Владимир Чистяков - М.С.
— Ты сам всё знаешь…
— Мы будем на равных…
— Мне не одолеть тебя. А тебе не доставит радости победа над слабейшей.
— Вот ты и сказала, чего я никогда не думал услышать от тебя.
— Что именно?
— Ты назвала себя слабой.
— Я стала сильной, ибо когда-то очень хотела жить. Я была слабой. Как и все.
— Не верю.
— Как хочешь.
Кончается короткий зимний день. День, так и не ставший началом великой любви не последних людей. Но ни один из них никогда не позабудет об этом дне.
Глава 6
Паутина. Новое государство, создававшееся на руинах империи напоминает именно её. Узлы — города. Нити — дороги. И тем, кто оказался между нитями лучше либо согласиться на этот порядок, либо исчезнуть.
И центр паутины. Руины столицы. Хотя теперь это уже довольно большой город. И руин там с каждым годом всё меньше и меньше. Даже вновь бьют фонтаны на возродившемся ''Проспекте грёз''…
А если государство — паутина, то кто глава? Правильно — паук следящий за всеми нитями и реагирующий на малейшее изменение их натяжения.
Паук так паук. М. С. и более ''лестные'' эпитеты доставались. Только вот где эти писатели? Кого уж нет, а кто тут, под рукой, сидит и трясётся. Прячется за спинами тех, кого поливал грязью недавно.
Ну, да мы не злопамятные. У нас просто память хорошая.
Одна из нитей паутины протянулась даже за границу бывшей империи — Ан д' Ар. Весьма памятный многим бывшим солдатам 6 фронта город. Когда-то гремело в его окрестностях одно из кровополитнейших сражений Великой войны. Так и не взяли город грэды. Но сотни тысяч полегли на ближних и дальних подступах. И не меньше полегло там и мирренов.
Но… когда это всё было?
Во время второй войны с чужаками город очень сильно бомбили. Однако, десантов почти не высаживали. А защищали город императорские гвардейцы. Элита мирренской армии, наиболее преданные императору войска. И наиболее боеспособные.
Империя рухнула, но они остались. И не допустили сползания в хаос и анархию какого-то куска привычного для них мира. Колоссальные военные склады в окрестностях города оказались далеко не полностью разбомбленными. Но что-то мешало гвардейцам начать активные действия по созданию нового государственного образования.
Они предпочли заключить договор с бывшими злейшими врагами. И стать их передовым форпостом. Одним из звеньев паутины.
Кое-как приведённая в порядок дорога. И посты на ней. Связывает дорога два города. Когда-то её звали ''Дорогой смерти''. Сейчас не так.
И довольно странно видеть, как разговаривают два немолодых солдата. У одного — медаль ''За оборону Ан д' Ара''. У другого — медаль с лаконичной надписью ''Ан д' Ар. 955''. Когда-то два человека смотрели друг на друга через перекрестия прицела.
Хотелось гвардейцам быть частью чего-то большего. Всё-таки сомнительная честь быть первым в деревне. Куда достойнее — вторым в империи. Мирренскому генералу вовсе не хотелось быть атаманом. Пусть даже и очень крупной шайки. И просто защищать свалившиеся на него квадратные километры он не хотел.
Стремится надо всё-таки к чему-то большему. Не можешь сам — встань рядом с теми, кто смогут. И что с того, что ты будешь ведомым?
— На корабле я выяснил кое-что из предыстории нападения.
— Не думала, что хоть какая-то секретная информация уцелела.
— Секретная нет, но я просто внимательно прочел официальные хроники. Помнишь, кто такой?
— По прозвищу Миротворец?
— Он самый. Так это он.
— Что он?
— Инициатива нападения исходила от него.
— Не понимаю — просматривая старые хроники к этому деятелю М. С. прониклась даже чем-то похожим на симпатию. Принципиальный противник военного захвата населенных планет. Сдержанно негативно относился к планам колонизации земли — Мы что убили тут у него кого, что он так переменился?
— Сам не пойму, но оратор он талантливейший. И интриган — десятка Саргонов стоит. Судя по доступным материалам, имела место быть тенденция, оставить вас со всеми вашими чудесными бомбами, и ограничится дальней блокадой.
— Поясни.
— Держать тут агентуру, и следить что бы вы не доросли до межзвездных перелетов.
— И всё?
— Судя по известному мне про дальнюю блокаду, да. И тут неожиданно Миротворец наш переменился, и весьма гневно потребовал проведения акции возмездия. А если он попер — то не обижайся, это что-то вроде тебя — прет, как танк и не остановишь ничем. Думаю, Миротворцем он и остался. Просто он решил, что для мира будет лучше, если вы никогда не сможете применять своих бомб.
— Знакомо… Только. Джин уже выпущен из бутылки. Бомбы скоро будут и у вас.
— Не только в бомбах дел. Вы слишком пластичны, энергичны и просто на лету схватываете новое. Мы же… Слишком горды. И не гибки. Слишком застыли в своем величии. Только. Я впервые увидел начало. Начало конца. А я не дальше всех вижу.
И ещё вот что меня смутило: На начало войны флот был в разгоне. Сама знаешь, мы дрались с крылом из флота Весеннего Ветра. Теоретически, корабли флота Осеннего Ливня могли бы оказать поддержку. Но их словно случайно услали обследовать недавно открытую систему. Корабли могли бы подойти только через три года. Конечно, планету считали слаборазвитой. Но ведь подстраховаться-то надо! Такую армаду незачем отправлять для исследования системы, где все равно ничего нет, кроме газовых гигантов.
Приди тогда весь Весенний Ветер… Не обижайся, подруженька, но раскатали бы мы вас. Тогда я думал — слишком много случайностей сложилось вам на пользу. Теперь — не уверен. Причина поражения кроется не только в вашей доблести.
— Ты хочешь сказать, что кто-то намеренно отдал нам на съедение экспедиционный корпус, преследуя какие-то далеко идущие планы?
— Именно. Только я не имею ни малейшего понятия о них. И теперь о них не узнает уже никто. В том числе, и из-за вашей любви к редкоземельным элементам.
— Если бы землян не было, их стоило бы выдумать. Ох, и не нравится мне это! Ненавижу быть пешкой в играх, смысла которых не понимаю.
— Пешки бывают и проходными.
— Но не все доходят до последней черты.
Всё по-прежнему, да не вполне. Не тот уже этот мир. Совсем не тот. И непонятно, почему. Вроде бы всё по-прежнему. Но солнце ярче. И снег белее. Всё вокруг какими-то новыми красками играет. Необычно всё. И радость доставляют банальные вещи.
Она ещё просто никогда не любила. Маленькая Марина Саргон, дочь великой и страшной
М. С… А мир для неё переменился навсегда.
Человек старше её лет на семь. Может даже больше. А ей всё равно. Он только недавно стал Чёрным. А ей всё равно. Он есть, такой, какой есть, и она любит его. Она мечтает находиться рядом с ним, жаждет постоянно слышать его голос. А он… заметит ли он её как человека, а не как дочь М. С.?
Она этого не знает. И словно боится об этом узнать. Нет у неё подруг, с кем можно было бы поделиться. А матери говорить о своих чувствах ей просто страшно. Да и устаёт её мать слишком сильно. А Кэрдин сейчас просто не до неё. Не много лет Марине, но понимает она, что хочет побыть Кэрдин одна, а любой человек, к которому она привязана, сам того не желая попросту разбередит её душевные раны. А их немало.
Как бы хотелось Марине сейчас увидеть свою красавицу- тётку Софи! Увидеть её неправдоподобное совершенство во всём. И просто услышать её голос. От неё у Марины никогда не было секретов.
Только вот никто уже не увидит этого ясного взгляда светло-карих глаз. Никто и никогда. Память от неё только осталась. Память… И та самая умирающая, но непокорённая львица. Памятник ей. Пусть вечно люди видят её оскал. И ярость, и боль последнего и проигранного ей боя. Тысячи лет прошли с тех пор, когда неведомый мастер сильного, но очень жестокого и беспощадного царства изваял её. Когда-то она украшала покои грозного царя… Потом о ней забыли на тысячи лет.
А теперь она вновь смотрит на людей. И так будет смотреть из века в век. Люди. Вы сокрушили столицу того народа. И почти стёрли память о нем. Но эта львица сказала о создавшем её народе гораздо больше, чем все клинописные таблички вместе. О народе сказала она. И о яростной душе этого, похоже, вовсе не умевшего любить народа.
Сила и отчаянье. Ещё крепкие клыки и перебитый хребет. Такое вот сочетание. Не зря Софи любила этот рельеф. И даже изваяла по его подобию скульптуру. Только не думала она, и никто не думал, что памятником ей встанет монумент.
Она умела любить жизнь. И радоваться жизни. В ней тоже горел огонь. Но это был огонь костра в ночи, костра который согреет уставшего путника и даст ему тепло. А в её сестре беснуется пламя лесного пожара. Огонь пылает и в ней. Но такой огонь, который сжигает неосторожно приблизившегося к нему. И этот пожар можно остановить только устроив другой пожар. Тот, который пойдёт ему на встречу.
