Евгений Соломенко - Час «Ч», или Ультиматум верноподданного динозавра
Дик позволил себе снисходительно усмехнуться:
– Темная история, что и говорить! Почему адмирал свернул с курса, который был утверждён советом полководцев? Заблудиться штурманы Неарха не могли – это были лучшие навигаторы Финикии, Египта и Кипра. И на шторм не спишешь: как это от десятков судов могло не остаться ни единого обломка?
– Вы мне предлагаете историческую викторину? – осведомился Глеб.
– Нет. Не предлагаю. Потому что ответов вы наверняка не знаете. А я – знаю! К вашему сведению, my friend: в своей жизни я не только махал лопатой. А между делом ещё заработал два диплома – в Оксфорде и Сорбонне. Ремесло «гробокопателя» требует основательных познаний в истории, археологии, этнографии.
Глебовы брови взлетели вверх: этот солнцем прожжённый ковбой – выпускник лучших университетов мира?
– Так вот, – продолжил дипломированный уакеро. – Я перешерстил ведущие научные библиотеки Старого и Нового Света, а затем добрых полтора года процеживал добытую информацию. Процедил, сопоставил, проанализировал. И полученные выводы привели меня в вашу самобытную страну.
– Н-да, любопытно…
– И даже более, чем вы полагаете! Александр Великий понимал – дни его сочтены, а там холуи-царедворцы начнут рвать империю на куски. Перед умирающим императором встала труднейшая проблема.
– Как спасти империю?
– Отнюдь. Его мучило другое. Существует предание – мол, на заре своего взлёта Александр раскопал таинственный изумруд, принадлежавший некогда легендарному Гермесу Трисмегисту.
– Трисмегист? – Бог мудрости у древних египтян?
– Не Бог, а великий ученый и маг эпохи додинастического Египта – крёстный папаша гностицизма, герметизма, алхимии, масонства и других тёмных штук. Между прочим, его естественнонаучное учение дожило до наших грешных времён в виде астрологии и доктрины соответствий. Это с третьего тысячелетия до Рождества Христова!
Дик уважительно прищёлкнул языком.
– Так вот, Трисмегист этот обладал не только тайным знанием, но и магическим изумрудом, который – не знаю уж, как – попал в руки к Александру Македонскому. Именно сила этого камня помогла молодому царю сплотить под своими знаменами едва ли не всю Ойкумену.
– Легендами пробавляетесь? – усмехнулся Платонов. – Сказочками?
– Нет, не сказочками. Я выяснил: предание не солгало – камень, действительно, был. Пройдя тайную инициацию в катакомбах под Александрией, Македонский получил его в дар от египетского жреца высокой степени посвящения. И вот годы спустя, умирая, он озаботился, чтобы кристалл судьбоносный не попал в недостойные руки.
Дик вспомнил, наконец, про сок, отхлебнул и продолжил:
– Картину эту я сложил из десятков фрагментов, надёрганных, где только можно. Вкратце, суть такова. Неарх получил секретный приказ – увести корабли за пределы известного обитаемого мира, и там основать колонию, которая бы навсегда позабыла о походах, вела замкнутую жизнь отшельников. Умирающий самолично наметил адмиралу конечный пункт его последнего плавания. Неарх должен был направить морской караван в Нижнюю Скифию, пройти через Меотидские болота и подняться вверх по Танаису. Если вы подзабыли, готов расшифровать: Меотидскими болотами тогда именовалось Азовское море, а Танаис – это ваша река Дон.
Оксфордский «гробокопатель» извлек из шкафа бумажный рулон, развернул на столе.
– Это – географическая карта XI века из списка «Этимологий», составлена Исидором Севильским. Вот (видите?) – город Керсон. То есть – Херсонес Таврический. Та надпись внизу и слева от него означает – «Скифия Нижняя». А теперь – главная интрига! – очень странные три квадрата, нарисованные над всё теми же Танаисом и Меотидскими болотами. Знаете, как подписаны эти непонятные знаки? «Алтари Александра»!
Дик поднял голову от карты, в его глазах плясали языки адского пламени:
– Неарх привёл флот в низовья Дона. Там, разгрузив суда, сжег их и основал крупное поселение. Не спалил он единственный корабль – большую, на 170 вёсел, триеру с мощным тараном на форштевне. Её затопили в Таганрогском заливе, вблизи от дельты Дона. Такой вот деревянный футляр в сорок метров длиной, а в нём захоронен тот самый изумруд Трисмегиста. Как вы, русские, говорите, – концы в воду! Когда я раскрутил, наконец, эту шараду, пришлось засесть за изучение русского языка. И вот я – здесь, и мы с вами, дорогой Глеб, уже на новых началах строим наше предприятие. Маленькое предприятие, которое принесёт нам чрезвычайно большую прибыль! (Га-га-га!)
– А вы уверены, что я с вами буду что-то там строить?
– А разве я оставляю вам иную возможность? – бритоголовый Дик прожёг его глазами, в которых жила чёрная пустота «уаки» – могилы.
Потом Дик спрятал свой «могильный» взгляд, как убирают стилет в ножны. И дружелюбным тоном обратился к притихшему молодому человеку:
– Знаете, сколько может потянуть такой камушек на аукционе Кристи? Впрочем, до аукциона ещё надо дожить… В общем, так: немедленно возвращайтесь в экспедицию и во всем слушайтесь Тарана. Он знает, что нам нужно.
* * *Глеб, измочаленный и сломленный, покинул номер. Уакеро выждал пару минут и произнёс в пространство:
– Давай сюда!
Дверь из спальни отворилась, и на пороге возник Таран.
– Ты впрямь подаришь жизнь этому шнурку?
– Я что, похож на шизофреника? – включил Дик свою знаменитую улыбку.
– А какого ж лешего ты распинался перед ним, толкал всю эту бодягу про изумруд?
– Наш сосунок должен поверить, что мы опять – партнёры. Тогда он не бросится писать заявления в ваши замечательные «органы». Да и тебе проще будет его убрать, пока он не паникует.
– Ну, об этом не переживай! – хмыкнул лениво менеджер. – Для меня этой амёбе бошку оторвать – что сморкнуться.
– Вот и сморкнись. От меня он не должен попасть ни домой, ни в органы, только к ангелам небесным. Там его уже заждались!
* * *Тем временем «сосунок», погруженный в тяжкие мысли, мерил шагами набережную Фонтанки. Похоже, мистер Кольт опять держал его за простачка! «На сколько может потянуть такой камушек?». На пожизненное заключение! Дураку ясно: такой «камушек» – не для аукционов. А теперь – вопрос на засыпку. Кто готов выложить состояние в обмен на камень, дарующий власть над миром? Очередной Гитлер, маньяк новой формации?
Платонов-младший верил в те смутные вещи, которые отец презрительно именовал «гнилой мистикой». Глеб знал: судьбы земные вершатся не на земном плане. Так на кого же готов сработать наш вездесущий уакеро? Кажется, этот чёртов Дик и вправду может стать гробокопателем – для всего голубого «шарика».
Ну ничего, я вам покажу! И тебе, красавчик-уакеро, и твоему человекообразному менеджеру!
Блуждающий взгляд Глеба упал на грязноватую гладь Фонтанки – и почудилось, будто из глуби прорисовался абрис высокого собора. А со звонниц, упрятанных под мутной водой, ударил тревожный набат: сперва еле слышно, потом – громко, во всю мочь. В ту же секунду Глебов затылок взорвался ослепительной молнией, после чего стало темно и тихо.
Убийца бросил шипастый кастет в Фонтанку, приподнял мёртвое тело и усадил, прислонив спиной к перилам. А рядом выставил из пакета бутыль из-под водки, граненый стакан и надкушенный бутерброд с дешевой колбасой. Оттуда же извлек бейсболку, нахлобучил на проломленную голову «алкаша». Перед тем, как раствориться в ближайшем переулке, бросил через плечо:
– Твой счет закрыт. Отдыхай, Питерский!
Доска объявлений
К сведению господина, забывшего в туалете нашего ресторана, подле застреленного посетителя, свой пистолет. Вашу «Беретту 92 FS Brigadier» вы можете получить у дежурного администратора.
Глава 19
ДЕДУШКА РУССКИХ ХАКЕРОВ
(Санкт-Петербург, 20.. год)
Ступив на землю Северной Пальмиры, Роджер первым делом заглянул к коллегам в здешнее территориальное управление ФСБ – знаменитый Большой Дом на Литейном. («Самое высокое здание в стране, – шутили „с бородой“ местные острословы. – С первого этажа 101-й километр просматривается, а с верхнего – вся Колыма!»). Начальник Петербургского управления, разумеется, был оповещён (хотя и в самом туманном виде) о визите Ледогорова. А потому гарантировал высокому московскому гостю транспорт, связь и необходимое прикрытие. Для чего в распоряжение Роджера был выделен специальный сотрудник – майор Полесьев.
Из Большого дома подполковник направил стопы к доценту Бомжу. Поднимаясь по широкой лестнице старого петербургского дома и насвистывая «В Кейптаунском порту», Ледогоров рисовал себе сомнительного этого персонажа. Старый хиппи, облезлый и обозленный – небритый-нечёсанный, воняющий козлом гражданин человечества. Господин Протест, живая пощёчина общественному вкусу и обонянию.
