Константин Дроздов - Свастика в Антарктиде

— Я знаю, где можно укрыться. Я спрячу Магдалену, а сам попробую во всем разобраться. — Вилли потер горло, словно проверяя, не слишком ли туго затянулась петля на шее.

— Человек, работающий на НКВД, обладает достаточно подробной информацией и обо мне, и о вас. Он работает или в СС, или в вашем заведении. А может быть, это все-таки ты, Вилли?

Вилли невесело улыбнулся:

— Время покажет, Эрик.

— Я получил задание, опасное и, думаю, безумное. Даже если все пройдет гладко, я появлюсь только спустя несколько месяцев. Я не знаю, как ты будешь разбираться со всем этим, Вилли, но с Магдаленой ничего не должно случиться. Иначе в следующий раз я нажму на спусковой крючок. — Надев фуражку и стараясь не смотреть на Магдалену, я повернулся к дверям. Магдалена не выдержала и кинулась ко мне. Она прильнула к моей спине. Я развернулся и не смог удержаться, чтобы не поцеловать ее.

— Обязательно вернусь и найду тебя. — Я медленно провел рукой по ее щеке, стараясь запомнить ощущение.

Корелли что-то забормотал во сне и прервал мои воспоминания. Я повернулся на бок. Единственное, что меня утешало, — так это ощущение полного спокойствия, когда я думал о судьбе Вилли и Магдалены. Интуиция подсказывала мне, что с ними все в порядке. Оставалось лишь выполнить задание и вернуться к любимой девушке. И тут, словно червь, страх перед неизвестностью и сомнения в грядущей миссии начали точить меня. Как жаль, что в последний момент Гиммлер приказал оставить Марию Орич в Берлине, сославшись на необходимость ее присутствия в штаб-квартире СС. На антарктической базе нас ждала другой медиум — Зигрун.

На своей койке я перевернулся на спину и закрыл глаза. Лодка тем временем продолжала скользить в мрачной толще вод Атлантики. Холодная тьма обволакивала ее стальное тело. Что скрывалось там, глубоко в бездне? Я засыпал и, засыпая, стал провалиться в эту бездну все глубже и глубже. Но страха не было. Наоборот, чем ниже опускался я в бездну, тем больше сжималось сердце в предвкушении встречи с чем-то давно забытым, но близким и родным. Я приближался к месту своего рождения.

— Проснись, — прозвучал в глубине моего сознания спокойный и безликий, но знакомый голос. — Проснись.

Я открыл глаза, но ничего не изменилось. Все та же абсолютная тьма вокруг. И тут я поймал себя на мысли, что я не что иное, как часть этой тьмы без имени. Я всего лишь мысль вне пространства и времени, и не было у меня ни тела, ни имени, ни прошлого. Белая сверкающая точка возникла в темноте. Она начала быстро увеличиваться, а может быть, приближаться. Я этого не знал. Еще мгновение, и невыносимо яркий свет залил все вокруг.

Я заморгал глазами и увидел лицо — высокий лоб, прямой нос с тонкими ноздрями, огромные глаза с золотистыми зрачками, длинные светлые волосы. Оно было безупречным. Это был Сет — мой создатель и повелитель. Его широкоплечая, почти трехметровая фигура возвышалась надо мной неприступной скалой. Я же лежал, весь опутанный какими-то трубками, в сложном сооружении — подобии саркофага. Сам саркофаг находился в большом, залитом ярким светом куполообразном помещении без окон.

— Посмотри на него, Ри, — произнес Сет, обращаясь к рядом стоящему человеку в тоге, украшенной сверкающими камнями, — это мой шедевр.

— Такой же, как и все остальные люди. Великий Осирис и вы, мой Повелитель, изначально вложив в наши гены все необходимые качества, дали нам возможность размножаться самим. Почему вы решили снова создать первенца? Каждый из ныне живущих и каждый рожденный в будущем исполнят любую волю Великого Создателя Осириса и его Первого Помощника Сета — посланцев Великого Архитектора Мира Малока, — сказал человек по имени Ри и склонил голову. Рядом с Сетом он казался коротышкой.

— Потому что все вы — биологические машины, созданные Осирисом. Все ваши способности, таланты, каждая ваша мысль и даже слепое поклонение нам — все это продиктовано программами, заложенными Осирисом Хуном — мятежником, попытавшимся нарушить законы, данные Малоком. Зная, что такое мятеж, он сделал вас своими безропотными марионетками, но и этого ему мало. Он создал наблюдателей, которые шпионят даже за его покорными слугами, чтобы не допустить подобия того, что он сам устроил на Шумере. Мой же Наблюдатель и его потомки соберут бесстрастную информацию о нашем позорном походе, и, когда меня уже не станет, когда Ее ненависть и жажда мести будут утолены, один из них достигнет Шумера. — В глазах Сета исчез лед, и его взор устремился вверх, словно взывая к иному, более могущественному божеству. Он прикоснулся ладонью к левой стороне своей груди и сжал пальцы, будто пытаясь унять боль в сердце. — Он падет перед Великой Царицей Шумера, и она узнает, что все ошибки и преступления мятежника Сета были совершены им лишь ради того, чтобы она принадлежала ему, ему одному. Я хотел стать ее безраздельным хозяином. Теперь я готов стать ее рабом и слугой, но она не простит. Она не позволит вернуться и увидеть ее хотя бы на миг. Никогда не заговорит со мной! Возможно, лишь спустя тысячелетия, когда тело мое превратиться в прах, она подарит прощение!

Лицо Сета побледнело. Глаза снова стали холодными. Он зло посмотрел на Ри. Тот испуганно попятился назад, но золотоволосый гигант молниеносно схватил его за горло и легко поднял в воздух, все крепче сжимая пальцы руки. Хрустнули шейные позвонки, и бездыханное тело рухнуло к подножию моего саркофага. Золотое божество снова обратило свой взор на меня. Подойдя к саркофагу, Сет пробежался пальцами по панели управления. Саркофаг принял почти вертикальное положение, и я упал в кровавую лужу к ногам своего повелителя. Он схватил меня за плечи и поднял на высоту своего роста так, чтобы мои глаза оказались напротив его глаз.

Я увидел звезды, много звезд. Они горели повсюду, и я парил среди них. И каждое созвездие было мне знакомо, название каждой планеты я знал. И жемчужиной в этой звездной короне блистал Шумер — родина Осириса и Сета.

— Вставайте же, фон Рейн. Ужин проспите, — услышал я голос Корелли и тут же очнулся от своего то ли сна, то ли воспоминания. Я снова стал Эриком фон Рейном — гауптштурмфюрером СС. Только все вокруг изменилось. Эта подводная лодка, океан, планета вдруг стали такими хрупкими и маленькими, а жестокая война никчемной.

Корелли хотел сказать что-то еще, но, взглянув мне в глаза, запнулся. Отведя взгляд в сторону, он быстро вышел из каюты.

Ночная Атлантика была на редкость спокойна. Нос нашей «семерки», развившей в надводном положении скорость в восемнадцать узлов, без труда рассекал ее серебристые воды, и соленые брызги редко долетали до верхушки рубки. Звезды были яркими и большими. Казалось, протяни руку, и какая-нибудь из них упадет в ладонь. Вместе со мной на мостике был лишь Хорст и вахтенный офицер. Я посмотрел на группенфюрера, задумчиво смотрящего вперед. Исследователь, искатель и ученый, он думал только об одном — как сделать еще один шаг за горизонт наших познаний. Любым способом и любым путем. И ему на самом деле было все равно, какая на нем униформа. Почувствовав мой взгляд на себе, он посмотрел в мою сторону. Придвинувшись вплотную, Хорст спросил:

— Как думаешь, Эрик, что нас ждет впереди?

— Думаю, дядя Герман, путешествие будет долгим и опасным. Может быть, вы расскажете мне о Звездном Туннеле?

Хорст долго смотрел на искрящиеся под луной гребешки волн и лишь спустя довольно продолжительное время заговорил:

— Исходя из шумерских посланий, вселенная, окружающая нас, испещрена чем-то вроде туннелей, естественных или созданных искусственным путем. Эти туннели сжимают или скручивают пространство таким образом, что до самой далекой звезды, до которой даже дисколет будет добираться миллионы, а может быть, и миллиарды лет, можно добраться за считаные минуты. Ученые Шумера научились находить такие туннели и делать их пригодными для межзвездных путешествий. Вход-выход одного из таких туннелей находится в Антарктиде. К сожалению, информация, касающаяся этих туннелей, сложнее всего поддается расшифровке. У нас пока просто не хватает знаний. А иногда и понимания, например, того, что мир, в котором мы живем, имеет не три, не четыре и даже не пять измерений, а много больше. Потому что это не укладывается в известные законы мироздания, которые зачастую мы сами же и выдумали в своих душных кабинетах.

Герман Хорст замолчал и снова уставился вперед. Морской ветер обдувал его лицо, а глаза блестели в лунном свете. В душный кабинет он больше не вернется.

— Текст на пластине до сих пор не расшифровали, — через некоторое время нарушил молчание Хорст.

— А можно мне взглянуть на нее еще раз?

Тяжелая пластина оказалась у Хорста при себе. Видимо, он с нею никогда не расставался. Я ощутил знакомую тяжесть в руке и провел пальцами по рельефу текста, который вдруг стал мне знаком.