Юрий Брайдер - Особый отдел
— Ещё посмотрим, как она поведёт себя в момент операции!
— Я с неё и сейчас глаз не спускаю.
— Это заметно, — фыркнула Людочка.
Внезапно в прихожей затрезвонил телефон, ничем не напоминавший о себе уже часа три.
Сдержанно ругнувшись, Кондаков покинул своё сиротское ложе и взял трубку. Цимбаларь и Людочка обступили его.
— Алё, — Кондаков подул в микрофон. — Молчат… Алё, алё! Резиденция чародейки Софии слушает.
— А ты кто такой? — тонкий, не совсем трезвый голос, раздавшийся в трубке, нельзя было безоговорочно отнести ни к мужскому, ни к женскому.
— Дворецкий, — с достоинством ответил Кондаков.
— Позови хозяйку.
— Она уже спит.
— Разбуди. Дело есть… На миллион.
— К сожалению, это невозможно. Во сне госпожа София общается с духами.
— Коз-зёл! — трубку бросили.
— Вот и поговорили. — Кондаков пожал плечами. — Ну и бескультурный пошёл народ! Прямо хунвэйбины какие-то.
— Это случайно не Гобашвили? — поинтересовался Цимбаларь.
— Вряд ли. Он мужик матёрый, а это сопляк какой-то. Засечь бы, откуда звонили, да неохота лишнюю суету поднимать…
Маскировки ради в квартире потушили весь верхний свет. Людочка устроилась на диванчике в гостиной, а Цимбаларь бодрствовал, прислушиваясь не только к грохоту поднимающегося лифта, но и к каждому шороху за дверью. Да и за улицей надо было следить, благо окно кухни выходило на ту же сторону, что и подъезд.
Уже в самую глухую предрассветную пору, когда, казалось, в окружающем мире всё утихло, включая птиц снаружи и тараканов внутри, мобильник Цимбаларя, задействованный только для служебных нужд, бодро грянул «Калинку». Это мог быть только Ваня Коршун или, в крайнем случае, дежурный по отделу.
— Привет, — вкрадчиво произнёс неугомонный лилипут. — Надеюсь, утро доброе?
— Более или менее… А почему ты шёпотом?
— Сижу в мусорном баке. Боюсь спугнуть бродячих котов.
— Какая нужда тебя в этот бак загнала?
— Оперативная… Я всё-таки отыскал берлогу Гобы. Она сейчас передо мной как на ладони.
— Поздравляю… Что там сейчас происходит?
— Суета сует. Ночью во всех окнах свет горел. «Мерседес» стоит в полной боевой готовности. Шляются какие-то подозрительные типы. Похоже, бригада Гобы собирается надело. Может, вызвать омоновцев?
— Что толку? Начнётся пальба, и Гоба, как всегда, сбежит… Мы его сегодня сами возьмём. Ты только не забудь звякнуть, когда «Мерседес» отъедет.
— Постараюсь, если от вони не подохну… Ах, сволочи, достали-таки!
— Что случилось? — забеспокоился Цимбаларь.
— Коты, паразиты, покоя не дают, — вполголоса объяснил Ваня Коршун. — Я им, наверное, кажусь большой дохлой крысой.
Сразу после рассвета в апартаментах чародейки закипела лихорадочная работа. Интерьер видоизменили с учётом уроков вчерашнего дня. Окно кухни занавесили одеялом, оставив только щёлочку, через которую просматривался почти весь двор.
Стол, за которым происходило главное действо, перенесли в глубь комнаты, ширму задвинули в угол, а дверь, соединявшую спальню с гостиной, сняли с петель (конспиративная квартира была построена по особому проекту, и все её помещения соединялись между собой так, что при желании из туалета можно было легко проникнуть не только в прихожую, но и на кухню).
Образовавшийся в стене сквозной проём прикрыли шкафом. Предполагалось, что, ворвавшись в гостиную, Цимбаларь опрокинет его на Гобашвили.
Кондаков в последний раз проверял табельный пистолет, за долгие годы службы ставший такой же неотъемлемой частью его быта, как, скажем, носки или бумажник. Людочка сидела на кухне, обложившись столовыми ножами. С молчаливого согласия всех временных обитателей конспиративной квартиры завтрак решено было отложить до лучших времён. Как выразился нечуткий по молодости лет Цимбаларь: «Уж потом гульнём — не на банкете, так на поминках».
За час до начала приёма Ваня Коршун коротко телефонировал:
— Всё, отъехала!
— Сколько в машине человек? — осведомился Цимбаларь.
— С Гобой пятеро.
— Какое у них оружие?
— Со стороны не заметно. Наверное, только шпалеры.
— Как коты? Не загрызли тебя?
— Не загрызли, зато обоссали.
— Ничего, ссаки не кровь… Конец связи.
Когда чёрный «Мерседес» въехал во двор, с четырёх сторон окружённый высотными зданиями, и остановился напротив их подъезда, Цимбаларь нырнул под кровать, на которой Валя-Эргида провела одинокую ночь. Оттуда он по мобильнику связался с отделом и заказал омоновцев, причём по полной программе — со снайперами и светошумовыми гранатами. Однако штурм «Мерседеса» они должны были начать только в том случае, если ситуация выйдет из-под контроля.
Кондаков уже занял пост у дверей, а Людочка, приникнув к окну, вела детальный репортаж о всех событиях, происходящих снаружи.
— Из машины вышли трое, — сообщила она. — Идут к подъезду… Озираются… Похоже, что среди них есть женщина.
— Это, случайно, не та самая плакса, которая приползала вчера? — поинтересовался из спальни Цимбаларь.
— Вряд ли… Одета, как цыганка. Все трое скрылись из поля зрения… Нет, двое вернулись… Встали по обе стороны от подъезда. Женщины больше не видно.
— Не видно, зато слышно, — заявил Кондаков, припавший к дверному звонку. — Лифт-то как лязгает! Это он к нам едет… Ближе, ближе, ближе… Остановился! А вот и наша красавица показалась. Идёт, как к себе домой.
В тот же момент раздались короткие, требовательные звонки.
Не снимая цепочки, Кондаков приоткрыл дверь и поинтересовался причинами столь раннего визита.
— Отворяй! Я не по своей нужде, а ради интересов твоей хозяйки, — голос гостьи, прокуренный и низкий, живо напоминал о давешнем телефонном разговоре.
— Тогда прошу заходить. — Кондаков впустил в прихожую толстую особу, завёрнутую в цветастые шали и вульгарно накрашенную. — Верхнюю одежду снять не желаете?
— Ещё чего! — фыркнула гостья, стреляя глазами по сторонам. — Я её последний раз десять лет назад снимала, когда младшую дочку рожала.
— А рукавички мешать не будут?
— Сниму, если потребуется, — отрезала толстуха. — Зябко у вас что-то…
Бесцеремонно отстранив самозваного дворецкого, она направилась прямо в гостиную, словно заранее знала расположение комнат в квартире. Кондаков немедленно закрыл входную дверь на все имеющиеся запорные устройства. Запах в прихожей остался такой, что хоть святых выноси — то ли толстуха, отправляясь с визитом, каждый раз выливала на себя целый флакон дешёвого одеколона, то ли, ради профилактики, употребляла его внутрь.
Оказавшись в гостиной, странная посетительница пропела какое-то витиеватое приветствие и уселась — не на предложенный ей стул, а на расположенный в сторонке диванчик, что сразу спутало планы Цимбаларя.
— Гадаешь, значит? — оглядываясь по сторонам, осведомилась она.
— А в чём, собственно говоря, дело? — Валя-Эргида, не поднимая головы, перебирала карты.
— А в том, что ты нашему бизнесу мешаешь. Здесь гадалок и без тебя хватает. Интересоваться надо, когда на чужую территорию лезешь.
— Впервые про эту проблему слышу, — холодно ответила Валя-Эргида. — У меня официальная лицензия, выданная соответствующими органами.
— Подотрись ей… Если хочешь спокойно работать, половину навара будешь мне отдавать.
— А если не буду?
— Тогда и тебя не будет. Сама понимаешь, о чём я говорю, — тётка хрипло хохотнула. — Эти порядки не нами заведены… А может, у тебя крыша есть?
— Вы про какую крышу? — Валя-Эргида подняла глаза к потолку. — Про эту?
— Ага… И откуда только ты, такая наивная, взялась? Не с Луны ли?
— Нет, из Сызрани, — сообщила Валя-Эргида.
— Хорошее местечко, — гостья закурила, не спрашивая разрешения и не снимая перчаток. — Наш табор в тех краях кочевал когда-то. Ты где жила?
— На Локомобильной улице.
— Помню такую. Это же совсем рядом с Волгой.
— Я бы не сказала. От нас до Волги почти час ходьбы. И всё под гору.
— А как ты домой с вокзала добираешься? Далеко, наверное.
— Нет, двадцать минут на автобусе. Можно на «шестом», можно на «двойке».
— Родители у тебя местные? — продолжала участливо расспрашивать гостья.
— Местные. Отец на турбинном заводе работал, а мать на птицефабрике. Только отец уже умер.
— Ай-я-яй! Так ты, значит, почти сирота?
— Почему же… У меня старший брат есть. Правда, мы с ним связь потеряли. По всей стране шастает. Из тюрьмы в банду, из банды в тюрьму… Сергеем зовут.
— Помнишь ты его? — тётка, немного ослабив свои платки, подалась вперёд.
— Смутно. Мне ведь лет семь было, когда его в армию забрали. С тех пор и не виделись.
— Ну и дела… — апломб гостьи слегка поубавился. — Ладно, раскинь картинки. Посмотрим, какая из тебя гадалка.
