Сюзен Коллинз - И вспыхнет пламя
– Вряд ли, – качает головой Твилл. – По-моему, все решили, будто нас убило взрывом на фабрике. Но мы чудом спаслись.
– Хорошо, идем. – Я киваю в сторону бетонного домика и захожу последней, с пистолетом в руках.
Бонни торопится к печке, опускается на расстеленный на полу плащ миротворца и протягивает ладони к слабому пламени, пляшущему на конце обгорелого бревна. У нее такая бледная, прозрачная кожа, что сквозь пальцы виден огонь. Женщина кутает девушку потеплее, та вся дрожит от озноба. В кучке пепла стоит распиленная пополам жестяная банка с опасными рваными краями. Внутри тихо булькает кипяток с горстью сосновых иголок.
– Это вы чай заварили? – осведомляюсь я.
– Трудно сказать, что получится. Несколько лет назад один трибут на Голодных играх так делал. Кажется, это были иголки, но не уверена... – Твилл морщит лоб.
Видела я их дистрикт, насквозь изуродованный промышленностью. Обветшалые многоквартирные дома, сдаваемые внаем, и ни единой травинки в поле зрения. Ни малейшего знакомства с природой. Удивительно, как эти двое до сих пор живы.
– Еда, конечно, закончилась? – интересуюсь я.
Бонни кивает.
– Мы собрали в дорогу все, что могли, но с запасами было туго. Вот они и иссякли.
У нее дрожит голос, и я окончательно проникаюсь доверием. Действительно, сколько можно ждать подвоха? Это всего лишь хромая голодная беженка из Капитолия.
– Значит, сегодня вам сказочно повезло, – объявляю я, опуская на пол охотничью сумку.
Хотя по всему дистрикту распоясался голод, у нас дома пищи более чем достаточно, и всегда есть чем поделиться. Моя главная забота – это родные Гейла, Сальная Сэй и несколько бывших торговцев из Котла, у которых отняли заработок. С утра я нарочно набила сумку едой: пусть мама увидит пустые полки в кладовой и решит, что ее дочь отправилась помогать нуждающимся. Хотелось выгадать время на длительную прогулку, чтобы близкие не волновались. Вечером я собиралась вернуть продукты на место, но, видимо, не судьба.
Достаю из сумки две свежие булки, покрытые слоем пропеченного сыра. Мои любимые, Пит их часто готовит, чтобы меня побаловать. Первую булку бросаю женщине, а вторую, приблизившись, даю прямо в руки Бонни. Еще, чего доброго, промахнется, и такая вкуснятина угодит прямо в печку.
– Ой,– изумляется девушка. – Ой, это все мне?
У меня внутри что-то переворачивается. Перед глазами встает арена. Рута. Помню, как я дала ей ножку гусенка. «Ой, мне еще никогда не давали целую ножку». Недоверие вечно голодного человека.
– Ну да, налетай.
Бонни смотрит на булку, как на мираж, который вот-вот рассеется, а потом вонзает зубы прямо в мякоть. Еще, и еще, и еще, не в силах остановиться.
– Лучше пережевывай.
Она кивает и пытается есть помедленнее, но я-то знаю, как это нелегко, если в животе пустота.
– Кажется, ваш напиток готов.
Вытаскиваю жестянку из пепла, разливаю так называемый чай в две кружки, которые Твилл достает из мешка, и ставлю их на пол, чтобы немного остыли. Мои новые знакомые садятся поближе друг к дружке, едят и, едва успев подуть на дымящийся кипяток, делают обжигающие глотки, а я развожу огонь посильнее и жду. Когда беженки облизали пальцы, спрашиваю:
– Ну, что у вас там за история?
И они начинают рассказывать.
Сразу после Голодных игр в Дистрикте номер восемь усилились волнения. Вообще-то недовольные были всегда, но теперь уже желание перейти от пустых разговоров к делу воплотилось в жизнь. Текстильные фабрики, обслуживающие весь Панем, битком набиты грохочущей техникой. Под покровом вездесущего шума легко наклониться к товарищу и, почти прижавшись губами к уху, шепнуть пару слов, которых больше никто не услышит. Весть о грядущем восстании разлетелась в мгновение ока. Твилл работала в школе, Бонни была ее ученицей. Услышав последний звонок, они отправлялись работать на фабрику по пошиву мундиров. В течение нескольких месяцев Бонни, трудившаяся в отделе контроля, понемногу откладывала про запас то ботинок, то ремень, то штаны, пока не собрала одежду для Твилл и ее мужа. Было решено, что как только начнется восстание, они разнесут весть об этом по другим дистриктам – ведь в одиночку не справиться.
В тот день, когда в город явились мы с Питом, местные жители провели что-то вроде последней репетиции. Люди в казалось бы разрозненной толпе собрались по команде и встали у зданий, которые им предстояло захватить прежде всего. Замысел заключался в том, чтобы первым делом взять в свои руки Дом правосудия, штаб миротворцев и Коммуникационный центр на площади, а в других районах – вокзалы, зернохранилище, электростанцию и оружейный склад.
В ночь нашей помолвки, когда Пит преклонил колено и поклялся мне в вечной любви перед капитолийскими камерами, в Дистрикте номер восемь вспыхнул мятеж. Лучшего прикрытия и придумать было нельзя. Интервью с Цезарем Фликерменом по завершении тура победителей смотрят все и всегда. У жителей появился повод затемно выйти на улицы, собраться возле экранов на главной площади либо в центрах досуга. В обычное время это бы вызвало подозрение, но не теперь. В назначенный час, ровно в восемь, каждый был на условленном месте. Маски на лица – и началось.
Мятежники застали миротворцев врасплох, и к тому же значительно превосходили их числом. Военные сдали Коммуникационный центр, зернохранилище, электростанцию, потом у восставших появилось оружие. Забрезжила надежда: может, все не напрасно? И если как-то связаться с другими дистриктами, может, еще удастся общими силами свергнуть правительство Капитолия?
Но тут пробил час возмездия. В дистрикт нахлынули тысячи миротворцев. Планолеты дотла разбомбили оплоты бунтовщиков. Разразился ужасный хаос, и людям оставалось лишь разбежаться по домам. Двое суток ушло на то, чтобы подавить мятеж. Потом – неделя чрезвычайного положения. Обитателям дистрикта запретили покидать свои жилища. Ни угля, ни еды. И затем поздно вечером, когда люди были на грани голодной смерти, вышел приказ – всем возвращаться к прежней работе.
Для Твилл и Бонни это значило: в школу. Развороченная взрывами улица – не лучший путь на фабрику, и они опоздали к обычной смене; только услышали с расстояния в сотни ярдов, как прогремел мощный взрыв.
– Кто-то доложил Капитолию, что восстание задумали наши рабочие, – тихо произносит женщина.
Взрыв унес множество жизней, в том числе ее мужа и всю семью Бонни. Твилл с ученицей побежали забрать приготовленные мундиры, набили мешки едой, пошарив по домам теперь уже мертвых соседей, и бросились к железнодорожному вокзалу. Переодевшись на складе, незамеченными пробрались в крытый товарный вагон с материей, направлявшийся в Дистрикт номер шесть. На заправке покинули поезд и долго шагали по лесу, держась рельсов, пока два дня назад не добрались до наших краев, где им пришлось задержаться, потому что девушка подвернула лодыжку.
– Понимаю, почему вы бежите, но с какой стати в Тринадцатый дистрикт? – недоумеваю я. – Что вы там думаете найти?
Они беспокойно переглядываются.
– Мы еще точно не знаем, – говорит Твилл.
– Там же одни развалины, – говорю я. – Нам постоянно показывают кадры...
– Вот именно. Только кадры одни и те же сколько мы себя помним.
– Правда?
Пытаюсь вызвать перед глазами экранные образы Дистрикта номер тринадцать.
– Вспомни Дом правосудия, – предлагает женщина. Я киваю: видела тысячи раз. – Если внимательно приглядеться, то можно заметить, В верхнем правом углу.
– Что заметить?
Твилл снова показывает мне крекер.
– Летящую сойку-пересмешницу. Одну и ту же все время.
– В нашем дистрикте, – начинает Бонни, – все уверены: Капитолий нарочно крутит старые пленки, не желая показывать, что там творится на самом деле.
Я недоверчиво хмыкаю.
– То есть вы пустились в дорогу из-за птички, мелькнувшей по телевизору? По-вашему, там стоит целый город, полный свободно разгуливающих людей, а Капитолию даже дела нет?
– Не совсем, – произносит Твилл.– Мы думаем, после того как город разрушили до основания, жители перебрались в катакомбы. Думаем, им удалось уцелеть. А Капитолий туда не суется, потому что в прежнее время, до наступления Темных Времен, главным занятием Дистрикта номер тринадцать были ядерные исследования.
– Да нет же, графитовые шахты...
Я вдруг осекаюсь: так уверяет всех Капитолий.
– Небольшие, да. Но этого недостаточно, чтобы обеспечить работой огромный дистрикт. Уж в это-то мы уверены, – отвечает женщина.
Сердце колотится как ненормальное. Вдруг они правы? Что, если... Что, если нам и в самом деле есть куда бежать, кроме дикой чащи? Туда, где надежно и безопасно? Не лучше ли скрыться в Дистрикте номер тринадцать, чем дожидаться смерти на родине? Хотя, с другой стороны... Будь там живые люди, да еще с ядерным оружием...
