Раб и меч - Сэм Альфсен
– Так кто виноват в том, что Сония оказалась в таком положении? Разве Сония так слаба? Разве Глухое море не окружает Сонию со всех сторон, что делает её практически неуязвимой? Разве у Сонии нет своего войска, чтобы отстоять границы? Так почему ежегодно непомерные суммы уходят на ведение войны, которая выгодна дарвельскому императору, но не выгодна никому в Сонии?
Пьяные патриции понимали, что должны возразить. Выкрикнуть что-нибудь, попытаться заткнуть рабу рот или хотя бы бросить в него чем-то, чтобы он заткнулся сам. Однако каждый из них задумался: а что было бы, не плати они огромные налоги на содержание армии? Что было бы, если бы их сыновья не рисковали жизнями на бессмысленной войне? А самое главное…
– Так по чьему наитию Сония до сих пор продолжает поддерживать Дарвель? – не скрывая довольной усмешки, ещё громче спросил Нуска и развёл руками.
Взгляды патрициев метнулись к королю. Умом аристократы понимали, что от влияния Дарвеля так легко не избавишься, но их пьяные мысли с удовольствием плыли по руслу, в которое их направил Нуска.
Однако Октавий был не просто миловидным молодым королём. Он был достаточно умён, образован и закалён в светских словесных схватках. Поэтому он поднялся и, сверля убийственным взглядом своего раба, заговорил:
– Всё это мой раб говорит, потому что не хочет предавать Скидан. Следуя нашему предыдущему разговору, представьте, что вам пришлось бы прислуживать чужой стране. Я верю, что ни один из вас не согласился бы предать Сонию. Однако здесь и сейчас я требую от своего раба повиновения. Я хочу, чтобы он сделал выбор и стал полноправным членом сонийского общества. Как король Сонии Октавий я обещаю, что пожалую своему рабу статус полноправного гражданина взамен на информацию, которая поможет наконец закончить войну. Мой раб Нуска, я освобожу тебя, если ты выполнишь приказ.
Патриции зашумели, зашептались. А сердце Нуски похолодело. Это… было немыслимо. Ни в одном сонийском законе не говорилось о том, что рабу может быть пожалован статус гражданина, однако Октавий пошёл на риск, веря, что Нуска согласится на что угодно ради свободы.
Возможно, Нуска действительно согласился бы, не стой на кону судьба Скидана. Однако Нуска вдруг понял, что как бы сильно он ни желал свободы, он не способен пойти на это.
Впервые за последние три года Нуска почувствовал себя частью чего-то большего, а не оторванным ломтём хлеба в миске супа. С тех пор как появился Риннэ, в сердце Нуски зародилась надежда на то, что он сможет вернуться домой. Он – часть Скидана. И он не предаст Скидан ни ради спокойной жизни, ни ради статуса. Ему это не нужно. Ему нужен дом.
«Либо сейчас, либо никогда. Время решать. Либо я соглашаюсь с требованием короля и продолжаю свою никчёмную жизнь здесь, в тиши и безопасности, либо ставлю на кон свою жизнь ради сомнительной надежды на то, чтобы вернуться в Скидан».
Как же громко стучало сердце. Как же тряслись руки и горела спина. Рабское клеймо на позвоночнике вопило о том, что нужно упасть на колени, покаяться и исполнить приказ.
Нуска вспотел с головы до ног. Он метался вдоль стола и видел, как его медленно окружает подозванная Октавием стража. Ещё минута – и его схватят, отправят в темницу без разбирательств. Король никому не позволит подрывать свой авторитет.
Нуска должен ответить. Сейчас. Он должен исполнить свой план. Второго шанса у него не будет.
Голос Нуски дрожал и срывался. Он походил на прихлопнутого сандалием мышонка. Тело противилось тому, что делал и говорил Нуска. Тело кричало об опасности, что за эти действия он получит сотню ударов хлыстом. Но Нуска уже решился.
– К сожалению, король Сонии Октавий, я вынужден отказаться. Потому что не в моих интересах прислуживать трусам. Я отвечу всем вам, почему же Сония до сих пор находится в лапах Дарвеля. Потому что Дарвелю, как и мне, известен секрет сонийского короля…
– Стража! Стража! Сейчас же сковать скиданского раба!
Но Нуска был неуловим для неповоротливой сонийской стражи. Он ловко вывернулся, замедлил течение времени, чтобы подскочить к королю со спины и сомкнуть руки на его горле. Все присутствующие на пиру патриции завопили, повскакивали со своих мест, но Нуска шикнул на них и продолжил говорить:
– Ваш король – самое никчёмное создание, которое я встречал. Он боится не только врагов и Дарвеля, но и собственных слуг. Он боится презрения и осуждения. Он готов отдать свою страну на растерзание, лишь бы не подставляться под удар самому. Но и вы все хороши, ведь следуете за таким королём. Так что вы скажете теперь? Пойдёте ли за ним, узнав правду?
Вместо того чтобы придушить или скрутить короля, Нуска, наоборот, отпустил его, а затем схватился за его одежды. Октавий громко вздохнул и закричал, но было поздно. Красная тога взметнулась вверх знаменем и упала вниз, словно в секунду потухший костёр. Совершенно нагой, Октавий стоял перед патрициями. Никого в Сонии не могла смутить нагота, никто не придал бы этому случаю никакого смысла, будь Октавий…
– Что?!
– Как такое возможно?!
– Октавий разве…
– Женщина? Нет, не женщина, но и не…
– У него есть мужские органы, но и женские…
– Так вот зачем ему понадобился лекарь по половым болезням.
– И он никогда не раздевался в термах.
– Если Октавий не мужчина в полном смысле, разве может он быть королём?
Все были в ужасе. Разговоры не смолкали. Стража была обескуражена не меньше, чем и гости. Никто из них не видывал подобного раньше. Честно говоря, и сам Нуска столкнулся с таким впервые. Было подло вот так выставлять напоказ слабости короля, но разве и сам король не поступил подло? Разве он не был так занят сокрытием своей тайны, что совершенно позабыл о своих подданных?
Октавий осел на пол и со всем усердием закутывался обратно в тогу. Самостоятельно надевать её он не умел, а потому смог лишь обмотать длинную ткань вокруг тела. С его языка срывалась ругань, с ресниц – слёзы. Он был в отчаянии. Октавия действительно могли отдать под суд и казнить, если бы решили, что он выдавал себя за мужчину и правил незаконно.
Но это уже не касалось Нуски. Он не мог взять на себя ответственность за сонийский народ, за другую страну, за чужого правителя. Поэтому лекарь присел рядом с Октавием на корточки и, поймав его полный ненависти взгляд, сказал:
– Теперь у вас достаточно поводов для того, чтобы наконец начать разбираться с проблемами не только в своей спальне, но и в своей
