Андрей Круз - Ветер над островами
Были тут и дамы. Все как на подбор с татуировкой на лицах, пусть и не слишком изобильной, и с одинаковыми браслетами на руках, на каждом из которых было что-то выбито. Одеты же они были вполне по-местному, хоть и с претензией на откровенность. Если бы не сильный загар и не татуировки, выглядели бы они вполне нашенскими. Русскими. В общем, происхождение негров для меня тайной быть перестало — получились они из наших же соотечественников, впавших в полный упадок по сравнению с христианами. По какой причине это случилось — не скажу, не знаю. Но выясню еще.
— Вон Игнатий, — негромко сказал Иван, указав взглядом в дальний угол трактира.
Там играли в карты. За большим круглым столом сидело пятеро. Двое вполне пьяных, у которых на лбу словно клеймо стояло: «Лох!». А еще трое, в свежих сорочках, сбитых на затылок новеньких соломенных шляпах и с аккуратными бородками, с золотыми браслетами и с золотыми же цепями на шее, выглядели как дружная и сноровистая компания «катал», потрошащих добычу.
— Который из них?
— Седой который, с лысиной, — пояснил Иван.
Точно, был там такой, пьяный в дрова, осоловело таращившийся в кое-как удерживаемые в руках карты, в которые только ленивый не мог заглянуть. Среднего роста, красномордый, с всклокоченной седой бородой, слипшейся от пролитого в нее вина и с застрявшими в ней крошками хлеба, в мятой и скособоченной шляпе, на которой кто-то всласть посидел, судя по ее форме. Или сплясал.
Иван решительно подошел к столу, кивнул сидящим, пригнулся к уху пьяного шкипера и шепнул, но так, что все вокруг тоже услышали:
— Игнатий, заканчивай. Беда случилась, уходить надо.
К моему удивлению, кочевряжиться шкипер не стал, а просто положил карты на стол, сказав:
— Сбросил. — Икнул пьяно и добавил: — Ухожу.
— Куда ты пошел? — делано удивился самый высокий из «катал», с аккуратно подстриженными каштановыми волосами и бородкой, с бриллиантовой серьгой в ухе. — Мы на десять партий сели, а ты три сыграл.
— Не помню такого, — решительно помотал головой Игнатий. — Это ты туман наводишь, Фома. С этой раздачи банк забирай, и на том моей игре конец.
С этими словами он начал подниматься, опираясь руками на стол. Процесс шел плохо и медленно. Неожиданно Фома кивнул сидевшему слева от него крепышу со светлыми волосами, и тот довольно ловко усадил Игнатия на место.
— Десять раздач сыграем — и пойдешь, — заявил Фома.
— Фома, — обернулся к нему Иван и уставился в глаза игроку, прищурившись. — Ты нам тут дым не пускай. Тебя здесь каждый негр знает, и знают, как ты играешь. Не верю я тебе про десять раздач, да и нет такого правила.
— А тебе, мужик, верить и не надо, — жестко ответил Фома. — Достаточно того, что я себе верю. Он пьяный, уже имя свое забыл, вот и уговор наш из головы выпал.
Блондинистый крепыш вновь протянул руку к Игнатию, который опять начал вставать, но на этот раз я перехватил его за запястье. Крепыш даже вырывать не стал свою конечность из захвата, лишь посмотрел на меня с недоумением.
— Ласты при себе держи, — сказал я. — Смотреть смотри, а руками не трогай.
Тот лишь хмыкнул, но руку убрал. Зато на меня в упор уставился из-под полей своей модной шляпы Фома. И спросил:
— Беды ищешь?
— Это ты берега теряешь, как мне кажется, — ответил я. — Только не говори, что он у вас выиграл, я смеяться тогда буду.
Произнося эту фразу, я слова подбирал с тройным тщанием. Не знаю я, как тут в такие моменты говорить принято и что за большой косяк счесть могут. Но вроде ничего экстраординарного не сказал.
— Шла ему карта, — коротко ответил Фома, явно размышляя о чем-то. — Надо партнерам отыграться бы дать.
Понятно. Игнатия в игру втягивали и дали выиграть при этом. А когда пришла пора свое кровное возвращать, на охмурение клиента затраченное, мы приперлись и пытаемся им все испортить. Отсюда и басня про десять раздач.
— Вон деньги на столе, — кивнул я. — Отыграли, сколько могли. А теперь он уходит. И ждать не может, и играть с вами не будет. Некогда.
Как-то между делом первая роль в разговоре перешла ко мне. Иван даже чуть в сторону отступил, прислушиваясь. Руку в кармане держал, однако, где кастет у него припрятан.
Фома тоже был немного озадачен. Подвело его то, что он планировал Игнатия обыграть до исподнего без помех, а тут мы. И лица терять нельзя, и в драку лезть ему не очень хочется, как мне кажется, хоть он ее явно не боится. Просто варианты просчитывает, чтобы ему больше не потерять. Но решил вместо него все третий из их компании — высокий, плечистый, со сломанным носом и многократно разбитыми ушами. Он сказал:
— Через меня пройдешь — и уводи своего шкипа. Или плати за него, — после чего добавил увесисто, сделав короткую паузу: — А другого пути нет.
Нельзя сказать, что я в драку рвался, но и не бегал от нее никогда. Так с детства сложилось, да и занимался всю жизнь чем-то рукомахательным. А кроме того, понял я, что лучшего способа заявить о себе у меня не будет. Поэтому я просто сказал, пожав плечами:
— Как скажешь. Но платить никто не будет, вы свое взяли.
— Нет, — вдруг как-то очень искренне и радостно засмеялся Фома. — Свое мы как раз сейчас возьмем!
И он встал, с грохотом отодвинув стул. Я немного напрягся, но он направился прямо к выходу, а следом за ним пошли его товарищи. У дверей он встал, глянув на меня в некоем недоумении, затем спросил:
— Ты что, замерз? Давай в круг, надо еще взятки сделать да народ собрать, — после чего добавил пословицу: — С мелкой рыбы хоть в ухе навар.
Видать, аналог поговорки про худую овцу и что с нее можно иметь. И как оказалось, к разговору нашему уже весь кабак прислушивался, потому что все разом загомонили радостно, загремели стульями и толпой потянулись к выходу, возглавляемые трактирщиком, кричащим: «В круг! Все в круг! Бой будет!»
А Иван между тем хлопнул меня по плечу, спросив:
— Уверен? Павел драться горазд, может и покалечить.
— Ну если не убьет, то все остальное терпимо, — хмыкнул я. — Да и этот вопрос пока на обсуждении еще, кому на лекаря раскошеливаться.
В общем, рассчитывал я на банальную кабацкую драку. А угодил на какой-то поединок. Будем надеяться, что просто на кулачках, а не на ножах, скажем, или боевых негритянских топорах. Ну да ладно, за язык меня никто не тянул.
Иван пошел следом за мной, поддерживая Игнатия, который при этом довольно сноровисто переставлял ноги, хоть по состоянию должен был давно упасть и не шевелиться.
Что такое «круг» — стало ясно сразу, когда толпа начала распределяться по всей ширине улицы, от трактира до стены форта, образуя некий импровизированный ринг. Объездчик на стене тоже оживился, явно собираясь насладиться зрелищем, а вовсе не проявляя желания разогнать начинающуюся драку. Видать, не криминал это здесь. Ну и хорошо, чего вмешиваться, когда двое дерутся по взаимному согласию? Сами разберутся.
Не зная, что делать, я следил за своим противником, Павлом, и повторял то, что делал он. Снял сапоги, стащил с себя рубаху, оставшись в одних штанах. По ходу дела начал разминаться. А мою растерянность по поводу правил предстоящего боя развеял как дымок трактирщик, начавший громко выкрикивать:
— По мужскому спору будут драться Павел, что из вольных добытчиков, и Алексей с «Закатной чайки», что пришла с Большого Ската. Ставки принимаю я: за Павла полтора к одному, за Алексея — четыре к одному.
К нему сразу рванули со всех сторон, гомоня и толкаясь, причем я заметил, что самую большую ставку, в золотых монетах, сделал Фома. На Павла. Ну хорошо, потом не обижайся. Или мне потом не обижаться? Кто знает.
Народ, кстати, бежал к ожидающемуся зрелищу со всех сторон, и ставили почти все. А ведь если выиграет Фома, то точно все свои потери, настоящие и мнимые, отобьет. А вот если и тут проиграет… Тут трактирщик, к моему великому облегчению, перешел к оглашению правил. Видать, тут перед дракой так принято. Полезная традиция для тех, кто не очень в курсе.
— Бой начнется по моей команде и будет длиться до полной победы! — кричал кабатчик все увеличивавшейся толпе. — Нельзя в глаза бить, за волоса хватать, пальцами рвать, нельзя кусаться и нельзя к причинному месту. Можно бить руками и ногами, можно бороться, можно душить и выворачивать руки и ноги. Если кто из бойцов не сдюживает, то может сдаться, так и сказав, а если говорить не может, то трижды должен рукой хлопнуть — по земле ли, а то по чему иному. А если кто за нож, палку, камень или что иное схватится, того отдадут объездчикам, потому что в правилах такого нет.
Павел тоже энергично разминался, искоса поглядывая на меня. По сложению он был почти что моей копией. Весом килограммов за девяносто, ростом тоже с меня примерно, а во мне метр восемьдесят семь. Разве что я чуть жилистей, а у него мускулатура порельефней.
