Сергей Кусков - Игрушки для императоров: лестница в небо
– А на самом деле ты – офицер корпуса телохранителей, и тебе наплевать на всех них. Для тебя гонки – всего лишь хобби. Так?
Она кивнула.
Машина вдруг резко затормозила. Если бы не ремни, я бы вылетел. Нас вновь остановили.
На сей раз гвардейцы попались более жесткие. В полной броне, с закрытыми шлемами, окружили машину, наставив на нее весь имеющийся немалый арсенал. Один залп, и машина превратится в маленький гробик с двумя обугленными шашлычками внутри.
Катарина так же молча протянула опасливо приблизившемуся стражу бумагу, напрочь игнорируя тот факт, что мы под прицелом. Этот страж рассматривал бумагу еще дольше. Несколько раз связывался со своими, с базой, вертел ее и так и эдак, подносил какой-то прибор. Но в итоге дал стрелкам отбой, вернул бумагу и нехотя козырнул.
– Что там? – поинтересовался я.
– Очень хорошая штука. Нас не могут проверять или досматривать, даже документы попросить не могут. Выдается только особо важным сотрудникам при исполнении. Максимум их возможностей – доложить моему начальству, фиктивному, конечно, что я нарушила правила движения, если я их нарушу. Даже если я кого-нибудь собью или убью, они надо мною не властны.
– Круто! – Я присвистнул. – Такое выдают всем офицерам корпуса?
Сеньора майор покачала головой:
– Только группам при исполнении. В моей машине может находиться охраняемый объект, сам понимаешь.
– А ты при исполнении?
– А ты как думаешь? – Она повернула голову и иронично улыбнулась. В самом деле, глупый вопрос.
Я попробовал привести мысли в порядок. После финта с Кампосом они разбегались в разные стороны, не больно-то меня слушаясь.
– Давай по порядку. Тебя ко мне приставили?
Она кивнула.
– Для того чтобы… Mierda, для чего тебя приставили-то? Какой смысл для корпуса в твоем… нападении на Кампоса?
Катарина очень грустно улыбнулась, затем машина резко повернула, и мы оказались в маленьком узком проезде. Она припарковалась и включила какие-то приборы. На схеме тут же начали отражаться новые точки, вокруг которых во все стороны расходились цветные пятна. Эти точки разлетались по окружности в разные стороны от нас в радиусе ста-двухсот метров, почти полностью покрывая цветом круг внутри радиуса. Дроиды.
– Шимановский, слушай сюда. Внимательно слушай, очень внимательно. – Она вздохнула. – Я – офицер, отвечающий за кадры. В понедельник я дежурила, но была на подмене. Основная моя задача – работа с новобранцами. Если конкретно – их анализ и отсев. Сейчас мне приказано изучить и прощупать тебя, назначить соответствующие тесты, чтобы знать о тебе все-все, даже то, что ты сам о себе не знаешь. Но это преамбула.
Теперь амбула. В корпусе не просто плохо, малыш. В корпусе ужасно! Ужасно тем, что новобранцев там ломают, ломают психологически. У нас не зомбируют, как многие считают, но, чтобы добиться должного послушания и отдачи, необходимой в нашей работе, требуется ломка. Что ты знаешь о ломке?
Я пожал плечами:
– Мало что.
– Плохо. Ломка – это когда с тебя срывают всю внешнюю шелуху. Все твои мысли, чувства, желания, представления о мире и вещах в нем. Оставляют лишь голый стержень, девственную, ничем не омраченную психику. А затем медленно и методично нанизывают на нее кольцо за кольцом то, что нужно корпусу. Этап за этапом, день за днем.
Это долгий процесс, болезненный и опасный. Кто не ломается в силу несгибаемого внутреннего стержня, гибнет, не выдержав. У оставшихся же особая психология, особый менталитет, его искусственно насадили всем нам. Ты еще не понял, почему я здесь?
Я покачал головой.
– Ломка рассчитана на девочек двенадцати-четырнадцати лет. Только на девочек и только этого возраста. В ином она бесполезна: раньше – рано, а позже – поздно, у них уже формируется достаточно стойкое мировоззрение, которое почти невозможно сломать. Теперь понял?
– То есть… И меня ломать будут? Но сеньора полковник говорила…
– Мишель плевать на тебя хотела! Из рубки линкора! – повысила голос сеньора. – Ты учил военную стратегию?
Я неопределенно пожал плечами:
– Немного.
– Знаешь термин «планируемые потери»?
Я кивнул.
– Ты – ее планируемые потери для захвата стратегической позиции, проверки старых методик относительно воспитания мальчиков. Тебе не тринадцать, потому ломать будут иначе. Но будут. Без ломки ты нам не нужен. Ты должен стать абсолютно преданным, только в этом случае тебе можно будет доверять. Либо – утилизация.
– Ты думаешь… – Я ощутил, как по спине стекает холодный пот.
Она кивком подтвердила мои мысли:
– Тебя нельзя сломать. Время упущено. В результате твоей обработки мы получим инвалида, психа. Если сам до того не наложишь на себя руки, и это не самый плохой вариант. Я здесь именно для того, чтобы помешать тебе совершить ошибку. Это не мое задание, это мое право, как человека, и я им пользуюсь. Забудь о корпусе, Шимановский. Откажись от этой дурацкой затеи.
– То есть ситуация с Кампосом – это подстава. Подстава для Кампоса. С целью отвадить его от меня. – Это стало моей первой членораздельной фразой, когда я пришел в себя. – Но зачем? Он же вроде от меня отстал!
На что я получил презрительную усмешку.
– Ты не знаешь таких, как он, мальчик. Он не отстал бы от тебя никогда, и не отстанет, до конца жизни. Твоей или его. Такой уж тип людей, им НУЖНО одержать победу. После «школьного дела» он в заднице, но он всего лишь выжидает. Любое послабление – и он ударит. Больно ударит!
Кажется, сеньора ничего не знает о нападении на меня вместе с Бэль. Можно сказать, уже ударил. Причем ехал мимо, увидел нас и…
Все сходится. Mierda!
– То, что я сделала, – отсрочка. Но я нажму на нужных людей в нужных местах, и те объяснят Кампосу-старшему, что его сыну тебя лучше не трогать. Серьезно объяснят. Надолго. Доучиться тебе хватит.
– Ты, – от удивления я даже подавился словами, – так ты решила, что я подался к вам из-за Кампоса? Потому что он меня избивает?
Она ответила с еще большим ехидством:
– Уж не думаешь ли ты, что я такая дура, не понимаю элементарных вещей? Он отомстит за фонтан при первой же возможности!
Я не нашелся с ответом.
«А ведь она права, Хуанито. Толстый отомстит. Обязательно. Когда все успокоится.
Придурок, и ты доселе не понял такую простую вещь? Она – офицер корпуса, занимается тобой всего ничего, и поняла, а ты, мой дорогой мыслитель, сел в лужу!»
Следующая мысль стала ожидаемой:
«Пацан, ты попал!
Так, стоп-стоп! – одернул я сам себя. – Проанализируем заново, сначала. Надо мною висит дамоклов меч. Я, не зная этого, иду к Восточным воротам и набиваюсь кадетом в уникальное подразделение планеты, о котором легенды ходят. Я делаю это из собственных побуждений, а именно с целью изменить свою жизнь. Там и только там, не ранее, я понимаю и другие выгоды обучения – вассал ее величества может спокойно жениться на аристократке, без ущерба для ее семьи. Мыслей о Кампосе у меня нет. Сеньора полковник говорит, что может меня защитить, но о мафии не упоминает.
Два вывода. Первый – ты дурак, Шимановский. И второй. Катарина ведет собственное расследование. За истекшие сутки она поняла о тебе, твоих врагах, твоей жизни и ее хитросплетениях больше тебя, несмотря на то что ты занимаешься этой жизнью восемнадцать лет, а она – сутки.
И теперь, узнав про меч под названием «Месть Кампоса», что предпринять? С одной стороны, там ломают. Но с другой – что ждет меня на «гражданке»? Ее «нужные» люди с Кампосом поговорят. Тот на ус намотает. Я заживу обычной жизнью.
А затем сеньора королевский телохранитель забудет о моем существовании, и я вновь окажусь один на один со своими проблемами. Только к фонтану и иглам охраны Бэль добавится новый эпизод, куда хуже и страшнее прежних – унижение. Да, она приказала выключить камеры, но, когда Бенито вспомнит мне сапоги, этот аргумент будет ему до марсианского Олимпа.
То есть, желая лучшего, сеньора подложила мне большую свинью, живую и хрюкающую. И очень-очень злую. Теперь вопрос на засыпку, отступлюсь ли я от идеи поступления в корпус, как она того хочет, или же, напротив, вцеплюсь в него руками и ногами?»
Я больше склонялся ко второму варианту.
Может, человеку, читающему эти строки, по моим прошлым приключениям покажется, что я смел и храбр до безумия? Такой принципиальный кабальеро, ничего не боится, и сам черт ему не брат? Ничего подобного! Безусловно, я принципиальный. Иногда. Но когда дело запахнет жареным, я сбегу, как последний трус, вместе с остальными последними трусами. Храбрость нужна, но только умная храбрость. Выходить против кратно превосходящего противника, зная, что нет шансов? Увольте!
Да, да, да, вы правы, выходил. Но тогда я знал, чем все кончится. Разбитой рожей и несколькими синяками. Теперь же речь идет о совершенно ином, ставки непомерно выросли.
Я подумаю. Не буду принимать решение в спешке и горячке, у меня есть время для этого. Пока есть.
