Несущий Свет - Антон Булычов
«Вряд ли только из-за этого», – подумал Парин. Но вслух спросил:
– Но зачем думать о том, что не произойдет?
– О, мой маленький зайчик, потому что за тридцать лет службы в армии я убедился, что чаще всего происходит то, что никогда не произойдет! – Парин ожидал улыбки, но, видимо, зря. Этот человек, похоже, всегда говорил шутки серьезно, а серьезные вещи с улыбкой. Либо же он не шутил, когда говорил эти вещи. Тогда он просто псих.
– Почему вы зовете меня зайцем? Считаете трусом?
– О, как ты любишь колоться, мой зайчик! Сперва оскорбил кунгента, пусть с ним пребудут боги, теперь отказываешься от прозвища, данного мной! В твоей жажде уколоть есть что-то от ежика! Если тебя ткнуть немного палочкой, ты сворачиваешься и выставляешь во все стороны колючки, совсем как ежик! Так что отныне нарекаю я тебя зайцеежиком! Следуй же за мной, мой маленький зайцееж!
С этими словами Ацелий пошел быстрее, оторвавшись от них. Парин попробовал догнать его, но, устав, опять привалился к стене. Спустя сорок минут их нашел очередной солдат тактического корпуса и сказал, куда нужно идти, чтобы перехватить претор-легата.
Так прошел весь день. Парин пытался поспеть за вздорным стариком, страшно уставая и постоянно чувствуя слабость. Благо двое солдат неотступно следовали вместе с ним. Одного звали Карин, второй откликался только на прозвище Пенек. Это прозвище, как и многим другим, дал ему претор-легат. От солдат Парин узнал, что он всех называл разными прозвищами. Почему прозвища были именно такими, не знал никто. Кто-то из солдат тактического корпуса гордился ими, как Пенек, кто-то стеснялся и злился. Карин относился к своему прозвищу «змейка» спокойно. Сам Парин решил тоже не обращать внимания больше на зайцеежа, которое, похоже, теперь пристало к нему на всю жизнь.
За день они посетили еще две казармы и пушечный двор. Везде Ацелий задавал массу вопросов, порой абсолютно неожиданных, осматривал все и давал несколько распоряжений. Распоряжения часто были еще неожиданнее вопросов. Но Парин начал замечать систему. Первые вопросы всегда выводили из равновесия собеседников, чаще всего они касались личных вещей, затем следовали уже вопросы более существенные, об общем положении дел. Похоже, это было нужно для того, чтобы во время допроса солдаты, мастера-оружейники и смотрители складов были честнее. Ведь если ты ошарашен вопросом о том, всегда ли выглядишь так, будто провел только что несколько часов в обнимку с аллигатором, целуя его во все запрещенные законом Одина и здравым смыслом места, то вряд ли ты потом будешь скрывать недостачу муки на складе. Ты ответишь честно, пока в голове у тебя крутится образ любвеобильного аллигатора. Честно говоря, Парина этот образ мучил до самого вечера.
Распоряжения же Ацелия можно было обобщить фразой – гарнизон должен быть готов ко всему, даже к нашествию разумных лошадей, чьи неразумные собратья вымерли более четырех веков назад из-за ошибки человеческих магов, и потому они хотят сделать со всеми магами такое, о чем в приличном обществе говорить неприлично. Этот образ преследовал Парина и на следующий день. Претор-легат вообще был щедр на столь шокирующие сравнения. Этим он и поддерживал свой статус самого большого чудака в войсках. Зато в случае, если одна из этих бед случалась, все говорили о том, какой умный у них претор-легат. Впрочем, чувство гордости длилось недолго, снова сменяясь раздражением. При этом, как заметили Карин и Пенек, Ацелий был столь часто прав, что магам пора было бы бояться разумных лошадей…
Системы в том, как Ацелий раздает прозвища, Парин пока не увидел. Но за этот день он и правда поверил, что такой человек мог совершить революцию в тактике имперских легионов и заставить всех следовать этой новой тактике. В течение дня он расспрашивал Карина и Пенька об их начальнике, и если Карин отвечал немногословно, то Пенек обожал поболтать. Он рассказал массу информации обо всем – о себе, о корпусе, о городе, о Карине, на что тот недовольно ворчал. Ну и, конечно же, очень много Пенек говорил про Ацелия. Оказалось, что шутка про пьянство по понедельникам вовсе не шутка. Дело в том, что Ацелий был женат и жену очень любил, детей у них не было. Умерла она пять лет назад, в понедельник. Поэтому претор-легат теперь отмечает каждый понедельник неумеренными возлияниями. Парина сразу предупредили, что должность адъютанта обязывает его составить компанию Ацелию в эти сложные для него дни. Отказавшись участвовать в такой попойке, последний адъютант и потерял свое место. Парину это сильно не понравилось. Так как он не общался с другими оруженосцами, то и в их пирушках-попойках не участвовал.
Второй день на адъютантской службе проходил так же. Претор-легат оставил Парину в сопровождение только Пенька, но сегодня ему требовалось уже не так часто отдыхать. С удивлением он обнаружил, что, заставляя себя вчера двигаться, начал чувствовать себя лучше, чем пока лежал в палате лазарета. К нему вернулся аппетит. Да и о потере руки Парин почти не думал, времени не было. А вечером, добравшись до комнаты адъютанта, он просто рухнул на кровать и, не раздеваясь, уснул. В очередной раз Ацелий доказал, что его методы хоть и странные, но они работают. К тому же Парина все больше стали интересовать дела претор-легата. Часть замыслов своего нового начальника он схватывал на лету, но иногда они ставили его в тупик. И это было еще интереснее. Он обдумывал варианты и, если оставался в недоумении о причинах приказов Ацелия, задавал вопросы. Ответы следовали в издевательской манере, но очень подробные. Парин понял, что Ацелий просто-напросто мыслит не так, как большинство других военных. Ему это нравилось, ведь он тоже так и не стал своим в войсках.
Парин всегда интересовался тактикой, стратегией и военной историей. Но не любил драки и конфликты. Боялся боли и причинить боль другим. Поэтому, когда отец объявил, что купил место оруженосца для Парина, тот почувствовал одновременно и восторг, и ужас. Жизнь в военном лагере и неспособность найти язык с другими оруженосцами показали, что он не зря опасался быть тут не на своем месте. А первое же сражение внушило ужас и окончилось катастрофой. Но при этом тактика и стратегия остались ему интересны. И нынешнее положение адъютанта претор-легата было для него идеальным, он мог изучать интересные для себя темы, а может быть, и влиять на что-то, оставаясь при этом вдали от сражений. Его место адъютанта нравилось ему так, что ради него он был готов терпеть насмешки и прозвище зайцееж, он был готов даже упиться вином! По крайней мере, так он думал до вечера понедельника.
Сначала ничего не предвещало беды, понедельник, как и прошлые два дня, начался с бесконечных походов по укреплениям, казармам и складам. Но когда солнце стало клониться к закату, Ацелий велел Пеньку отвести Парина на стену, а сам скрылся. Когда с большим трудом Парин добрался до верха стены, Ацелий уже ждал его там в окружении шести бутылок вина. Он сидел между зубцами стены, свесив ноги в сторону города. Парин присел рядом, но ноги перебрасывать не стал. Претор-легат махнул рукой Пеньку, чтобы он шел, и протянул молча бутылку Парину. Тот решил, что много пить не будет, но и отказываться не следует. Парин пригубил вино и закашлялся, оно было более крепким, чем он пробовал до этого, настоянное на каких-то горьких травах.
– Ну и как тебе эти деньки, мой маленький зайцеежик?
Парин, все еще не прокашлявшись, смог только кивнуть.
– Хм… Это радует, если ты не сбежал сразу, значит, глядишь, останешься надолго. Ты думал о нашем прошлом разговоре?
– Да. Много. Еще до разгрома манипулы, на марше. Вы правы, мы слишком зависимы от магов. Если их не будет, все развалится.
Ацелий кивнул и сделал большой глоток из бутылки.
– Не все, но многое. Все же дисциплина делает имперские войска сильными даже без магов.
– Но в этом есть и проблема. Северяне научились использовать
