Сергей Хорунжий - Гражданская самооборона
Утром, почуяв недоброе, могучий пёс одним ударом вынес хлипкую дверь и застыл на пороге…
Накануне, поужинав от пуза, он вырубился, не чуя вокруг ничего. Знаменитый собачий сон, вполглаза, когда слышится любой шорох, в эту ночь оставил его. Почему так случилось?
Что произошло?
Может, всему виной было вкусное мясо, приправленное необычным пряным соусом.
Кто знает?
Тем не менее, за то время пока он валялся в прострации, повизгивая от необычных ощущений, его хозяин умер…
Ушёл из жизни, окаменев сухим заострившимся лицом и ничего нельзя уже было исправить! Ничто не могло помочь: ни протяжный многочасовой вой, когда всё живое в ужасе огибало скорбное место, не решаясь попасть на глаза тоскующему зверю, ни горячая признательность. Фил долго лизал холодные неподвижные руки в надежде, что они оживут как прежде и он опять услышит спокойный чуть хрипловатый голос хозяина: «Ну что, малыш, пошли гулять?»
С годами его признательность к людям не проходила…
Он и сейчас заскочил посмотреть на то, что осталось от дедушки, отдавая дань уважения тому, кого любил по сей день. Кстати, его клан никогда не пробовал человечины — это было табу, в отличие от многих других стай обитавших поблизости. Рыжие огромные псы, сыновья и внуки Филимона, никогда не пытались перечить вожаку, даже если с пропитанием было совсем худо. При встрече с двуногими, которые не проявляли агрессии, им разрешалось только одно — уйти с дороги. И лишь убийцам соплеменников не было спуска, их выслеживали и безжалостно умерщвляли. Впрочем, таких в Царицынских трущобах оставалось всё меньше. Немногочисленные поселения таяли на глазах. Люди перебирались в более безопасные места или бесследно исчезали под натиском враждебных тварей.
Вот и сейчас рыжий пёс почуял недоброе присутствие. Та ночь, когда он потерял хозяина, изменила не только его жизнь, но и саму сущность. Постепенно увеличившись в размерах почти втрое, он изменился и внутренне: обоняние, зрение, клыки и мышцы, приобрели необычайную силу и выносливость. Тяжёлые раны, полученные в схватках, заживали в считанные дни, годы летели мимо не оставляя заметного следа на его шкуре. Только бесценный опыт накапливался у него в крутой лобастой башке, спасая от многих ловушек, выводя из бесчисленных передряг его самого и близких ему сородичей. Даже мысли своей стаи он слышал на расстоянии, отдавая команды, обмениваясь впечатлениями. Но как ни хороши были собаки — всё вокруг тоже менялось с непостижимой скоростью и, к сожалению, не в лучшую сторону.
Потому он притормозил на перекрёстке, вслушиваясь и внюхиваясь в окружающее.
В последнее время грустные мысли не оставляли вожака ни на одно мгновение: как он ни старался, отпрыски гибли, хоть и унаследовали его неуязвимость.
Но они не были бессмертными! А рождались совсем не в тех количествах, в каких воспроизводили своё потомство ненавистные крысюки. Да и эти извечные враги собачьего племени тоже не стояли на месте. Становились крупнее, хитрее, действовали всё более организованно, словно набирались тех самых сил, которые бурлили в крови у рыжих псов.
А может, так оно и было…
Ведь не зря его подруга, чувствуя что-то такое, что присуще только мудрым и опытным самкам, заставила искать Фила новое убежище, подальше от тех мест, где кишмя кишели длиннохвостые твари. Они боялись открытых мест, могли плавать, но старались не соваться в воду, обходили стороной глубинные лабиринты, которые уходили в бездонную черноту. И везде им было тесно, неуживчиво. Похоже, что эти ненасытные утробы охотились не только по нужде, вечно голодные и рыскающие в поисках пищи — у них стала проявляться жажда крови и свирепая неудовлетворённость, как у хорьков, когда они попадали в курятник и успокаивались только тогда, когда расправлялись с последней жертвой. Правда, пёс не был уверен до конца в этом своём открытии, которое обеспокоило его не на шутку, но интуиция его редко подводила, особенно в делах, касавшихся крысюков. И хоть их уничтожали сотнями и тысячами, им на смену приходили новые и новые, более приспособленные. Вот его и торопили, заставляя искать новое логово для щенков, чтобы у них была относительно безопасная жизнь.
Мать-собака умудрялась избегать ярости вечно голодных бестий, сталкивая их с другими кланами, с воинственными и неосторожными людьми, которые, погибая, забирали вместе с собой несметные полчища, наводила на крысиные гнёзда подземных монстров, хитро и ловко заметая собственные следы.
Но долго так продолжаться не могло.
Им нужно было что-то такое, особенное и, похоже, что он всё-таки нашёл, а теперь торопился, чтобы поскорее перевести на остров, покрытый густой растительностью свою стаю. Водная преграда хорошо защищала от непрошенных гостей, а лес укрывал от любопытных глаз. Ровная гладкая поверхность позволяла издалека заметить опасность. А, кроме того, как подходов, так и путей отступления было гораздо больше и последним аргументом являлось то, что очень немногие наземные животные могли сражаться в воде. Крысюки так те точно на это не были способны, в отличие от псов.
От этого внутри было хорошо!
Дорога сама бросалась под него, радостно отталкивая большие мохнатые лапы, которые не делали ей больно. Даже ненавистных облезлых уродов нигде не было видно, что удивляло и беспокоило, впрочем, нет! Вот они, вернее то, что от них осталось.
Пёс осторожно приблизился к останкам врагов, повстречавшихся с людьми. Не повезло длиннохвостым. Железный ящик, который служил двуногим надёжным укрытием, прокатил мимо и сделал доброе дело, разделавшись с мерзкими отродьями. Фил глухо зарычал и, потоптавшись вокруг, задрал ногу, чтобы исполнить обычный ритуал и оставить метку для всех, дабы знали, кто хозяин в этих местах.
Сделал.
Внутри стало ещё лучше!
Захотелось выкинуть, что-нибудь эдакое, необычное: вспомнить щенячьи годы и поноситься без причины, просто так, от распиравших его радостных чувств. От того, что впереди, намечалась сравнительно спокойная жизнь, и у малышей, родившихся совсем недавно, похоже, что появился шанс на то, что они всё-таки станут взрослыми.
И тут его скрутило…
Многоголосый крик оглушил, прибил к земле так, что задние лапы подогнулись.
Могучий пёс на какое-то короткое мгновение застыл, будто прислушиваясь к чему-то такому, что было слышно только ему одному, встряхнулся и, помотав огромной головой, с рёвом бросился в каменное крошево.
Вперёд!
Туда, где погибал его клан…
— В рот компот! — негромко проговорил Горыныч. — Эт чё тут за Ледовое побоище такое?
Бронемашина выбралась на относительно открытое место и застыла в изумлении, точно также как и её хозяин, который замер от неожиданности за рычагами управления.
— Так вот в чём дело! — воскликнула девушка. — Вот где вся округа собралась. Ну, ничего себе!
— А сего тама, а? — завозмущался Василёк, проталкиваясь к смотровой щели поближе. — Ну, дайте мине поглядеть. Ого-оо!!!
Все вдруг затихли, глядя на необычное зрелище…
Большая собачья стая замерла в ожидании боя.
Огромные рыжие псы, по всей видимости, поначалу пытались избежать схватки, уходя по дороге, подальше от беды, но им помешали. Их умело отрезали от зелёного массива, а до этого видать выдавили из логова, которое давало приют не только взрослым, но и нескольким щенкам, толстым и неуклюжим совсем недавно появившимся на свет. Из-за них, наверное, клан и попал в ловушку, неповоротливый и медлительный.
В природе старшие особи, скорее всего, избежали бы таких проблем, оставив потомство на растерзание — новые родятся, велика ли беда! Но эти не захотели покидать главную самку и её выводок, встав на их защиту, давя свой страх перед свирепым и многочисленным врагом.
Полчища крыс стекались отовсюду, окружая на открытом месте именно тех, кто так долго не давал им развернуться и почувствовать себя полновластными хозяевами окружающих территорий. Подхлёстываемые призывами своих лидеров и чуя скорую поживу, они текли сплошным потоком в ту сторону, откуда пахло вкусным и таким желанным мясом, подбираясь к сладким и тёплым потрохам, бурлящей и опьяняющей своей свежестью крови. Нервная дрожь пробегала из конца в конец, подбадривая и заряжая боевым азартом даже самых нерешительных и осторожных. Доведя себя почти до безумия, наиболее нетерпеливые особи первыми ринулись в атаку, натыкаясь на волнолом из собачьих когтей и клыков.
Матёрые псы, умелые охотники, они знали, как бороться с теми, кто никогда не участвовал ни в поединках, ни в настоящих схватках. Каждый из них обладал грозным набором клиновидных, словно выкованных из стали, приспособленных именно для такой работы зубов. Каждый из них умел крушить могучими лапами податливую плоть, каждый из них стоил десятков таких, как эти серые, мерзко воняющие твари.
