Василий Звягинцев - Одиссей покидает Итаку. Бульдоги под ковром
Он подошел к двери, приложил ухо к продранной клеенчатой обивке, прислушался. Тишина полная. И вдруг ему тоже захотелось открыть и выглянуть…
«Ну уж нет!» — Он обернулся к Шульгину. Тот, похоже, окончательно пришел в себя, прикурил, и огонек зажигалки почти не дрожал в его руке.
— Так что же с тобой было? Что за шок? Ты психиатр, сообрази…
Положив для самоуспокоения карабин на колени, Андрей присел напротив. За дверью тихо, но есть еще окно. Что мешает неизвестному врагу, если он вообще существует, вышибить тонкое стекло? Но Шульгин ведь говорил, что надежность изоляции от мира абсолютная. Остается уповать на это.
Как бы вслушиваясь в себя, анализируя и мысли, и эмоции, и сигналы от вегетатики, Шульгин тут же переводил получаемые сведения в понятные слова и образы, стараясь как можно точнее реконструировать случившееся.
— Психический удар. Как будто одновременно — и боль, и страх, и непреодолимая потребность куда-то бежать, и тоска, как с тяжелого перепоя. Процентов пятнадцать сознания сохранялось, я смутно понимал, где я и что, но весь остальной организм работал против меня. Ноги двигались сами, ни сказать, ни крикнуть я не мог, глаза видели нечто вроде… Не знаю, как и передать… Вот если бы я стал мотыльком, и впереди нечто манящее, как огонь свечки… Во что бы то ни стало — к нему! Если бы не ты, я за ним бежал бы и бежал… Потом на меня как стена обрушилась — жуткий грохот и боль в голове сумасшедшая… И сразу после этого — твой удар, его я ощутил уже адекватно, и увидел тебя, а потом уже — только остаточные явления, это когда дверь закрылась.
— Грохот — это ты выстрел услышал. Шарахнул я в белый свет с перепуга, а все же не зря, наверное. Запороговый раздражитель, он скорее всего как-то заэкранировал твои мозги от внешнего воздействия…
— Одним словом — мерзость, вот что я скажу, — подвел итог Шульгин. — Еще раз попробовать — избави бог. От чего-то подобного я и придумал сей бункер. Как видишь — действует. Сюда не прошло…
— Как же действует, если они тебя заставили дверь открыть?
— Нет, тут другое. Через дверь не брало. Я услышал, будто скребется что-то коготками по доске. И как бы вибрация легкая. Решил сам посмотреть, приготовился, настроился… Если б реальное что, я бы успел… А такого не ждал…
— Ну специалист, ниндзя комнатный… Ты б на подводной лодке вздумал посмотреть, что это в крышку люка такое постукивает да похлюпывает? А я, кстати, ничего не слышал…
— Значит, по мне настройка. Поняли, кто им сейчас вреднее всех. Или тебя просто не чуют…
— Что ты все загадками говоришь? Кто не чует, кому ты вреднее? Антону? — разозлился вдруг Новиков.
— А ты меня что достаешь? Как будто я сам знаю! Кто за тобой по полкам бегал? Тоже Антон? На хрен ему монстров науськивать, давно бы во сне всех передушил или в харчи полфунта циана… — Шульгин очень быстро пришел в норму, и к нему возвратился обычный настрой.
— Я только догадываться могу. Схема простая выходит. Допустим, кто-то следит, чтоб на ринге все делалось по правилам. Сначала мы перевербовали Ирину, и явились мальчики покруче. Сделали их — возник Антон, как черт из шкатулки. Сейчас начали переигрывать Антона. Соответственно, надо ждать кого-то еще. Ву компрене?
— Же компран бьен. Но с чего ты взял, что мы Антона переиграли? И в чем?
— Не, ну ты точно поглупел в последнее время. Мы начали вести себя… независимо. Корабль этот и прочие замыслы. Олег с компьютерами ихними забавляется, ты с Ириной в Москву сходил, узнал, возможно, нечто недозволенное, а я с Сильвией на запретные темы, может, беседую… В общем, понятно мне, что кому-то мы — теперешние — должны очень и очень не нравиться. Одна война закончилась, на пороге другая…
— И что в таком случае?
— А я знаю? Может, грохнут нас сегодня. Намеки были. А может, в очередной раз поговорить захотят, еще что-то предложат. Кстати, я тут недавно в книгах рылся… Ты, литератор, знаешь, что имя «Антон» обозначает?
— Не помню. Читал у Успенского как-то, а не помню…
— Ты имей в виду, литератор. «Антон» — «дающий взамен». Давать-то он давал, а в итоге?
— Забавно… — Хотя как раз забавного он в данный момент видел не много. Скорее наоборот. Шульгин не только задел его самолюбие, в этом беды как раз не было, он повернул всю картину другой стороной, и состояние у Андрея сейчас походило на то, что утром в квартире на Гнездниковском, после внезапной Ирининой исповеди, за какой-то час перевернувшей всю его жизнь.
— «И снова мир предстанет странным, закутанным в цветной туман», — процитировал он вслух.
«Если действительно выходят на авансцену силы, сверхъестественные даже по отношению к Антону и агграм, то нам труба, — думал Андрей. — Ни с винтовочкой, ни с пулеметами против них не выстоять. А делать-то все одно что-нибудь надо. Делать надо и думать надо, если даже не знаешь, о чем. Если один Шульгин что-то чувствует, а остальные даже ощутить воздействие чужих сил не в состоянии… Стоп! А может, здесь и решение? Пехотинцу в чистом поле от танка не скрыться. А суслику? Возможно, есть сферы и области, где мы, пусть и не сильные, но… в мертвом пространстве?
И еще — раз они так встревожены, в чем-то мы для них все-таки опасны? Имеем неизвестные нам самим преимущества? Вот где надо копать…»
— Ты сейчас чувствуешь что-нибудь? — спросил Новиков.
— Сейчас — нет. Пока дверь закрыта…
— А я и при открытой не чувствовал. Значит, сиди пока здесь, в резерве будем считать. На вылазку схожу один. Сначала к себе в номер. Попробую с Воронцовым связаться.
— Давай вместе, — дернулся Шульгин. Новиков понял, что с ним окончательно все в порядке. — Теперь я ученый, должен справиться.
— Да кому сейчас нужно твое геройство! И не справишься ты, если не секунду, а минуту или десять терпеть придется. Сиди. А я тишком. Я сейчас, похоже, человек-невидимка…
Андрей подтянул ремень, переложил поудобнее запасные магазины, проверил, подан ли очередной патрон в патронник. Спросил с запоздалым сомнением:
— А он ведь не пристрелян?
— Деревня! — Сашка изобразил на лице чувство превосходства. — Первый-то бьет отлично, а это молекулярная копия, так что будь спок…
Пока открывалась дверь, Шульгин по настоянию Новикова отошел в самый дальний угол кухни и стал за выступом полукруглой изразцовой печи. Однако на этот раз удара не последовало.
…Без всяких помех, не ощущая никакого постороннего воздействия и даже тревожных предчувствий, Новиков спустился по лестнице и вновь оказался в нормальном коридоре Замка, не слишком далеко от «обитаемой зоны» — того этажа и крыла, где с воронцовских времен располагались комнаты землян.
Ничто не указывало на происходящие или уже происшедшие перемены в привычной обстановке, однако Андрей уже не мог воспринимать знакомый интерьер и атмосферу так, как прежде. Снова разлилась в неподвижном воздухе смутная, знобящая тревога. Каждый поворот, каждая глубокая тень в оконных проемах или под лестницами словно скрывали опасность, очередное чудовище, истинно внеземное и наскоро изготовленное прямо здесь. Сейчас бы добавить напряженную, пугающую музыку — и готовый эпизод из фильма: герой с окаменевшим лицом крадется по переходам заколдованного дворца, сжимая в руках верный «винчестер», а где-то в лабиринтах коридоров и комнат его подстерегает зловещее Нечто… С распухшей рожей лежалого покойника или, наоборот, в облике жуткой обнаженной красавицы.
Новиков передернул плечами, попробовал, мягко ли подается под пальцем спуск. Кашлянул, встретился глазами со своим отражением в зеркале и начал насвистывать «Прощание славянки». Громко и вызывающе. Если б сейчас на него что-нибудь выскочило, он через полсекунды уже палил бы беглым огнем. Причем с облегчением…
Но никто ему не помешал, и вскоре он, присев на край мраморного туалетного столика в ванной комнате (нет окон, и в случае внезапного вторжения удобная позиция — можно стрелять в спину нападающим, которые, несомненно, сразу рванутся в комнаты, оставив дверь ванной в тылу), вызвал по портативной рации Воронцова.
Дмитрий ответил сразу.
— Как там на борту?
— Порядок. А в чем дело?
— Как бы сказать… Вроде и ни в чем. Только ты это — в какой степени готовности? В смысле — через сколько в море выйти можешь?
Воронцов удивления не выдал.
— В пределах часа. Если совсем экстренно — полчаса. Быстрее турбины не раскрутить, а буксиров у меня нет… — И замолчал, ожидая продолжения. В динамике слышалось его чуть хрипловатое дыхание.
— Я ничего наверняка не скажу, только ты лучше сейчас начни турбины раскручивать… Как-то тут странно все складывается. Может, ничего и не будет, а может… Ты связь больше не отключай, робота у аппарата посади, и я рацию в нагрудный карман положу. Если я чего-нибудь крикну, вроде как «уходи!» или по смыслу похожее — сразу руби концы и полным ходом в море… И вообще к звукам пусть прислушивается, вдруг еще что полезное услышите…
