Джек Вэнс - Монстры на орбите

— Очень умно для такой маленькой мозглячки… А, ладно, смутно все… Я была тогда ненамного старше вас, и была более чем привлекательной… Поглядите на меня сейчас, вы никогда не подумаете этого обо мне, о той, которая двадцать лет в трактире «Десятая Миля» выносит помои…

— Кто мой отец?

— Никто.

— Это невозможно!

Молли покачала головой:

— Тем не менее, это так. А почему я знаю? Потому что я была там, за решеткой, в Доме Реабилитации, и была за решеткой два года. Затем, когда я поглядела на себя, я сказала: «Молли, ты толстеешь». Потом я сказала: «Наверное, газы». А на следующий день я сказала: «Молли, если бы эта чертова тюрьма не была как аквариум для золотых рыбок, где каждую минуту на тебе чьи-нибудь глаза, и знаешь притом, что фактически ты не видела ни одного мужчину за исключением старика Колвелла и директора…»

— Колвелл!

— Старый доктор Колвелл был медиком там, холодный как рыба… Бог видит, холоднющая рыба… В любом случае, я сказала себе…

— А не могло быть так, что Колвелл?..

Молли фыркнула:

— Старик Колвелл? Более вероятно повесить это на Архангела Гавриила. Этот старый… — она разразилась непристойным бормотанием. — До сих пор мне хочется поймать этого слюнтяя, неженку, типа этого, который не дал мне выйти, когда истек мой срок! Он объявил, что я больна, что нужно подождать! И сам ничего не делал, чтобы лечить. Я сама вышла оттуда. Я уехала на грузовике, который оказался там внутри, и он ничего не мог поделать, потому что вышел мой срок, и задерживал он меня незаконно. И затем я пошла к врачу, старому доктору Уэлшу, и он сказал: «Молли, единственное беспокойство с вами это то, что вы чертовски беременны». А дальше вы уже знаете. Есть ребенок, а я без средств к существованию и без хахаля, нуждаюсь в свободе, так что пришлось отнести ее к моему хорошему другу Джо. А то, что он изредка поднимал шум…

— А как насчет директора?

— Что насчет директора?

— Мог он?..

Молли скептически фыркнула:

— Только не старый суетливый Ричард. Он никогда даже не показывался. Кроме того, его дурила молодая мозглячка в офисе.

Раздался гудящий звук мотора. Джин выскочила в сад и вытянула шею в сторону удаляющейся воздушной лодки. «Какого черта… я сказала ему ждать. Как я вернусь в Ангел Сити?»

— Ну-ну, — раздался в трактире пронзительный голос. — Ну-ну, это в самом деле оригинальный реликт прошлых дней.

Молли Саломон тяжело встала на ноги.

— Этот голос! — лицо ее налилось нездоровой краснотой. — Этот голос, я никогда не избавлюсь от него. Это старый Колвелл.

Джин последовала за ней в салун.

— Эй, вы, уродец с маринованным лицом, что вас сюда привело? Вы знаете, я поклялась давным-давно, что если я поймаю вас за пределами вашего отвратительного дома, я вылью на вас помои, и вы знаете, что сейчас я сделаю именно это… только подождите, пока я возьму ведро, — Молли повернулась и, тяжело дыша, удалилась по коридору.

Джин сказала:

— Это вы отослали мой кэб, мистер Колвелл?

Колвелл поклонился:

— Да, мисс Парле. Я хочу показать вам свое цыплячье ранчо и думаю, именно сегодня вы можете принять мое предложение.

— Предположим, я не захочу. Как я тогда вернусь в Ангел Сити?

Колвелл сделал элегантный жест.

— Естественно, я доставлю вас туда, куда вы захотите.

— Предположим, я не захочу с вами лететь?

Колвелл покраснел:

— В этом случае я, конечно, виновен в том, что навязываю вам себя и могу предложить только свои извинения.

В комнату, пыхтя и рыдая от ярости, вбежала Молли Саломон с ведром. Колвелл со значительной живостью, ничуть не пожертвовав своим величием, попятился на веранду. Молли выскочила вслед за ним. Колвелл отступил дальше во двор. Молли сделала еще несколько шагов и выплеснула содержимое ведра в его направлении. Колвелл избежал помоев, потому что успел отскочить на целые двадцать футов. Молли взмахнула кулаками.

— И больше не появляйтесь на Десятой Миле, а то вам плохо будет, очень плохо, вы, отвратительная маленькая свинья, — и она добавила несколько непристойностей.

Квадратная, с лицом как тесто, женщина, которая гоняется за утонченным Колвеллом с ведром, полным помоев — этого оказалось слишком много для Джин. Она разразилась искренним смехом. Но из глаз полились слезы. Ее отец и ее мать. Несмотря на бурные протесты Молли, Джин помнила, что у Колвелла была дочь, похожая на нее: Марта, Санни, Джейд, как бы ее ни звали.

Не взглянув на Джин, Молли триумфально удалилась в салун. Подошел Колвелл, сердито вытирая лоб.

— Я не пожалею двух центов, я подам на нее в суд, и ее приговорят…

— Вы мой отец? — спросила Джин.

Колвелл бросил на нее яркий изучающий взгляд.

— Почему вы это спрашиваете? Это очень любопытный вопрос.

— Молли моя мать. Она говорит, что забеременела, когда поблизости был только один мужчина.

Колвелл решительно покачал головой:

— Нет, миссис Парле. Если даже отбросить вопросы морали, я могу уверить вас, что я человек утонченных вкусов и умею разбираться в людях.

Джин призналась себе, что сочетание в любовных делах Молли и Колвелла труднопостижимо. «Но кто тогда мой отец?»

Колвелл поднял брови, словно осознавая обязанность, выполняя которую он может причинить боль, но которую должен тем не менее исполнить.

— Кажется что… извините меня, я буду груб. Я чувствую, что вы, хотя и молоды, но реалистка. Отношения вашей матери с мужчинами были таковы, что ответственность за отцовство ни на кого конкретно возложить нельзя.

— Но она была в Доме Реабилитации. Она говорит, что не видела ни одного мужчины, кроме вас.

Колвелл покачал головой с сомнением:

— Наверное, вам лучше всего посетить старый дом. Он примыкает к моему…

Джин отрезала:

— Раз и навсегда. Я не интересуюсь вашими цыплятами. Я хочу вернуться в Ангел Сити.

Колвелл склонил голову в знак поражения:

— Ну, пускай Ангел Сити. Я приношу извинения за свою самонадеянность.

Джин спросила резко:

— Где ваша лодка?

— Здесь, обойдите эту берлогу, — он провел ее вокруг ржаво-белой массы грибов.

Воздушная лодка была старой и величавой. Слова «Кодиронский Дом Реабилитации» были закрашены, но контуры букв вполне читались. Колвелл откинул дверцу. Джин заколебалась и посмотрела задумчиво на трактир «Десятая Миля».

— Что нибудь забыли? — вежливо спросил Колвелл.

— Нет… думаю, нет.

Колвелл терпеливо ждал. Джин сердито сказала:

— Да, еще одно, мистер Колвелл. Может быть, я молода и много чего не знаю, но…

— Да?

— Я страшно вспыльчива. Так что давайте стартуем в Ангел Сити.

— В Ангел Сити… — сказал Колвелл задумчиво.

Джин прыгнула в лодку. Колвелл захлопнул дверцу, обошел кругом. Затем, словно его что-то ударило, откинул панель моторного отсека.

Джин настороженно наблюдала. Похоже было, он что-то подсоединял, не особо обязательное.

Внутри кэба был плохой воздух, лак и озон. Джин услышала, как включилась вентиляционная система, наверное, именно с ней возился Колвелл. Воздух стал холодным и свежим. Очень свежим. Запахло сосновыми иголками и сеном. Джин глубоко вздохнула. В носу защипало… Она нахмурилась. Странно. Она решила… Но Колвелл кончил и снова обошел вокруг лодки. Он приблизился к дверце и заглянул. Джин видела его лицо только краешком глаза и не могла заметить, какое на нем выражение. Ей показалось, что он кивнул ей и улыбнулся.

Колвелл не стал влезать в лодку. Стоя рядом, он смотрел вдаль, в долину, на три вулканических конуса, три черных пня на фоне тусклого неба. Аромат сосновых иголок и сена проник в легкие Джин, пронизал, казалось, все ее тело. Она почувствовала легкое раздражение… Наконец Колвелл открыл дверцу и подержал ее широко распахнутой. Ветер долины Плагханк устремился в лодку, неся с собой привычный запах выветренных скал и пыли.

Колвелл осторожно понюхал воздух и в конце концов влез в лодку и закрыл дверцу. Лодка задрожала. Трактир «Десятая Миля» превратился внизу в миниатюрный макет. Они летели на север. Ангел Сити был на юге.

Джин протестовала своим тяжелым дыханием. Колвелл самодовольно улыбнулся:

— В былые дни мы перевозили иногда буйных пациентов. Очень хлопотно было, пока мы не установили бак с умиротворяющим средством и не связали его с вентиляцией.

Джин тяжело дышала. Колвелл произнес снисходительно:

— Через два часа вы будете как новенькая, — он начал жужжать под нос какую-то песенку, сентиментальную старую балладу.

Лодка перевалила через гребень и закачалась в мощных воздушных потоках, затем спустилась в долину. Впереди вырос огромный черный эскарп. Яркий синеватый свет солнца, отражаясь от контрфорсов утеса, бил в лицо.

Лодка летела высоко над землей. Утес возвышался над ними. Лодка дрожала и вибрировала. Вскоре показалась кучка розовых зданий, гнездо под скалой.