Александр Бауров - Белая звезда
— Ты считаешь, я слишком расслаблен?
— Да, ты должен злиться на него! Разозлись как следует, и тогда ты, может, даже победишь его!
— Злостью делу не поможешь, — затягивая латы кожаными ремнями и проверяя, как все притерлось, ответил Гримли.
— Ну ты ещё скажи, что когда он тебя искалечит там, ты на него злиться не будешь!
— Отстань, Толин! Ты раздражаешь меня перед самой важной битвой в моей жизни.
— Молчу, молчу… Ну, удачи тебе.
Перед самым выходом Гримли обнял своего невысокого друга и сказал ему на ухо: «Мы выстоим. Я помню твой совет о силе, и Мантису меня не свалить!»
— Да пребудет с тобой Великий Творец! — гном резко обернулся и пошел на трибуны для зрителей, где место для него заняла Илирвен.
Арена имела не меньше тридцати ярдов в диаметре, и в данный момент на ней никого не было, кроме членов приемной комиссии, расположившихся за длинным столом, покрытым зеленым бархатом: пять человек, в том числе и мастер Торребор, с которым первоначально должен был драться Гримли. На столе лежали бумаги, пузатые медные чернильницы, перья и пара больших двуручных мечей, блестевших сталью на утреннем солнце.
Низкий гул гонга несколько раз обошел трибуны. Копейщики открыли двери по левую сторону от судей, и появился Гримли. Приветствия были столь бурными, что главе совета мастеров пришлось звонить в серебристый колокольчик, а стоящим у перил копейщикам грозно постучать об пол своим оружием.
Гримли подошел к совету воинов и поздоровался, отвешивая почтительный поклон каждому. Затем громко назвал свое имя, чтобы зрители знали претендента, и тут открылись правые врата, и показался его соперник.
Мантис шел спокойной, уверенной и очень мягкой, кошачьей походкой. Гримли частенько видел его раньше, но только сейчас осознал, какая физическая мощь таится в этом человеке. Он походил на легендарных воинов древности, какими их изображали книги о деяниях магов или священное писание Велеса. Ростом почти шесть футов, на голову выше Гримли, хотя у того на сапогах были небольшие каблуки, а Мантис был обут в кожаную обувь варваров, чтобы лучше чувствовать почву ступнями. Вдвое шире Гримли в плечах, а торс, казалось, выточен ветром из горного базальта. Мышцы рук толщиной могли сравниться с телом противостоящего ему юноши.
Особенно выделялась гипертрофированная левая рука, более похожая на чуть увеличенную клешню прибрежного краба. У мастера были длинные светлые волосы, собранные в пучок на затылке и ниспадавшие ниже лопаток. Из доспехов он надел только кованую набедренную юбку да легкий натяжной кожаный панцирь. Он более всего напоминал варвара с гор Кревланда с мужественным и волевым лицом, в котором угадывались черты эльфийского происхождения. У Гримли возникло желание куда-то убежать, спрятаться…
Но биться было нужно, и когда Мантис подошел к столу, Гримли пожал ему руку и тут же пожалел об этом, с такой силой сжалась кисть учителя, и это была только правая, на что же способна левая?!
А когда Мантис схватил тяжелый двуручник и, чтобы позабавить публику, подкинул левой рукой вверх на высоту ярдов пяти над собой, а потом на лету поймал оружие правой, перехватив рукоять и сорвав шквал аплодисментов, Гримли задумался, а этой своей силой или магией можно ли незаметно остановить такого гиганта? Он окинул взглядом трибуны, нашел Толина и Илирвен. Они прочли нерешительность и растерянность в его взгляде, и это было хуже всего. Гримли страшно разозлился, не на них, не на Мантиса, а на себя, за то, что испугался. Когда Торребор велел: «Претендент Гримли Фолкин из Мёльде, возьми меч!» — он схватил оружие двумя руками и постарался показать, что меч легок, но это оказалось непросто. Вес меча был ему хорошо знаком по тренировке, но именно сегодня он показался каким-то невыносимо массивным и неудобным. Наверно, большой топор Толина куда легче, подумал он.
— Деритесь честно, — сказал глава комиссии и высоко поднял руку с блестящими песочными часами. Песчинки отсчитывали те три минуты, которые претендент должен был удержать в руках свое оружие. Отсчет начинался после первого соприкосновения мечей.
Они сходились. Гримли знал, что мастерам на экзамене запрещено биться в полную силу, чтобы, не приведи Велес, не покалечить учеников, но обезоруживали они легко. Часто бои заканчивались после пары ударов.
Мантис вышел вперед играючи. Сегодня ему предстояло отобрать двух-трех из полутора десятков претендентов. Этот первый выглядел достаточно жилистым, но неуверенным. Может, он хотя бы ловок? Первый замах — Гримли уклонился. Удар, ещё, и все мимо. Да это «беглец», подумал Мантис. Нормальный быстрый парень, его стоит брать, но прежде, конечно, припугнуть. Их мечи едва задели друг друга, раздался громкий лязг, и глава комиссии перевернул часы, песок побежал вниз, а для Гримли начался первый, по-настоящему трудный бой.
Юноше удавалось лавировать и уходить от выпадов мастера, но те были не очень точны и резки, он чувствовал, что Мантис щадит его, в то же время знал, что существует запрет на пассивную защиту, и судьи могут сами остановить сражение. Он попытался провести атаку и тут же натолкнулся на контрвыпад. Это был удар не какой-то изощренной коварности, но Гримли показалось, что он врезался в скалу, и его меч чуть не выскочил из рук. Мантис отбросил его назад, и Гримли взмыл в воздух, приземлившись в нескольких ярдах от мастера, но приземлился на обе ноги и не потерял оружие. Со стороны стола судей послышались одобрительные возгласы. Ещё несколько таких ударов, и Гримли понял, что его силы иссякают. Сжимавшие рукоять пальцы болели так, будто в них вколачивали гвозди, в то время как Мантис орудовал одной рукой, и то не ударной.
Вот их мечи снова сошлись, и Гримли, удержавшись на ногах, почувствовал будто бы неуверенность в движении мастера. Он сделал подсечку, стараясь повалить белокурого гиганта. Мантис подпрыгнул, пропустил ногу Гримли под собой и обрушил на плечо претендента удар своей страшной левой руки. Из глаз Гримли брызнули слезы, дикая боль пронзила его и, не удержавшись на ногах, он упал на землю. Быстро поднявшись, он не выпустил оружие, но почти ничего не видел. Глаза застил туман.
Мантис, разозленный непонятливостью ученика, жестко ударил его рукоятью меча. Удар прошел вскользь. Мастер не хотел вышибить из него дух, но Гримли отлетел в сторону. Острые углы крестовины меча разодрали ему щеку и бровь. Гримли рухнул на песок и пыль арены. Боль стала нестерпимой. В голове все плыло, левый глаз плохо видел и стремительно заплывал, все лицо было в крови. Ноги стали ватными и едва держали его. Мантис остановился, отдышался и медленно, давая шанс, двинулся к нему. Осталось меньше минуты. Дикая боль, сковывавшая тело юноши, не отступала. Сжав челюсти, сплевывая и утирая кровь, он смог встать и, пошатываясь, ждал приближающегося противника.
Ненависть вдруг овладела Гримли. Он понимал: сейчас он окончательно ослабеет и мастер может просто вытащить меч из его рук. Тогда экзамен, да что экзамен — весь его путь, его жизненный план, все это рухнет в бездну! Он возненавидел Мантиса. Суровый мастер жестоко избил его совершенно незаслуженно! Так нельзя обращаться с учениками, это экзамен, а не побоище! Это нечестно, ведь ему проиграет любой ученик, любой!
Неожиданно его взору открылась красно-черная пустота астрала и белая светящаяся фигура — душа Мантиса. Сейчас ты получишь, мразь! Гримли протянул магическую руку к девственно чистому астральному телу врага и схватил его сердце. Все, кто следил за поединком, видели, как в нескольких шагах от еле держащегося на ногах противника Мантис вдруг побледнел, схватился левой рукой за грудь и упал на одно колено. Его глаза заволокла пелена. Гримли усмехался, глядя, как корчится в предсмертных судорогах его враг. Ненависть не отпустила его, и он, забывшись, скорее всего, убил бы жестокого мастера, если бы сильный крик не прорвался в его сознание. Это была Илирвен.
— Что ты стоишь, Гримли, ударь его, выбей у него меч! — Эльфийка страстно следила за поединком и желала победы Гримли. Её сердце сжималось с каждым страшным ударом Мантиса, который выпадало принимать молодому ученику. Сейчас видя, что мастер упал, не подозревая, что причиной этого является как раз сам Гримли, она желала ему воспользоваться ситуацией. Илирвен не могла и подумать, что тем самым спасла Мантису жизнь.
Гримли очнулся, красно-черная пелена отошла и рассеялась. Магическая рука отпустила сердце мастера, тот дернулся и тяжело задышал. Но юноша успел всерьез воспринять слова Илирвен. Превозмогая боль, он рванулся к стоящему на коленях гиганту и с силой ударил его ногой в грудь. Тот охнул и отвалился на спину, хотел встать, но сапог Гримли прочно прижал его меч к земле. Встать можно было, лишь расставшись с оружием. Мантис что-то шептал и тяжело вдыхал воздух, открывая рот, как рыба, выброшенная из воды.
