Мэтью Мэзер - Кибершторм
– А как тебе пришло в голову постучаться к нам?
Винс указал на шестой этаж, на наши окна.
– Сейчас мало где горит свет. Я бы и не сунулся, если бы та семья не нуждалась в помощи.
Он говорил про мать с двумя детьми. Мы уложили их на диване в коридоре.
– Она не с тобой?
Парень покачал головой.
– Ехали вместе на поезде.
– На каком поезде?
Он воткнул лопату в снег, постучал по крышке бензобака, чтобы сбить лед, а затем отвернул ее.
– На «Амтраке».
– О боже! На том самом? Ты был ранен?
– Нет… – Винс ссутулился и закрыл глаза. – Может, сменим тему?
Он взял одну из канистр и посмотрел на меня. В его голубых глазах отразилось небо.
– Разве в вашем доме нет аварийного генератора?
– Есть, но нам не удалось его запустить. А что? Думаешь, сумеешь запустить?
– В любом случае теплее не станет.
– Тогда зачем спрашиваешь?
Винс опустился на колено и указал на наш дом.
– Чак говорит, что его генератор работает и на бензине, и на дизеле. Вы проверяли, сколько дизеля осталось в баке аварийного генератора?
Засвистел ветер.
– Нет, – рассмеялся я. – Не проверяли.
Не прошло и пяти минут, как мы уже стояли в подвале дома, слушая, как наполняется вторая канистра. Здесь было холодно, но значительно теплее, чем на улице. Нам даже не пришлось высасывать топливо – в нижней части бака был вентиль.
– Двести галлонов! – воскликнул я, прочитав данные о параметрах на стенке бака. – Маленькому генератору хватит на несколько недель!
Винс улыбнулся, закрыл вентиль и закрутил крышку пластиковой канистры. Я хотел расспросить его про аварию на железной дороге, однако подумал, что воспоминания все еще причиняют ему боль.
– Одно условие, – прошептал я, хотя рядом никого не было. – Это – наш секрет, ясно?
Винс нахмурился.
– Возьмем добычу топлива на себя. Все будут думать, что мы высасываем бензин на морозе, а мы будем сидеть здесь, расслабляться и болтать. Что скажешь?
Он рассмеялся.
– Ладно. А разве они не заметят, что мы приносим не бензин, а дизельное топливо?
Парнишка быстро соображал.
– Кроме Чака – никто.
Винс кивнул и опустил взгляд.
– Не хочешь поболтать прямо сейчас? – спросил я.
– Не очень.
– Да ладно. Давай поговорим.
15.45
– Можно мне подняться к вам?
Я перевел взгляд на ковер, чтобы не смотреть ей в глаза.
– У нас уже больше людей, чем нужно, – ответил Чак за меня.
Ребекка из 315-й квартиры была напугана. Все жильцы с ее этажа уже ушли.
На ней была блестящая, «дутая» черная куртка с оторочкой из искусственного меха. Из-под капюшона выбивались светлые пряди волос, окружая ее бледное лицо неземной аурой.
По крайней мере, она не мерзла.
– Честное слово, вам не стоит здесь оставаться, – сказал я и представил, как одиноко ей здесь холодными ночами.
Она провела рукой в перчатке по дверному косяку.
Я дал задний ход.
– Может, зайдете днем, выпьете кофе, а потом мы проводим вас до «Джевица»?
– Спасибо! – Ребекка едва не расплакалась. – Что мне взять с собой?
– Как можно больше теплой одежды. – Чак покачал головой, глядя на меня. – Причем в сумке, которую вы сможете нести.
В городе вещали только четыре радиостанции, и одна из них, передававшая экстренные сообщения для жителей Мидтауна, сообщила, что в конференц-центре «Джевиц» между Тридцать четвертой и Сороковой улицами открыт центр эвакуации жителей западной части Манхэттена.
– Не позволите нам взять одеяла или что-нибудь теплое? – спросил я.
Она кивнула.
– Я принесу все, что у меня есть.
– И все продукты, которые вам не нужны, – добавил я.
Ребекка еще раз кивнула и ушла в свою квартиру. Мы остались в темноте. Солнце еще не село, но коридоры без окон превратились в темные пещеры, каждую из которых освещали только две аварийных лампы – одна над лифтами, другая над лестницей.
Мы обходили квартиры, чтобы – по словам Чака – «взять ситуацию под контроль». Большинство людей уже покинули дом. Я вспомнил, как несколько недель назад мы так же обходили соседей, приглашая их на барбекю по случаю Дня благодарения. Совсем недавно, совсем в другом мире…
– В доме пятьдесят шесть человек, – сказал Чак, когда мы пошли наверх. – И примерно половина из них на нашем этаже.
– Как думаешь, сколько продержится компания на втором этаже?
В 212-й квартире был свой маленький генератор. Группа из девяти человек объединилась – как и мы наверху, – однако они не были так хорошо подготовлены.
Чак пожал плечами.
– Не знаю.
На наш этаж поднимались люди с других этажей, и он начал превращаться в аварийное убежище. Ричард продолжал меня удивлять – выбрался наружу и сумел добыть керосиновый обогреватель и провизию.
Деньги все еще были в ходу – по крайней мере, пока.
– Значит, воды нет нигде, – сказал я.
По радио сообщили, что подача воды отключена во всем городе.
– Когда речь идет о выживании, важнее всего тепло, затем вода, затем пища, – ответил Чак. – Без пищи можно протянуть несколько недель или месяцев, без воды – только два дня, а замерзнуть до смерти можно всего за несколько часов. Каждый из нас должен быть в тепле и пить по галлону воды в сутки.
Температура в лестничном колодце падала, приближаясь к уличной, и при каждом выдохе изо рта вырывалось густое облако пара. Поврежденная рука Чака была в повязке, второй он держался за перила.
– На улице пять футов снега. В воде у нас недостатка не будет.
– В Арктике исследователи страдали от жажды не меньше, чем в Сахаре, – ответил Чак. – Чтобы растопить снег, нужна энергия. Если ты ешь снег, то понижаешь температуру тела; от этого могут начаться судороги, которые сами по себе опасны для жизни. Наш враг – не только холод, но еще и диарея и обезвоживание.
Даже если забыть про обезвоживание, как мы будем поддерживать чистоту и гигиену?
Я по-прежнему чувствовал себя виноватым за то, что Чак остался с нами.
– Думаешь, нам нужно уйти? Отвести всех в пункт эвакуации?
Дом практически опустел, однако на нашем этаже остались почти все, не считая беженцев, – и лишь потому, что у нас был генератор и отопление. Возможно, мы совершили ужасную ошибку.
Долго кормить почти тридцать человек мы не сможем. Меня вдруг поразило, что я называю людей, которые перебрались на наш этаж, «беженцами».
– Люк слишком слаб, чтобы куда-то идти, а Эллароза слишком мала, она не выдержит. Я думаю, что центры эвакуации чудовищно перегружены. А если мы уйдем, то потеряем все, что у нас есть.
Мы пошли дальше. Я слушал ритм наших шагов. За последние два дня я ходил по этой лестнице раз двадцать. Так вот что сподвигло меня заняться физкультурой. Несмотря на тяжесть ситуации, эта мысль заставила меня улыбнуться.
Шестой этаж. Прежде чем открыть дверь, Чак повернулся ко мне.
– Мы застряли, Майк, так что должны наладить жизнь здесь – что бы ни случилось. Ты со мной?
Я сделал глубокий вдох и кивнул.
– С тобой.
Не успел Чак взяться за ручку, как распахнувшаяся дверь едва не сбросила его с лестницы.
В дверном проеме возникла голова Тони.
– Черт побери! – выругался Чак. – А поосторожнее нельзя?!
– Пресвитерианская больница, – выдавил Тони, задыхаясь. – Они выступили с обращением по радио, им нужны добровольцы.
Мы непонимающе посмотрели на него.
– В больнице по соседству умирают люди.
20.00
– Продолжайте вентиляцию.
На больничной лестнице был настоящий кошмар: брошенные носилки с неподвижными телами в дверных проемах, качающийся лес из металлических стоек с прикрепленными к ним пакетами с кровью, островки света от аварийных ламп… Люди кричали, толкались; сверкали ручные и налобные фонари.
Обнимая младенца, медсестра мчалась вниз по лестнице. Я отчаянно пытался не отставать, осторожно держа синюю пластиковую «грушу» над ртом и носом младенца, которую сжимал каждые пять секунд, доставляя порцию свежего воздуха. Ребенок был из неонатального отделения; он родился вчера вечером, на пять недель раньше срока.
Где отец? Что с матерью?
Мы добрались до первого этажа и бросились к главному входу.
– Куда вы его несете? – спросил я.
Она смотрела только вперед.
– Не знаю. Говорят, на Мэдисон-сквер-гарден есть медики.
В дверях нам преградила путь каталка, которую два сотрудника пытались вытолкать на улицу. На ней лежал старик, обхвативший себя одной рукой. Он посмотрел на меня и попытался что-то сказать.
Я подумал о том, что ему нужно.
– Давайте сюда.
Полицейский протянул руку, чтобы забрать у меня дыхательный аппарат. Слава богу, что Пресвитерианская больница находилась рядом с Шестой авеню – одной из немногих крупных улиц, которые еще расчищали. Я вышел наружу и увидел за огромным сугробом несколько полицейских машин, «Скорых» и частных автомобилей.
