Александр Афанасьев - Белорусский набат
У Киеврады, стоя у дорогого джипа, бывший командир одного из добровольческих батальонов, слывший в Раде умеренным, пытался уговорить сотников прекратить Майдан и разойтись, пока не поздно. Он был явно не в курсе темы.
– Шо вы робыте! Шо вы робыте! – восклицал он. – Вы на Путина робыте! На Путина вы робыте!
В ответ неслось:
– Рожу наел – щеки из-за спины видны! Шо ты в Мариуполе робыл, гад?!! Брехло! Зрадник! П…р!
Последнее утверждение было явно несправедливым – среди командиров добровольческих батальонов «заднеприводных» было более чем достаточно, но он к ним не относился. Просто честно делал свое дело – посланный от Банковой на переговоры, пытался понять, что тут, ко всем чертям, происходит и с чего все началось.
Захватили сцену, с которой завтра президент собирался принимать военный парад. С нее пели гимн Украины и непотребное…
Собирались и волонтеры. Энергичная дама руководила группой молодых людей, которые останавливали машины и убеждали водителей поделиться с революционными массами бензином из бака. Такса – полтора литра с машины, потому что столько вмещала одна стандартная бутылка. Бензин стоил дорого, водители кривились, но вступать в конфликт с очередной – внеочередной революцией не хотели…
Пахло ночью, немного сыростью, неопределенностью и свободой…
В толпе майданящих узнавали друг друга, братались – или просто стояли, осматривались по сторонам, гуляли. Были и такие, кто снимал на сотовые, – они ходили поодиночке, редко с кем-то пересекались и, скорее всего, были титушками. Только титушками[18] уже от новой власти. Да кто сейчас разберет…
Пока что Киев был спокоен, и в ресторанах подавали обычное меню.
Ночью группы оппозиционеров попытались просочиться к Банковской, но были оттеснены. Количество майданящих составляло около пяти тысяч человек.
На следующий день власть – сама пришедшая к власти после Майдана – стала переговариваться с представителями нового Майдана, пытаясь понять, что происходит. Требования были сумбурные, но насквозь политизированные. Главное – перевыборы: и Рады, и президента. В условиях, когда выборы прошли только два года назад и депутаты не успели еще отбить потраченные на кампанию деньги, – это было кощунством. Тайное обещание отпустить задержанных и помочь решить материальные проблемы… в разумных, конечно, пределах – успеха не имело.
Днем президент выступил по телевидению и призвал освободить площадь. В выступлении он так же пообещал люстрацию МВД и конкретно разобраться с тем случаем, из-за которого люди вышли на Майдан. Он призвал не позорить День независимости и… что-то еще такое. Выступление это транслировалось на Майдан на большом рекламном экране, но не вызвало ничего, кроме возмущения. Со сцены, с которой президент должен был принимать парад, выступали люди, говорили о бедственном положении ветеранов АТО, о злоупотреблениях, о разворовывании средств. Все это встречалось криками «Ганьба!».
К середине дня стало понятно, что на Майдане снова появились правосеки: их можно было опознать по нарукавным повязкам с эмблемами клубов. В отличие от организаций украинских националистов, Правый сектор после окончательной победы на Украине агрессивного украинства подвергался преследованиям, в частности – на него полностью повесили трагедию в Одессе, представив ее как спонтанную выходку радикальных хулиганов. Европейский союз благосклонно принял это объяснение и имитацию суда над некоторыми поджигами.
Но правосеки, ушедшие в подполье, никуда не делись, и более того – неизвестно откуда получали помощь. Поговаривали о том, что харьковские нацисты, правосеки, некоторые ветеранские братства – звенья одной цепи и на ее конце – ФСБ.
Власти были вынуждены усилить «Сокол» частями Нацгвардии, собранными для парада, и спецбатальоном МВД…
Несмотря на отсутствие прямых столкновений – начали строить баррикады.
Ближе к вечеру объявили, что по российскому телевидению выступил президент России с угрозами. Сообщение встретили криками и свистом, потребовали показать.
Не показали.
Невысокий пожилой человек, одетый в поношенный натовский флектарн, мало чем отличающийся от майданной публики, был там с первого дня. Иногда его можно было видеть разговаривающим с тем или иным сотником, но в основном он перемещался по Майдану и смотрел. Он ни с кем не вступал в конфликты, его можно было видеть то тут, то там – и на него никто не обращал внимания. Тем более что красной куртки на нем не было и таблетками он не торговал.
Предъявив на входе в Украинский дом значок, он прошел внутрь. Внутри еще сохранялось некое подобие порядка, но прямо в холле какие-то парубки шустро складировали одну на другую упаковки с водой, а кто-то в форме и с красно-черной повязкой на рукаве выяснял по телефону, почему не подвезли арматуру…
Человек поднялся по лестнице, на которой уже развешивали плакаты, оставшиеся от выборов. На крайнем этаже на стуле сидел человек, в маске и в таком же флектарне, на коленях у него совершенно открыто лежал автомат.
– К кому?
– К Дiду.
– Кто?
– Микаил…
Охранник – поднес к губам рацию.
– Микаил, к Дiду…
Выслушал ответ, убрал ногу.
– Проходите.
Внутри, за бронированными дверями, обстановка была несколько другой: шума и суеты было меньше, организованности – куда больше. Выстроившись у стены, стояла чета, у проверяющего ее командира на плече висел автомат «АКС-74У» со смотанными изолентой магазинами. Вся чета была одета одинаково, в один и тот же камуфляж, что было признаком подразделения регулярной армии, еще одним признаком были имевшиеся у всех армейские каски, российские, кстати. Еще дальше, прилепив на стену источник света, двое парубков в черной униформе и с небольшими «ассалт паками» за спиной колдовали над винтовкой «Zbroyar Z10» с глушителем. Еще дальше – было не пройти, стояли открыто вооруженные «калашниковыми» боевики…
Дальше его не пустили, пока не вышел Дiд и не провел его за собой. В кабинете, в который они зашли, царила деловая атмосфера: кто-то склонился над экраном ноутбука, передающего картинку с операторского БПЛА над Майданом, кто-то нервно курил, одновременно говоря по телефону, кто-то стоял у окна, смотрел на площадь, сдвинув жалюзи. У стен – под самый потолок – были сложены характерного вида деревянные ящики зеленого цвета…
Дiд провел Микаила в кабинет и закрыл за собой дверь.
Там было немного потише, точно так же у стены стояли под верх ящики с «калашниковыми», сидели еще трое. Точнее, один нервно курил, смотря в свой планшетник, еще один развалился на стуле, тоже курил и смотрел в потолок, третий смотрел в окно.
– Микаил, – представил Дiд вошедшего. – Это Борзый, это Аслан, а это Васыль.
Васыль, видимо, был тот, кто нервно курил.
Аслан встал со стула, подошел вплотную.
– Ас саламу алейкум, – сказал он, покачиваясь на носках, – я тебя знаю.
– Ва алейкум, – коротко сказал Микаил.
– Я мусульманин!
– Если ты мусульманин, то зачем куришь? Это харам.
– Брек, – осадил обоих Дiд, – давайте, шановны паны, послушаем Микаила. Что скажешь?
– А что сказать? Пока все по плану.
– Не переборщили?
– Нет.
– Мне за день телефон оборвали.
– Отключи его к черту…
– Э, о чем вы тут говорите? – спросил Аслан. – Когда делать будем, э…
– Торопиться не надо, – осадил всех Дiд, – все идет своим чередом. У нас люди, как видите, готовы. На «Соколе» их немного обкатаем, потом надо перебрасывать. Теперь по вам. Васыль, что скажешь…
– Мои все готовы. Рассредоточены по базам. Легенда – спортивный праздник.
– Не подведут?
– Не. Только оружие дайте.
– Дадим…
Московская кольцевая автодорога. Заправочная станция Лукойл. 23 августа 2020 года
– Черт… где он?
– Не дергайся, – мирно посоветовал я, – и пушку убери. Не зли снайпера.
– Что?!
– Шутка.
Посольский негр нервно огляделся, но пушку убрал.
– Ты уверен, что они его привезут?
– Нет, не уверен. Тебе легче?
– Это п…ц. Тебе бы лучше объяснить своим, мужик, что это полный п…ц. Похищение американского гражданина… не думайте, что это так съедет.
– Мужики в промзоне пашут.
– Что?
– Так. Ничего, – не стал развивать тему я. – Откуда русский так хорошо выучил?
– Да так.
– А все-таки?
– У меня была телка. Русская. Она меня учила, понял?
– Русская?
– Ага. Нью-Йорк, мужик. Перекресток миров.
– Так ты из Нью-Йорка?
– Ага. Точно. Десятая улица.
– Неплохо. А где познакомился с русской подружкой?
– Там же. У нее отец… как вы это называете?
– Олигарх?
– Нет. Крутой, во. Крутой. Бензином торговал.
– Чего же в этом крутого?
– Да не скажи. В Нью-Йорке все поделено. Мусор, например, вывозят итальянцы. А русские – торгуют бензином.
