Михаил Гвор - Прорыв выживших. Враждебные земли

Докладчик вновь перевел дух.

— Давид, ты бы присел, — участливо произнес Виктор, — в ногах правды нет…

— Ничего, мне так удобнее. Теперь о Таджикистане. После Киргизии наиболее раздробленная страна в регионе. Самой серьезной силой является бывшая двести первая база российских войск. Сейчас именуется Дивизией и контролирует центр государства: Душанбе и прилегающие районы. Душанбе уничтожено не полностью. В первые годы после Войны Дивизия регулярно вела локальные боевые действия против кулябской и памирской групп. Последние два года в союзе с ними успешно отбивает атаки афганцев. Всю эту зиму шли переговоры об объединении юга и востока страны под эгидой Душанбе. Моё мнение: они обречены на успех. Если это произойдет, можно говорить о возрождении Таджикистана, как единой страны. Независимыми остаются только Согдийская (она же Ленинабадская) область и ущелье Зеравшана. Худжант контролируется командой некоего Рахмонова, — оратор поднял руку, предупреждая вопросы, — к довоенному президенту страны отношения не имеет. Даже не однофамилец. Южная граница его владений — перевал Шахристан. Все остальные еще ближе. Пенджикент держит клан Амонатовых. Группа не очень многочисленная, но крепкая. И достаточно вменяемая. Верховья Зеравшана и Матча — братья Рахмановы. К хунджантскому лидеру тоже никак не относятся. И, наконец, наш старый знакомец — Бодхани Ахмадов, владения которого отделяют друг от друга все вышеперечисленные территории.

— То есть, Бодхани заноза не только в нашей заднице, но и в общетаджикской?

— Именно так. Никто бедолагу не любит. Но душанбинцы не хотят терять людей при штурме Анзоба, а остальным он не по зубам. Могли бы договориться, но отношение друг к другу у всех групп достаточно настороженное. Вот вкратце и всё.

— А мы? — спросил Егор.

— Вот ведь Тигра ленивая, — съязвил Потап на правах тестя, — даже я уже выучил, какое ущелье куда выводит, а ему со своего рудника нос высунуть лень.

— А мы, — сказал Давид, — имеем прямой выход только на территорию Ахмадова. К Амонатовым можно попасть от Куликалон, то есть, через Алаудинский перевал. Или через Лаудан. Но через перевал много не унесешь.

— Надо попросить бульдозер, — бросил Стас. — Пусть дорогу построит. Пообещать ему там внеочередное техобслуживание…

— Не построит, — бросил Леха, — просчитывали. Только отнорок с Гедиминаса.

— И не нужно, — добавил Виктор, — прежде, чем что-то строить, надо прикинуть все варианты. А их не так много…

«Челябинская воронка» собственно воронкой не являлась. Но и города практически не существовало. Объезжать пришлось по широкой дуге, чуть ли не каждые десять минут «прозванивая» местность дозиметром. И это через одиннадцать лет! Что тут творилось в дни войны, страшно представить. Зато после «Челябы» дорога стала не в пример лучше.

Заправиться не удалось и в Миассе. А вот в Златоусте повезло.

Колонна, повернув за холм, выкатилась прямо на заправку… Самую обычную, на которой заправляют бензином и солярой. Таких хватало и раньше. Но эта была РАБОТАЮЩЕЙ…

Сначала никто своим глазам не поверил. Не бывает такого… Осознание чуда пришло только тогда, когда персонал этой самой заправки, встретил «сибиряков» парой неприцельных очередей и разбежался, бросив вверенное предприятие на произвол гостей.

Под завязку заправиться не удалось. Но все баки и половину канистр залили до краёв. Теперь можно было быть спокойными: до Уфы бензина хватало с запасом. Немало времени заняла дискуссия о том, чем платить сбежавшим местным, сколько платить, а главное, надо ли вообще это делать.

С одной стороны, вроде как не бандиты тут сидели. Что обстреляли и сбежали — не показатель. С другой — висящий на въезде прейскурант навевал мысли о живодерах-барыгах и мироедах-куркулях… Выражения, правда, были попроще, зато покрепче. Платить мироедам — не вариант.

С третьей стороны — а какие могут быть цены, если от каждого второго покупателя приходится драпать в кусты, оставляя ему товар, а может, и кассу? С четвертой…

Компромисс неожиданно нашел Соловьев. По мнению москвича, платить было надо. Но! По ценам Новосибирска, ибо в данном конкретном случае персоналу никто не угрожал! Что поугрожать банально не успели — так это вопрос номер два, и не рассматривается. Да и, в конце концов, стрелять в них никто не собирался. Наверное.

Поэтому, берем средние цены по Новосибирску, Естественно оптовые, раз товар забрали полностью. Делаем скидку за самообслуживание, а не фиг бегать от покупателя. Ну, и еще за бартер комиссионные. Им же теперь не надо за этим барахлом ехать. И прочие скидки…

Дальше. Поскольку контрагенты не высказали пожеланий по форме оплаты, то оплатить тем имуществом обменного фонда, которое считаем наиболее адекватным, то есть тем, что меньше нужно в дальнейшем путешествии. Например, остатками веревок, найденных в безымянной деревне. Цены на них должны быть средние по Новосибирску, но, естественно, розничные, не всё ж отдаем, а также включать наценку за доставку и надбавку на выездную торговлю. И на бартер. Бензин — не деньги, его еще продать надо. И прочие надбавки…

Попытка сержанта Полякова обратить внимание окружающих на многократное дублирование надбавок в лейтенантских расчетах (некоторые повторялись не дважды, а трижды, и даже четырежды) была в корне пресечена капитаном Урусовым, которому типично хохляцкий подход бывшего подчиненного определенно понравился. (Линтинант дило каже! Не знав бы, шо москаль — за хохла прийняв бы! Возьми, боже, що нам не гоже! Ну, а якщо богу смачно, то и заправшикам не в падлу.). Никто ничего не понял, но по контексту сообразили.

Единственное, что уточнил дотошный капитан, что в день выезда с Заимки цены на веревки и прочий хлам выросли в Новосибе в четыре раза, а на бензин, наоборот, вдвое упали. А никто этого не помнит, исключительно потому, как все были заняты, и не до того было. С последним утверждением почтенная публика не спорила. Она, собственно, вообще не спорила. Так, тихо выпадала в осадок.

Сам Соловей и посчитал количество оставляемого мусора, то есть товара. Результатами обмена остались довольны все. Но напоследок майор Сундуков со словами: «Совесть всё-таки иметь надо, коммерсанты фулевы!», добавил от себя бутылку водки и две банки тушенки…

— Нехорошее место здесь, командир. О нем говорят много плохого…

— Что именно?

— Много плохого. Кто сюда ходил, никто не вернулся. Здесь живут злые духи!

— Мусо, разве ты маленький мальчик, что верит в злых духов?

— Нет, Рахмат, я не маленький мальчик. Но ты слышал, чтобы кто-нибудь вернулся?

— Не интересуюсь байками грязных дехкан, Мусо. Мой автомат убьет любого духа, неважно, злой он или добрый. Правда, командир?

— Нам не надо воевать с духами, Рахмат. И с людьми тоже. Надо догнать этого обнаглевшего дехканина и грохнуть его. Женой и дочками можно предварительно попользоваться. Старшую я бы с собой прихватил, красива стерва… Ну, заодно глянуть, что там происходит. А если что-то не так — мы быстро побежим вниз. Мусо, ты умеешь быстро бегать?

Джигиты расхохотались. Под взрывы хохота «буханка» с бойцами Савфата Бурхонова свернула с трассы и двинулась по заброшенной грунтовке вглубь ущелья Пасруд-Дарьи.

— Не гони, Сабир. — придержал водителя Савфат. — Надо смотреть по сторонам. Аллах своей милостью может послать нам добычу гораздо раньше, чем ожидаем…

Впрочем, дорога сама по себе не способствовала быстрой езде. Со времен Войны она и не подозревала о ремонте. Через час неторопливой езды, это нагромождение ям и колдобин вывело «буханку» к развалинам кишлака.

— Останавливаемся тут. Дальше идем в боевом порядке. Пешком идем только мы, Сабир! Можешь не бояться за свои ноги.

Джигиты повыпрыгивали из машины, рассыпались цепью. В УАЗе остались только Сабир за рулем и Мурад-большой, который, высунувшись в люк на крыше водил из стороны в сторону стволом ДШК. Кишлак прочесали за час. Никого и ничего. Тишина.

— Ты и ты — в охранение. — скомандовал Савфат, когда развалины остались позади. — Остальные, что скажете?

— Неприятное место, — откликнулся Мусо, — не удивляюсь, что столько слухов ходит!

— И это всё?

— Нет. Кишлак не сожгли.

— Великое открытие, — съехидничал Мурад-маленький. — а сгоревшие дома нам чудятся! Наверное, кутрубы нас так бояться, что наводят морок?

— Ты не понял, — продолжил Мусо, — его не сожгли сразу. Это сделали потом. Сначала увели людей и забрали всё ценное. Вплоть до кирпичей и дерева. Потом разломали дувалы. И только потом пустили огонь, подобравший остатки. И это было давно. Десять лет назад. Или больше.

Мусо не был маленьким мальчиком или трусом. Мусо был охотником и следопытом. И в духов он не то, чтобы верил, просто учитывал их возможное присутствие. Но на добрых не надеялся, а злых не боялся. И продолжал делать свою работу. Хорошо делать. Как всегда.