Олег Верещагин - Там, где мы служили
— А что это за Дымящееся Зеркало?
Дик посмотрел хмуро, удобней устроил под головой рюкзак. Ему явно не хотелось говорить, но Джек смотрел настойчиво, и новозеландец ответил сумрачно:
— Дымящееся Зеркало… Вот что, спи-ка ты. Ты две ночи не спал.
— Да? — Джек искренне удивился. — Не чувствую. Честно.
— Правда? — забеспокоился Дик. — Выпей-ка метапроптизола. Сразу почувствуешь, что перспектива проспать три часа тебя вдохновляет.
— Да ну, я как-нибудь без него, — помотал головой Джек.
— Ну как хочешь. Да это пройдет, сначала всегда напрягаешься слишком. — Дик улегся снова и закрыл глаза. Похоже, тут же и уснул.
Джек вспомнил, что и позапрошлую ночь не спал почти совсем, и до этого… Вот черт, да он уже четверо суток не спит нормально! Ну, в таком случае он заснет, стоит только глаза закрыть.
Но сон не шел — совершенно и абсолютно. Джек чувствовал, что очень устал. И тем не менее не мог заставить себя уснуть. Это было похоже на издевательство.
Кончилось тем, что он, мысленно шипя ругательства, полез в аптечку и, достав таблетку, проглотил ее, оказавшуюся шершавой на ощупь и совершенно никакой на вкус. Улегшись снова, юноша принялся ждать, когда подействует транквилизатор…
* * *— Ну и подвело вас, ребята, прямо беженцы из Безвременья! Глядя на вас, человек ведь запить может…
Юрка Дожинцев из первого отделения уверенным шагом направился к ребятам второго, которые только проснулись. Следом, улыбаясь, шагали другие из первого во главе со своим сержантом Паоло Мальвони.
— Ого, да у них добыча! — крикнул Штефан Ягр. — Целый жирный свин! Свин-свин-свин… э, он настоящий?
— А что, не видно? — Ласло ткнул дрыхнущего пленного пальцем в спину.
— Да кто ж их знает, я таких махди раньше только дохлыми видел… Э, да он и не махди, чистопородный бандосина! Ловко!
— А третье где? И лоун стар? — поднял голову Иоганн.
— На подходе… Это не за вами тут эскадрон на пони поспешал? С выпсуками? — Мальвони достал шоколадку, переломил, протянул половину Елене.
— Мм? — Иоганн пожал плечами. — Может быть, за нами. Мы их сильно разозлили. А что такое?
— Да… Они тут в балке лежат. Полчаса на восток… все тихо, жуки-пуки-ца-ца-ры…
Иоганн молча выставил большой палец. Итальянец сделал вид, что отрывает его.
— Идут, — бросил Дик лениво.
На опушке рощи появились остальные из пятого взвода — люди О'Салливана и отделение огневой поддержки во главе с лейтенантом Фишером. Иоганн встал.
— Они кого-то несут…
Тут уж повскакали все. В роще воцарилось напряженное, нехорошее молчание. Все смотрели на приближающихся ребят.
Сам Фишер шел впереди. За ним подгоняли двух махди. Следом двое парней несли самодельные носилки.
— Кто? — тихо спросил Мальвони.
О'Салливан прошел мимо него, зацепив плечом, лицо веселого ирландца было окаменевшим, как лицо статуи. Его ребята тоже проходили мимо, глядя себе под ноги.
— Вольф, — ответил Фишер, снимая шлем.
Иоганн медленно подошел к носилкам, откинул край пленки.
— Ясно…
Джек увидел, что трофейные халаты, из которых были собраны носилки, внизу подтекли: сгустки крови уже застывшие — по всей длине.
— Мина, — сказал за спиной Джека Андрей. — Ах дурачок, дурачина, дурачила…
— Докладывайте, Херст. — Фишер знаком показал, чтобы опустили носилки.
— Разведаны и размечены на кроках несколько проходов в обороне. Взят в плен «берет»… белый, сука. Бумаги его у нас.
— У нас тоже двое пленных… — Лейтенант приподнял угол рта. — Вольф погиб из-за них, а они, выходит, и не нужны… — Он чуть повернулся, черканул рукой по воздуху.
Это движение весьма обрадовало ребят. Несколько ног вытолкнули обоих взвывших махди в сторону, потом дважды треснули пистолетные выстрелы — стреляли в затылок, даже не дав обернуться и начать умолять.
— Можно возвращаться. — Фишер посмотрел на верхушки деревьев. — Домой, больше нам тут делать нечего…
Через холмы снова шли колонной с охранением на флангах и впереди, в голове строя. Джеку хорошо это запомнилось: цепочки фигур среди серого пространства с редкими зелеными пятнами, несколько неподвижных, вглядывающихся в обе стороны дозорных, и тучи, через которые расплывчато просвечивало солнце. Слышно было, как напевает Андрей.
Этой ночью снова будет дождь…Свет ракеты разорвет густую полночь,И сирены вой, как острый нож,Снова позовет меня на помощь…
Я ногами в землю врос.(Это мне потом приснится!)Эти дальние холмы —Мира нашего граница!
Буду долго вспоминатьПродуваемые ветром,Не дающие мне спатьСорок восемь километров…[60]
* * *Вышли к границе холмов на вторые сутки, уже в темноте. Странно, но за взводом не были высланы БМП, хотя предупредили! Джек, настроившийся уже доехать до лагеря, мысленно взбесился, как только может взбеситься усталый солдат, которого вынудили снова что-то делать. Фишер шел и хладнокровно чертыхался… но потом словно споткнулся:
— Что это?!
Над лагерем метнулись, сталкиваясь, лучи прожекторов — и дальше, дальше, по всей линии влево и вправо и в тыл. Лучи плясали безумный танец, кто-то менял цветные фильтры, выписывал в небе вензеля. Потом вслед за лучами в небо вонзились сотни трассерных очередей — стреляли длинными, и треск автоматической пальбы несся по округе.
— Если это нас встречают, это, право, слишком… — тихо пробормотал Дик.
— Может, нам тоже пострелять? — предложил кто-то.
— Отставить! — рявкнул Фишер, удивленный и рассерженный. — Мазл! У них там что, скапази у всех?!
— Э, а сегодня у нас не Ватерлоо?[61] — спросил Джимми Кин из первого. Фишер мельком глянул на часы:
— Да нет, неделя еще… А на думми вик[62] так не бесятся…
Почти бегом — откуда и силы взялись! — подгоняя бандита, уже сутки шедшего своими ногами, взвод заторопился к внезапно сошедшему с ума лагерю.
— Похоже на новое возвращение Солнца, — на бегу поделился впечатлениями Андрей.
Джек кивнул — он знал, как выглядел этот день, даже хронику видел.
Картина лагеря между тем поражала своей фееричностью, и чем ближе они подходили, тем ясней слышались шум, крики, песни — короче, картина сумасшедшего, безоглядного веселья.
Недоумение усилилось, когда их окликнули у прохода через передовую:
— Стой, кто идет?!
— София! — отозвался Фишер.
— Саутгемптон! — навстречу шагнул парень из стрелковой роты. Он улыбался так, словно увидел своих оживших предков, и улыбка выглядела до такой степени дебильно, что Фишер резко спросил:
— Вы пьяны, рядовой?!
— Товарищ лейтенант! — Глаза часового в самом деле были какие-то… с чеканутинкой. — Товарищ! Лейтенант! Сегодня трезвых нет, даже кто трезвый! Сегодня пьяны даже те, кто не пил!
— Что это… — начал Фишер, мельком оглянувшись на своих изумленных солдат.
Часовой перебил его:
— Да вы послушайте, товарищ лейтенант! Сейчас повторять будут! Вот!
Что-то громко щелкнуло вдали, и через могучие усилители раздалось, заглушая шум:
— …Взяли столицу Империи Картелей[63] войска Англосаксонской Империи! — Все узнали голос диктора русской «Орбиты». Странным было то, как он звучал. Отлично поставленный, совершенно безэмоциональный, сочный голос сейчас звенел, из него буквально рвалась, как у мальчишки на первом свидании, радость. Это было не вполне понятно, конечно, что англосаксы наконец-то добили Империю Картелей, это хорошо, вокруг захлопали друг друга по плечам и ладоням. Но… И тут диктор заговорил снова, и каждое его слово было будто гром, в речи слышалась гордая торжественность: — Сегодня… 24 июня… войска Русской и Англосаксонской Империй и конфедеративные отряды… начали массированное наступление… на азиатских фронтах!.. В 12.00 по Гринвичу… войсками свободного мира был взят… последний оплот азиатских фанатиков-людоедов, их столица, город Шамбала! Организованное сопротивление… сломлено! Войска Империй выходят к Индийскому Океану! Отныне… боевые действия широкого масштаба… закончены! Банды бегут в Южной Америке и Азии… на многострадальном африканском Юге… на землях древней Арейи… и побережье Ливийского залива! Брошены сотни единиц техники… запасы снаряжения! Пленных… не будет! Друзья! Это ПОБЕДА! Реконкиста… вступает… в завершающую фазу!
И в тот же миг в наступившей в эфире тишине над лагерем загремели гневные голоса, похожие на голоса древних богов Европы, обращающихся к своим отважным потомкам:
Пламя гнева горит в груди!В бой, арийцы, заря впереди!Бей проклятых врагов!Смерть за смерть, кровь за кровь!Пламя гнева, в поход нас веди!
Это был марш «Пламя гнева», впервые прозвучавший много лет назад, когда «Империи» человечества были по большей части лишь мечтами двух небольших групп полных веры и отваги полуголодных и озлобленных людей. Говорят, марш представлял собой переделанную кем-то песню старых времен. Но не все ли было равно?
