Замок. Веретено. И Бесконечная ночь - Александра Хартманн
Оберег догонял, каменные своды сотрясались от тяжелых ударов об пол деревянных лап. Птица-фиантен светилась ярким светом, но как же я желала сейчас, чтобы со мной был кинжал и мои верные совы. Краем глаза различаю неясные очертания высоких стеллажей и потемневшее серебро древних фолиантов. По всей видимости это была библиотека. От быстрого бега грудь разрывалась, наконец, ноги предательски запутались в длинной юбке и рухнула на каменный пол. И тут же деревянная морда нависла надо мной.
— Поди прочь!
Волк все ближе, теперь я различаю каждый рубец на длинном теле, в нос ударяет запах сгнившей древесины и болота. Красные глаза пронзают насквозь, и спазм сдавливает горло, а сердце замедляет стук, все вокруг тонет во тьме.
— Элая! — нежный голос зовет меня. Поворачиваю голову и вижу ЕГО. Он стоит спиной к солнцу, и лицо тонет в сгущавшихся сумерках сада. Бросаюсь к нему, чтобы скорее оказаться в горячих объятиях.
— Почему ты пришел? — шепчу, задыхаясь от счастья и вслушиваясь стук родного сердца в груди. — Ведь завтра мы венчаемся.
— Завтра, — вздыхает ОН, смеясь чуть слышно, — это так долго. Так долго до того момента, когда я смогу назвать тебя своей женой, моя бесподобная Эля!
Замираю, боюсь дышать. Хочу, чтобы эти секунды длились вечность. Тихий закат, упоительная сладость душистого сада, журчащий фонтан за розовой аллеей. И это счастье. Невыносимое.
— Ты счастлива? — спрашивает ОН, слегка целуя мои волосы.
— Да, — слетает с губ ответ. Но тут же мрачная мысль пробегает перед глазами, как бы смазывая яркие краски этого чудесного вечера.
— Что такое, любовь моя? Ты хмуришься.
И я читаю в глазах моего жениха тревогу. Хочу промолчать, но он не дает отвести взгляд.
— Скажи, что тревожит тебя, — требует настойчиво, сжимая пальцами мой подбородок.
— Даже не знаю…, — говорю, чуть помедлив. — Просто Ареса… Она стала такой странной. Мне кажется, она заболела.
Укол тоски и беспокойства пронзают сердце. Я так отчаянно хочу, чтобы Ареса была счастлива, чтобы она вновь стала прежней: веселой и беззаботной.
— Ну же, не хмурься, — и меня снова прижимают к крепкой груди, — я уверен, что Ареса поправится.
— Я бы отдала все на свете, лишь бы она была счастлива… — шепчу, вслушиваясь в удары сердца: тук-тук-тук.
— Пошел прочь! — последовавший за этим ревом ослепительный свет пробился даже сквозь мои плотно сомкнутые веки.
Делаю глубокий вдох и прихожу в себя. Все тот же темный свод, ряды книг, в ногах различаю очертания высокой худой фигуры, облаченной в длинный темный балахон. Сквозь сумрак постепенной проступили и черты лица. Такие же тонкие и подвижные, как и тело. Это был юноша, от рук которого исходил тот самый ослепляющий свет.
— Тебе не место здесь! — голос, глубокий и сильный, совершенно не сочетался с наружностью юноши.
Деревянный волк, неотрывно смотревший на него, медленно отходил все дальше и дальше, пока полностью не исчез в темноте коридора.
Потрясенная и сбитая с толку, я все продолжаю лежать на ледяном полу, все еще не веря в то, что смогла избежать гибели. Юноша не сразу опустил руки, еще несколько минут продолжая всматриваться и вслушиваться. Наконец, глубоко вздохнув, он поспешно надел темные перчатки и перевел на меня взгляд, таинственный и глубокий, словно магический шар. С секунду он пристально изучал меня, и вдруг совершенно неожиданно запустил руку в волосы и смущенно расхохотался.
— Ну и волчище! Жуть! Не зря Учитель предлагает убрать этих страшилищ и заменить их более совершенными оберегами. И я совершенно с ним согласен. Что за морды! А лапищи! Какие-то гнилушки, а не обереги, Хромус мне свидетель! Ну и холодина здесь! Поднимайся скорее с пола, иначе можно простудиться!
Я во все глаза смотрела на этого болтающего без умолку паренька в черном балахоне и копне медных волос на голове, которые он без конца теребил то одной то другой пятерней.
— Честно говоря, помещение здесь очень холодное! — продолжал веселый рыжик, не дав мне возможности открыть рот. — На мне четыре пары носков! Только представь! Четыре пары!
И нисколько не стесняясь, парень торжественно приподнял полы балахона, из-под которого показались тонкие худые ноги, обутые в довольно потертые ботинки и полосатые толстые носки, украшавшие их многочисленные дырочки, говорили о том, что парень совершенно не умел бороться с молью.
— Кхм, да… — только и успела выдавить из себя.
— Я так скажу, конечно, хранить древние рукописи и фолианты- дело ответственное и почетное, и я благодарен Учителю. Я так и сказал Его Мудрейшеству, что, мол, я, Клод Клейториус, благодарен всем сердцем, что из всех учеников Академии, именно на меня пал жребий, стать хранителем этого сокровища! — парень махнул рукой в сторону книг. — Но все же, да позволит Совет профессоров, я бы желал иметь в распоряжении хоть небольшую печечку. И что, ты думаешь, они мне ответили?
Клод замер, явно ожидая от меня ответа. Я неуверенно помялась, не веря, что мне наконец-то дают вставить слово.
— Э… Они разрешили?
— Ха, а вот и нет! — взревел от радости парень, хлопнув в ладоши с такой силой, что несколько свитков упало с полки. — Так и сказали, что мол, ты Клод, несомненно, ценный ученик, но древние книги дороже! Вот и приходится обходится носками, шалью, перчатками, и пить литрами горячие настои, от которых тянет в сон. А ведь в моем то деле спать — ни-ни, нельзя! Есть сроки, и я должен их выполнять!
Клод говорил и говорил, уводя меня в глубь книжного лабиринта. Вскоре показался большой стол, сверху-донизу заваленный всякой всячиной. Тут рядом с раскрытыми свитками лежал ворох бумаг, исписанный мелко-мелко быстрым почерком, различные фигурки птиц и зверей, пухлый том, на котором было нацарапано «Большой словарь древних символов и знаков». Чуть поодаль стояло множество грязных кружек и чарок, под столом в обилии рассыпаны крошки.
— О, прошу прощения, не успел убраться! — виновато заулыбался Клод, бросаясь к бардаку и принимаясь шумно убираться. — Я, знаешь ли, люблю порядок!
Совершенно измотанная произошедшими событиями, я опустилась в стоящее рядом мягкое кресло и стала молча наблюдать за суетившимся парнем.
— У ученных людей все должно быть разложено по полочкам. Иначе, одна маленькая ошибочка, один неверно понятый смысл древнего символа — и все, перевод неточный, или вообще неверный! А что такое исказить смысл древней рукописи? Это же серьезное преступление! На моих плечах лежит груз колоссальной ответственности
