Белый Z на лобовой броне - Михаил Александрович Михеев
Нет, не стоит. По большому счету, особой разницы, сколько народу вывозить, нет. Разве что процесс будет несколько менее комфортабельным. Тем более мальчишка сам это предложил, и, можно не сомневаться, в родной конторе найдутся специалисты, которые смогут обыграть этот момент в необходимом ключе. Была не была!
– Кто они такие? Мне стоит понимать, ради чего я рискую башкой.
– А ты сам кто?
Прозвучало это по-английски, но с ярко выраженным акцентом. Виталий посмотрел на говорившего и пожал плечами. Надо же, обе ноги перебиты, без помощи сдохнет, а все туда же. Нет, любят британцы всех мастей показать свою значимость. Словно мир вокруг них вертится. Хотя и в силе воли конкретно этому экземпляру не откажешь. Мало того что говорит явно через силу, преодолевая боль, так еще и права качать пытается. Застрелить его, что ли, для острастки?
– Это друг моего отца, – вмешался Юргис.
– И кто же он?
– А тебе не все равно? – Виталий холодно усмехнулся. – Или ты думаешь выбраться отсюда без посторонней помощи?
– Да. За нами придут. Мы уже отправили…
– Сообщение? – Виталий усмехнулся. – Чтой-то я сомневаюсь. Иначе вас уже эвакуировали бы. Ну, или хотя бы попытались это сделать.
– Мы отправили людей за помощью…
– Ах да. Юргис, вот твои документы. Тех людей я встретил, они на дороге пиратствовали.
«Надо же, какие завихрения в мозгах у чудиков», – думал Виталий, глядя на то, как парень неловкими, дергаными движениями пытается распихать свои вещи по карманам. Руки у него сейчас ощутимо тряслись. Их, понимаешь, ограбили и бросили, а они свято верят, что «херои» побежали за помощью. Чтоб, значит, спасти их бесценные европейские жизни. Или это защитная реакция, отделяющая их кислые мозги от реальности?
– Ты их…
– Да, Юргис, да. Они хотели убить меня, а я, соответственно, объяснил им всю пагубность такого поступка. Хреново вы их учили. Я двадцать лет уж как с автоматом не бегаю, и все равно они мне были на один зуб.
То, что «не бегать с автоматом» и «лежать на диване, отращивая пивной живот» немного разные вещи, Третьяков уточнять не стал. И так народ, несмотря на контузии, впечатлился. Особенно Юргис, который по малолетству привык воспринимать старого приятеля отца как обычного неповоротливого тюфяка.
Впрочем, ничего удивительного: Виталий ни разу не уточнял, чем зарабатывает себе на жизнь. А Донатас, похоже, был свято уверен, что однокашник по-прежнему, как в молодости, с молотком в руках по скалам прыгает. Наивный…
Над лагерем инвалидной команды повисло молчание. Виталий подождал немного, давая всем дозреть и осознать, как сильно жизнь отличается от сказки, а потом негромко сказал:
– Вот что, Юргис. Выбирай прямо сейчас. Или ты продолжаешь корчить из себя гордого и непоколебимого борца за демократию, не желающего принимать помощи от русского, и тогда я тебя просто скручу и увезу к отцу. И плевать мне на твою тонкую душевную организацию. А этот, который много болтает, через неделю загнется от гангрены. Или они мне сейчас объяснят, кто есть кто, и дальше уже я сам решу, кого вытаскивать, а кого нет. Даю минуту на размышление, время пошло.
Что же, сейчас Виталий имел возможность еще раз убедиться, что разговаривать с европейцами на языке ультиматумов можно и нужно: такой язык они хорошо понимают. Больше всех крепился тот, который негр: видать, привык за годы толерантности, что уж с ним-то ничего не случится. Но, поняв, что прямо сейчас его тут и бросят (а что, неожиданному спасателю плевать, а остальные палец о палец не ударят, благо отвечает за все злобный русский), выделываться перестал.
В общем, не прошло и четверти часа, как Третьяков имел в своем распоряжении объективную картину того, с кем ему придется возиться.
Из всей четверки только Юргис находился здесь официально, в качестве инструктора. Остальные занимались тем же самым, но уже как представители частных компаний. Собрался здесь полный интернационал. Тот, который с перебитыми ногами, был шотландцем. Лично Виталий против этого народа ничего не имел. Более того, с одним шотландцем он даже какое-то время работал и считал его хорошим руководителем и крутым профессионалом. Правда, изрядно обрусевшим: женился человек в Москве и теперь из России уезжать не желал ни под каким соусом.
Но одно дело шотландец «свой», можно сказать, ставший русским, и совсем другое – такой вот орел, решивший подзаработать на чужой войне. Те, кто хотел прибыть в Россию с недобрыми намерениями… Слышен звон бубенцов издалека – это о шотландских солдатах, которые поехали зимой воевать с русскими.
С другой стороны, он и делать-то ничего больше не умел. Отслужил в армии, участвовал в непрекращающейся ближневосточной заварухе, был комиссован по ранению. На «гражданке» понял, что в мирной жизни все сухо, пресно и денег платят мало. Неудивительно, в общем-то: востребованными на рынке труда профессиями он не владел. Вот и подался в наемники.
Откровенно говоря, к ЧВК и им подобным структурам Виталий относился сдержанно, однако без особого предубеждения. Наемник, в принципе, такая же работа, как и все остальные. Веками и тысячелетиями, к слову, освященная. Конечно, рискованная донельзя, однако же никогда не исчезавшая.
Ну, делают люди грязную работу, так что с того? Кому-то все равно приходится разгребать дерьмо, которое заварили политики. А потому, когда они работают где-нибудь в Африке, это их право. Но вот лезть в разборки серьезных людей – это уже глупость, которая, как известно, наказуема. Что здесь, в принципе, и произошло.
Близким разрывом незадачливому горцу переломало ноги, да так качественно, что даже если прямо сейчас отправить его в госпиталь, неизвестно, смогут ли полностью восстановить их работоспособность. В общем, если он и сможет когда-нибудь вернуться в родные горы, то по их склонам пройтись ему суждено еще очень не скоро.
Еще были поляк и француз. Кстати, как раз поляку-то и пришлось хуже всего. Видимо, приложило его знатно – ноги не шевелились вообще. Хотя он их чувствовал, и это давало надежду. Руками шевелил едва-едва. Однако не стонал при этом и не пытался ныть – мужественный человек, хоть и враг.
Но если поляк хотя бы соответствовал своей национальной принадлежности, то француз… Да-да, тот негр искренне считал себя чистокровным французом. И к слову, имел для этого кое-какие основания. Все же не просто потомок эмигранта – в пригороде когда-то
