"Фантастика 2025-29". Компиляция. Книги 1-21 - Том Белл
Ричард не услышал последнего вопроса. Обхватив руками голову и зажмурив глаза, он тихонько раскачивался в кресле, стараясь удержать рвущийся из груди вопль. Кардинал смотрел на него взглядом сьентифика-естествоиспытателя. Столь сильное выражение чувств говорило о многом. Его высокопреосвященство решил выждать еще несколько секунд, прежде чем продолжать.
— Осталось только выяснить, ваша светлость, какое отношение вы имеете ко всему этому, — наконец, проговорил он, наблюдая, как Дик зарывается пальцами себе в волосы.
— Это я… Это я во всем виноват… — пробормотал Ричард, уставившись прямо перед собой диким обезумевшим взглядом. — Я хотел спасти их… И выдал… Выдал всех… Это я их убил! Создатель!..
И Дик в отчаянии рванул себя за волосы.
Во взгляде кардинала что-то промелькнуло. Сторонний наблюдатель мог бы решить, что это сочувствие. Он снова поднялся с кресла.
— Довольно, — сказал он, мягко отводя руки Ричарда и утешающе похлопывая его по спине. — Я вижу, что вы действительно нуждаетесь в совете и помощи. Вы не ошиблись, принеся сюда тяжкое бремя своих тревог и невзгод… Я приму вашу исповедь прямо сейчас, сын мой.
Глава 3. Агарис. 4
4
Это была странная исповедь. Если бы в тот момент Ричард мог рассуждать хладнокровно, он заподозрил бы, что магнус Ордена Милосердия одержим грехом любопытства. Кардинал выпытывал подробности отношений Дика с его эром и задал множество вопросов об Августе Штанцлере. Казалось, что это не исповедник выслушивает признания грешника, а глава Тайной службы принимает доклад своего агента – и агента довольно бестолкового. Ричард послушно пересказал свой последний разговор с Алвой, однако, когда он дошел до попытки отравления, кардинал вскипел:
— Вы совершили тяжкий грех, сын мой! Вы посягнули на жизнь ближнего своего, которому, сверх того, клялись в верности. Разве присяга оруженосца не предполагает, что жизнь вашего господина должна быть для вас так же свята, как ваша собственная?
Ричард низко опустил голову.
— Поэтому я посягнул и на свою, отче, — пробормотал он, терзаясь угрызениями совести.
— Это вас не оправдывает! — живо воскликнул кардинал. — Совсем напротив! Подобное намерение только отягощает ваш грех. Вы хотели усугубить клятвопреступление и убийство еще и самоубийством. Разве не сказано в Эсператии, что поднявший руку на себя самого оскорбляет Создателя? Жизнь – это бесценный дар Его, а вы хотели распорядиться судьбою сразу двух людей как отпетый игрок, бросающий на кон очередную мелкую монету!
Возмущение исповедника заставило Дика окончательно пасть духом.
— Но что еще я мог сделать? — все же возразил он, обращаясь к подушечке для коленопреклонений, на которую опустился в начале исповеди. — Я пытался убедить эра Рокэ, пробовал поговорить с ним откровенно… И вы сами видите, к чему это привело!..
На сей раз Дик не стал рвать на себе волосы. Теперь осознание случившегося камнем свалилось ему на сердце. Пятеро человек погибли на дуэли из-за его ошибки!.. Плечи его поникли.
Кардинал не ответил. Размышляя, он прикрыл глаза и принялся бессознательным движением гладить свой наперсный знак.
— Можете ли вы сказать мне совершенно чистосердечно, сын мой, — заговорил он через минуту, — что думали только о спасении других?
— Клянусь вам в этом как перед лицом Создателя! — ответил Дик с полной искренностью.
— И никакие соображения личной мести не влияли на вас?
Ричард немного помедлил, добросовестно прислушиваясь к себе, как всегда советовал ему делать отец Маттео, а потом сказал, не обинуясь:
— Нет. Я уже давно не думаю о мести.
— Вот как? — удивился кардинал.
— Герцог Алва был добр ко мне, — честно признался Ричард. — К тому же, не случись той дуэли, мой отец умер бы на эшафоте.
Кардинал положил руку на голову юноши и легким движением вынудил его слегка приподнять лицо, чтобы вглядеться в него внимательнее.
— Правда ли, — спросил он, — что вашей целью было воспрепятствовать замыслу развести короля с королевой?
— Да, отче.
— И вы собственными глазами видели список Дорака, о котором сейчас мне рассказали?
— Да. Граф Штанцлер показал его мне.
Кардинал кивнул головой, словно соглашаясь с какой-то своей мыслью. Ричард подумал было, нет ли у магнуса Ордена Милосердия своих источников, которые подтверждали бы коварные замыслы Дорака, когда кардинал внезапно спросил:
— И вы, конечно, не усомнились в том, что список подлинный?
От удивления Дик даже невольно приподнялся с колен.
— Нет. Зачем бы эру Августу обманывать меня?
Кардинал слегка усмехнулся краешком губ.
— Граф Штанцлер политик, в отличие от вас, дитя мое. Он давно враждует с Дораком, а в политической вражде в ход идут самые грязные средства. Поразмыслите хотя бы над тем, что он предложил вам. Разве сами вы считаете, сын мой, что вероломное убийство – это лучший способ победить врага?
Дик припомнил свою беседу с эром Августом и, внезапно устыдившись собственной сговорчивости, отрицательно помотал головой, пряча глаза от кардинала.
— Вот видите. Я догадываюсь, что кансильеру стоило некоторого труда уговорить вас, и он даже не вполне преуспел в этом, поскольку сначала вы все-таки попытались переубедить своего господина… У вас нет опыта в политических интригах, дитя мое, но граф Штанцлер – старый царедворец, и если он считал нужным обмануть вас, он сделал бы это.
Ричард медленно покачал головой в знак несогласия.
— Эр Август был другом моего отца, — возразил он, — и я верю ему. Да и Гиллалун говорит, что за мной послана погоня, а он мой старый слуга, и его верность вне подозрений. Значит, Дорак действительно хочет разделаться с Людьми Чести, со мною в том числе.
— А я и не говорю, сын мой, — тонко улыбнулся кардинал, — будто Кантен Дорак не желает вам смерти. Он такой же старый интриган, как Август Штанцлер, и очень возможно, что кансильер правильно разгадал его намерения. Если бы я не боялся вас запутать, я сказал бы иначе: даже если кансильер и обманул вас, он, возможно, все равно не солгал. Но речь идет не о нем. Речь идет о вас.
