Дмитрий Казаков - Война призраков

Ариф побагровел так, что стал похож на помидорину в шляпе. Похоже было, что звероподобный надсмотрщик никогда не сталкивался с сопротивлением и привык к безропотному повиновению.

– Так ты что, считаешь, что я трус? – почти прошипел он.

– Да, считаю, – ответил Васкес.

– Что ты делаешь, опомнись! Он тебя убьет! – выкрикнул кто-то из толпы.

– Нет, не убью. – Кровь отхлынула от лица Арифа, он подозвал одного из помощников. – Но измордую изрядно! Покажу, что стою кое-чего и с голыми руками! Давай, бросай лопату!

С удивленным гулом толпа следила за тем, как старший надсмотрщик отдает подручному кобуру и кнут, как снимает шляпу, разминает здоровенные кулаки, похожие на пудовые гири.

– А Виктор испытывал замешательство, затрудняясь принять решение. Главная задача – выжить, вступила в противоречие с характером личности-маски – мрачным, непокорным и решительным Хуаном. Ариф способен прикончить человека и голыми руками, и вряд ли СЭС обрадуется, обнаружив, что одного из ее потенциальных сотрудников скормили свиньям в какой-то из латифундий Альвхейма.

Но спасти себя, использовав в полной мере искусство сэнсэя Ли, тоже нельзя! Подобное умение у простого эмигранта, мусорщика из Мехико, вызовет подозрения…

Пока Виктор терзался сомнениями, его противник начал действовать. Зло взревев – должно быть, с таким кличем выходил на охоту саблезубый тигр, он ударил. Быстро и беспощадно.

Васкес едва сумел увернуться.

Ариф обрушился на него градом ударов. Для своего телосложения он оказался на удивление проворен. Дрался надсмотрщик умело, и Виктору приходилось прикладывать все силы, чтобы устоять на ногах.

Пару раз он ухитрился ответить и едва не закричал от боли, когда кулак отлетел от твердой, точно камень, скулы.

В глазах Арифа тем не менее мелькнуло удивление. Знавший на своем веку только быстрые и сокрушительные победы, он не привык, чтобы били его. Пусть даже столь неубедительно и неопасно.

А Виктор наконец принял решение – драться так, как делал бы это выросший в большом городе человек, которому мальчишкой довелось участвовать не в одной драке. Он зарычал и сам полез вперед.

И тут же пропустил несколько ударов. Из рассеченной губы закапала кровь, в голове словно загудел колокол, а в груди после соприкосновения с огромным кулаком больше не осталось воздуха.

Еще удар – и он оказался на земле. Перед глазами, один из которых начал заплывать, все качалось и двоилось, но все же Виктор, вновь ставший Хуаном, сумел разглядеть, что Ариф ждет чуть поодаль, не трогая лежачего. Азартные крики работников причудливо смешивались в ушах с гулом крови.

С трудом, ощущая, как подламываются руки и ноги, Васкес принялся подниматься.

– Лежи, и я оставлю тебя! – сказал надсмотрщик.

– Не дождешься! – прохрипел Васкес и, кое-как встав, двинулся к противнику. Его шатало из стороны в сторону, но это уже не имело значения.

Удара он даже не увидел. Просто почему-то вновь оказался на земле, а перед глазами густела темнота.

– Ты сражался хорошо и доставил мне удовольствие! – донесся откуда-то из нее рычащий голос. – Поэтому не будешь убит! Но наш карцер – для многих он показался хуже смерти!

Больше Васкес ничего не слышал и не чувствовал.

Глава 6

СБОРЩИКИ ЯГОД

Из-за толстой двери карцера донеслись клацающие звуки. Хуан Васкес, обитавший тут одиннадцатый день, приподнялся на охапке соломы, которая служила ему постелью, и принял сидячее положение.

Судя по грохоту в замке, кто-то собирался его навестить.

Относительно местных удобств Ариф не соврал – для многих, привыкших к комфорту, пребывание в совершенно темной, крошечной комнатке без окон оказалось бы хуже смерти.

К тому же тут было ужасно холодно. Где именно расположен карцер, Васкес не знал – его приволокли сюда в бессознательном состоянии, но, судя по исходящей от стен промозглой сырости, скорее всего, глубоко под землей.

Круг общения сводился к охраннику, который раз в сутки приносил миску с мутноватой болтушкой, которая здесь называлась едой. После обильной, хотя и однообразной кормежки, которой «баловал» работников Эрик Хольмстад, утолить голод она не могла.

Замок скрежетнул последний раз, выдав ругательную тираду на замочьем языке, и сдался. Дверь со скрипом открылась, впустив в помещение багровый, колеблющийся свет.

Но Васкесу и он показался болезненно ярким. Прикрыв ладонями заслезившиеся глаза, он мог только вслушиваться в происходящее. Тяжелые, неторопливые шага – это охранник, его поступь узник запомнил очень хорошо. И еще чья-то твердая, уверенная походка.

Шаг, еще шаг, и ее обладатель остановился совсем рядом.

– Да, ты плоховато выглядишь. Услышав это, Васкес вздрогнул. И немудрено – с нежданным визитом к нему явился сам хозяин усадьбы.

– Ну и что?.. – Спорить с очевидностью было глупо. Следы от побоев еще не сошли, и хотя зеркала в карцере, естественно, не было, Васкес примерно представлял, на что похож.

Он смог чуть-чуть приоткрыть глаза. Те по-прежнему слезились, но болезненная резь прошла. Эрик Хольмстад стоял в двух шагах, высокий и красивый, с холодной улыбкой на холеном лице. Его, похоже, совсем не смущали холод и вонь, царящие в карцере.

За спиной хозяина, сопя, топтался охранник. В руке его трепетал огнем самый настоящий факел.

– А ничего, – ответил Хольмстад спокойно, – просто я удивлен, что Ариф тебя не убил. На человека, который смог хоть какое-то время продержаться против его кулаков, стоит посмотреть.

– Ну и глядите, – угрюмо насупившись, прохрипел Васкес, – хотя было бы на что…

– Вот что, – перебил его владелец усадьбы. – Ты – человек сильный и решительный. Как насчет того, чтобы самому стать надсмотрщиком?

Васкес выпучил глаза, невзирая на дискомфорт.

– Что?.. Я – надсмотрщик?..

– Почему бы и нет? – развил мысль Хольмстад. – Ты точно так же будешь работать на меня, как и ранее, разве что работа будет чуть полегче, условия жизни получше, и появятся неплохие шансы прожить здесь год и получить гражданство. А тогда будешь сам решать, что делать дальше. Но я уверен, что ты не уйдешь. Никто не уходит с этой работы…

– И я не уйду, – Васкес ухмыльнулся, изображая отвращение, – потому что не соглашусь на это предложение! Чтобы я стал мучителем собственных товарищей? Чтобы зарабатывал на жизнь кнутом? Никогда!..

И вновь гордая и независимая натура Хуана Сантьяго Васкеса вступила в противоречие с задачей выживания. Хотя именно тут Виктор действовал в согласии с собственной маской. Лучше поискать другие пути, чем озвереть и превратиться в плохое подобие Арифа.

А став надсмотрщиком, озверения не избежишь. Власть над людьми, возможность безнаказанно издеваться над другими – чудовищный наркотик, которого лучше и не пробовать.

– Что же, ты сам выбрал. – Хольмстад пожал плечами, на лице его мелькнуло и тут же пропало выражение досады. – Но учти, в следующий раз пощады не будет. Ариф получит приказ убить тебя при малейшем неповиновении.

Васкес никак не отреагировал на эти слова.

Не дождавшись ответа, хозяин усадьбы еще раз пожал плечами и шагнул к выходу. За ним затопал охранник с факелом. Дверь громыхнула, оставив Васкеса в одиночестве, наедине с темнотой и тишиной.

Если подумать, то это не самая плохая компания.

При каждом шаге цепь, соединяющая закрепленные на лодыжках стальные браслеты, неприятно звякала. Хорошо еще, что она была достаточно длинной и не мешала ходьбе. Не препятствие для движений, а скорее напоминание о наказании, хотя бежать с такой штукой будет тяжеловато.

– Тебе придется носить их тридцать пять дней, – сказал охранник, когда кандалы были надеты, еще внизу, в карцере. – Если ничем не провинишься в этот срок, то их с тебя снимут!

Васкес слушал и кивал, испытывая смутную уверенность, что до истечения тридцати пяти дней он покинет «гостеприимную» усадьбу господина Хольмстада. Тем или иным способом.

Относительно расположения карцера он оказался прав. Чтобы выбраться оттуда, пришлось преодолеть длиннющую винтовую лестницу, а затем еще и несколько разделенных дверями коридоров.

То, что открылось глазам за пределами здания, повергло Васкеса в изумление. Можно было подумать, что он попал на другую планету. Чистое небо и ослепительное светило исчезли, вместо них клубилась пелена сизых туч, таких низких, что, казалось, их можно потрогать рукой.

Дождь хлынул с такой силой, словно землю поливали из десятков пожарных брандспойтов. Только жара говорила о том, что они еще на Альвхейме.