Андрей Мансуров - Волчица
Они долго глядели друг другу в глаза, впитывая и переваривая эмоции партнёрши.
Наконец Линда кивнула:
«— А ты, похоже, уже что-то придумала. Кого и как убить».
«— Похоже. Обсудим позже». — она кинула взгляд на Сандру, оторвавшую на время этого безмолвного диалога взгляд от экрана с диктором. Подмигнула Линде: — Смотри, мы совсем запугали бедную Сандру, — и, уже повернув лицо к старой подруге, совсем другим тоном, — Сандра! Не бойся. Мы больше прикалываемся, чем действительно кого-то бьём. Кроме, разве что, Сверков. И вообще — все гнусные слухи, которые про нас распускают завистники — это неправда. Мэр остался жив. И даже обещал прислать вам мужиков!
Однако это сообщение не проняло Сандру.
Ещё бы! На фоне такой Катастрофы:
— Замечательно. — энтузиазма — ну вот ни на грош! — Обещаю, что мы их честно поделим. — похоже, Сандра ей не очень-то и поверила. Лайана попыталась улыбнуться:
— Ну, я смотрю ты совсем раскисла. — Сандра и правда, совсем уж понурила голову, и пождала губы, — Может, тряхнём стариной? Как насчёт обеда и совсем по чуть-чуть — я обещаю: по чуть-чуть! — выпить?
Людмила фыркнула:
— С вами — по чуть-чуть?! Ты кого хочешь обмануть?!
* * *И точно — «чуть-чуть» как-то незаметно превратилось в нормально, а потом — и много…
Всё-таки нужно было и погибших на Дункане помянуть, и за здоровье выпить. И за Защитников. И за Вечность… И столько всего обговорить, и рассказать, что мэр — вовсе не вредный самовлюблённый идиот и сволочь, а очень даже — за них…
Когда Людмила опять прошла в ванну, Ленайна поняла, что — всё! Пора им всем на боковую…
* * *Утром они с Мишей и Линдой провели два часа в спортзале при гостинице. Здесь, конечно, не было таких условий как там, «дома», но всё равно — большая часть паров алкоголя из них «вышла».
Людмила и Сандра спали во второй спальне до самого завтрака, который принесли в номер к одиннадцати часам.
Поев, и ощущая себя непривычно стеснённой всеобщим упадническим настроением, Ленайна предложила (Сдуру, как вскоре выяснилось!) съездить в «родной» интернат. Благо, он находился в этом же городе, на окраине промзоны.
Для такого случая одели даже парадную форму.
Машина довезла их казённо «прикинутые» задницы туда за пятнадцать минут.
Вот он, приют их детства и отрочества. Когда единственной отрадой было несчастное караоке, книги, да походы в музеи столицы…
Всё так же обнесён пятиметровым бетонным забором с сигнальной проводкой по верхней кромке. Чтоб уж никто не отлынивал от учёбы, пустившись в бега по полям и горам. Лесов-то на планете почти не осталось: всё свели под «особую северную»… Впрочем, всё равно пытавшихся сделать это беглецов очень легко отслеживали по пеленгу чипов-удостоверений личности в запястьях.
Ленайна однажды и сама… Отметилась.
Три дня карцера и голодовки прояснили ей только то, что пока чип — в ней, спрятаться нереально. А выковырять его — рудники!..
Охрана на входе в виде трёх старушек пыталась что-то спросить, и втулить им, что «посторонним вход категорически…». Ленайна, тряхнув орденами на груди — вот как чуяла, что пригодится парадная форма со всеми регалиями! — гаркнула, выставив запястье:
— Сканнер сюда! Живо, не то — всю оставшуюся жизнь будете разгребать дерьмо в Центральном городском коллекторе!..
Их, разумеется, впустили.
Особый Статус экипажей танков позволял проделывать и не такое, и влезать туда, куда обычным, и даже управляющим, не то, что — работникам, но и офицерам Флота, иногда ходу не было.
Ленайна повела своё воинство сразу в Зал Собраний.
Боже. Ничего не изменилось. Унылые стены — до половины цвета хаки, выше — грязно-жёлтые. Белённые потолки. Казённо-зелёная трибуна. Жёсткие, истёртые тысячей задов до вмятин-впадин, сиденья скамей… Позади подмостков — скромный полевой алтарь. Ну правильно: не строить же здесь для воспитанниц специальную церковь!..
Сзади послышались шаги: Ленайна обернулась.
К ним быстрым деловым шагом подошла невысокая плотная женщина. Явно — новый директор. Она так и сказала:
— Здравствуйте, майор Мейстнер, здравствуйте, капитан Мейстнер и старший капрал Павлов! Рада приветствовать вас в наших стенах снова. Я — директор, Тора Брайтон. Чем могу быть вам полезна?
Ну ясно — охрана же передала ей их данные.
— Мы просто хотели посетить наш… — Ленайна на долю секунды замешкалась, понимая, что это не укроется от внимательно наблюдающей за ними пожилой женщины, — Родной Интернат. Посмотреть. На него. Кстати — а где миссис Магритт?
— Мне очень жаль, но миссис Магритт перевели. На другую работу. Она теперь — инспектор целой провинции. Сибири.
— А, повысили, стало быть? — Ленайна не была удивлена. Амбициозности, напора и энергии у «железной Сары», как они называли старую директоршу между собой, хватило бы ещё на трёх начальниц.
— Да, повысили. Итак, господа офицеры, чем могу служить?
Ленайна чётко, как на рапорте, озвучила их желания.
Классы осматривали не торопясь, игнорируя удивлённо-недоумённые взгляды занимавшихся девочек всех возрастов — от трёхлетних малюток, до тринадцатилетних, почти сформировавшихся телом, девиц. Линда молчала, Ленайна вежливо кивала на объяснения, что изменилось в технологии обучения за последние десять лет. Хм. Да почти ничего.
Даже побитое молью чучело волка, всё ещё поблёскивающее искорками стеклянных злобных глаз, так всегда её пугавших, особенно в темноте, в кабинете Биологии сохранилось. Не говоря уж о восьмидесяти шести глобусах Колоний в кабинете географии и планетологии. А вот снопы с пшеницей исчезли — как объяснила мисс Брайтон, труха, в которую превратились зёрна и пыльца, вызывали у некоторых воспитанниц аллергию.
Хм… Что-то часто им попадаются случаи этой самой аллергии. Может, и правда — что-то с чем-то здесь, на Глории, скрестилось?.. Хотя, как уверяли хреновы генетики, даже в принципе — не могло.
Посетили они и огромный, и сейчас пустой барак. С заправленными как по линейке, двухэтажными кроватями-нарами. Линда не удержалась: прошла и отсчитала — «пятый ряд, тридцать восьмое место… Чёрт!»
Ленайну передёрнуло: всплыли непрошенные воспоминания о зелёно-коричневых стенах таких же спален в других бараках. Где они все, курсанты и курсантки, независимо от пола, жили (Вернее, падали без сил!) весь первый год, когда обучались в Академии. И только на второй семестр доказавшим серьёзность своих намерений, «выдюжившим», курсантам, выделили отдельные комнаты. Вернее — клетушки.
Вот уж это не хотелось бы повторить!.. А тем более — посетить.
Столовая. Нет, всё тоже по-старому: всё те же мастодонты: алюминиевые кастрюли и чугунные котлы, которые с трудом ворочают краснолицые сосредоточенные поварихи, да жар от раскалённых печей, пробивающийся в громадный зал через окна-раздаточные. Даже неистребимый запах прогорклого дешёвого растительного масла и пережаренного лука — всё сохранилось именно так, как ей помнилось.
И, разумеется, тщательно оттёртые руками дежурных-дневальных, и «нарушителей дисциплины», плинтусы и стенные, пластиковые, под дерево, панели, до середины закрывающие стены низкопотолочного и несмотря на многочисленные лампы, тёмного помещения. Заставленного выстроившимися по линейке столами на тридцать человек. То есть каждый — на один взвод-группу…
Ленайна захотела пройти в спортзал.
И здесь ничего не изменилось. Прозвучал звонок: там, в учебных корпусах, перемена аудиторий. Коридоры загудят, воспитанницы «организованно» перейдут.
Её снова передёрнуло.
Она встала у свисавшего с высоты десять метров каната для лазания, решая, хочет ли возвращаться в коридоры и классы, встречаться с настороженно-озлобленными «самостоятельными» девицами. Директорша восприняла эту остановку и молчание по-своему:
— Уважаемая госпожа майор! Прошу прощения… Не согласились бы вы прочесть небольшую… Воспитательно-патриотическую лекцию? В свете трагических событий на… Дункане. Для поднятия, так сказать, патриотического духа… И оптимизма.
Ленайна переглянулась с Линдой. Та чуть заметно кивнула.
А что: правильно. Всё-таки будет у бедных, задрюченных казённой муштрой, девочек, «официальный» повод откосить от нудных занятий.
Блинн… А ведь они и сами такие «лекции» пережили!
Уже через десять минут, стоя на обшарпанной сцене, за зелёной трибуной с гербом Содружества на передней стенке, она осознала, что, как и те докладчики, которых слушали в детстве они, говорит буквально стандартными формулировками. Казённо-патриотическими фразами. За которыми, как они с Линдой и Мишей сейчас, как никто, ощущают — ничего нет!
Только обыденность серо-защитной жизни, отягощённой военным положением…
