это не я начал драку, ведь получается, что ее начал именно я… Но в задницу это право!

Я промахнулся. Удар получился слабее, чем хотелось. На роже у Кампоса останется всего лишь небольшой синяк, да и тот быстро пройдет. Дальше на меня навалились. Со всех сторон. Я еще успел нанести несколько ударов, не глядя, в разные стороны, а потом…

…Потом меня долго-долго месили. Били не сильно, не зря же у них был «военный совет» вместо пары. Все предусмотрели и рассчитали! Но месили колоритно. Ногами, с шикарным замахом. Если бы такие удары проводить в полную силу, я бы уже давно был трупом. Тоже играют на публику, скоты!

Но и так пришлось несладко. Лицо затекло, на губах явственно ощущался привкус чего-то липкого и соленого. Толстый, как и положено лидеру, стоял рядом и что-то говорил «мне». Для толпы, естественно, я его просто не слышал.

…Ярость пришла тогда, когда понял, что проваливаюсь в беспамятство. Но это была совсем не та ярость. По ощущениям она напоминала мне котеночка. Я чувствовал себя эдаким маленьким злым задиристым котеночком, тогда как в день, когда они отступили, был грозным тигром. Даже в беспамятство не провалился — так, немного взревел, вскочил, бросился на Кампоса…

…И повис на руках его дружков.

Они снова навалились — скрутили, вывернули руки, не давая пошевелиться. Я ревел и выл еще минут пять, что-то орал, но двигаться не мог. И лишь тогда, когда ярость ушла, оставив после себя трясущиеся в судороге конечности и ощущение полного опустошения в душе, когда я безвольно повис на руках, в голос плача, вперед вышел Толстый:

— Вот видишь, Шиманьский, и на тебя управа нашлась! И ничего ты больше нам не сделаешь! — Он с силой ударил под дых.

Я судорожно задвигал ртом, пытаясь вдохнуть воздуха, но ничего не получалось.

— Ай-ай-ай! Наш великий император плачет! — обратился он к публике. Я чувствовал, как слезы текли и текли по лицу безостановочно. Сами по себе, я их не контролировал. — Как работать языком — он герой! Император! А как отвечать за базар — сразу нюни пустил!

Снова удар.

— Может, попросишь прощения? Извинишься? За плохое поведение? А? Я тебя прощу! Чего молчишь?

Толстый подошел вплотную и наклонился к моему лицу. Дружки ослабили хватку, давая мне возможность наконец-то вдохнуть.

— Давай, Шиманьский, извиняйся! Мы все тебя слушаем! — Затем встал и отошел в сторону, всем своим видом показывая, в каком он нетерпении.

Унизить меня решил? А вот не выйдет, парниша! Я, превозмогая боль во всем теле, смог выдавить:

— Идддиии наааахх…

Толстый взревел, словно раненый бык. Удар. Еще удар.

Удары посыпались на меня градом! Он бил меня кулаками, как грушу, по корпусу, по лицу!.. Остервенело, осатанело, вымещая накопившуюся злость…

…Очнулся я на земле, лежа на спине. Надо мной нависал, заслоняя «дневной» свет, Кампос. Вокруг стояли дружки, как бы пресекая возможную попытку убежать. Я же не мог шевелиться, какой там бегать! Даже ползти не мог!

Бенито имел серьезный вид, серьезнее некуда. На его лице не было привычной насмешки над поверженным противником. Да, он сегодня победил, но все еще меня опасался. Типа уважал, как достойного соперника? Скорее всего. А это хуже, чем если бы презирал, — последствия иные. Медленно, растягивая слова, проговорил:

— Значит, слушай сюда, Хуанито! — Последнее слово он выплюнул с издевкой. — Я сегодня добрый. Живи. Но учти, это — последнее предупреждение. — Он тоже сделал паузу, обернувшись к публике, которой скопилось уже человек шестьдесят. — Еще один косяк с твоей стороны, и ты больше не будешь здесь учиться! Я слов на ветер не бросаю. Все понял?

Я многозначительно молчал, показывая этим свое к нему отношение.

— Я тебя предупредил! Все, пойдем.

Он махнул рукой и пошел в сторону города. Его дружки, перебрасываясь ехидными шуточками, направились следом.

Толпа, стоявшая вокруг, потопталась еще некоторое время, глазея на избитого меня, а затем медленно начала расходиться. Через четверть часа вокруг никого не осталось.

Я нашел в себе силы доползти до стены и облокотился, переводя дух, пытаясь прийти в себя.

— Ну сколько тебе говорить, Хуанито, да не связывайся ты с ними! — Рядом, тяжело вздыхая, присел Хуан Карлос. — Как маленький! Что, трудно было промолчать?

— Ненавижу уродов! — только и смог выдавить я. Объяснять что-то такому приспособленцу, как он, бессмысленно. Тем более сейчас.

— Ладно, держи вот… — Он протянул платок. — И вот. — Из его рюкзака появилась бутылка с водой. — Это от Николь. Она сообразительная. Сбегала.

— Та девушка? — оживился я. — Новенькая?

— Забей на нее! На нее виды у Толстого! — убито ответил он, отводя в сторону глаза.

— ?!

— Потом сам все спросишь и поймешь. Об этом вся школа знает. — Хуан Карлос снова вздохнул. — Ладно, император, вытирайся и вставай, пошли! Мне тебя еще до дому тащить, а это неблизко!..