Большой мир (СИ) - Беляков Дмитрий Олегович
Затем я представил дымок белым и получил тот же эффект. В общем, ни один цвет радуги не отпугнул ни ману, ни Сосуд. Все замыкалось только на моих мыслях, а значит — это самое важное.
Получалась вполне логичная и простая картинка.
Неважно, как ты видишь ману и воспринимаешь Сосуд, важно, насколько реально ты их чувствуешь, как часть себя. Ведь человеку не нужно знать, как работают его мышцы, он умеет двигать конечностями настолько умело, насколько он себя натренировал. В ту же степь уходит увеличение мышечной массы, растягивание мышц и их гибкость.
Всего-то следует почаще сознательно пробуждать и использоваться ману, пока я не смогу выполнять с ней любые трюки на автомате. Научиться чувствовать ее количество не по использованным заклинаниям, а по сознательному опыту. Обращаться с ней как со своими руками и ногами.
Идея выглядела весьма простой.
Я снова вызвал разряд на кончиках пальцев и попытался ощутить изменения в своем состоянии. По телу пробежала странная дрожь через мгновение после затухания эффекта. Снова попытка и снова дрожь. Еще одна и дрожь снова дала о себе знать.
Потирая виски, я пытался понять разницу, но все последствия разряда были одинаковыми — еле заметная дрожь. Но обдумав ощущения лучше, я решил, что дрожь все-таки не физическая и не совсем по телу, а скорее где-то на ментальном уровне. И снова все замкнулось на сознании.
Не замечая течения времени за раздумьями, я пропустил, когда начало подниматься солнце, и крон полуголых деревьев коснулся желтый свет. Утро наступало так же уверенно и неизбежно, как и ночь, разгоняя окружающую меня серость и наполняя лес красками. Я зевнул и с удовольствием потянулся, приветствуя новый день.
Воодушевившись своими умозаключениями и тем, как в целом прошла ночь, я протянул руку к уже почти затухшему костру и представил срывающуюся с пальцев белую дымку.
Я чуть не подпрыгнул от радости, когда костер пыхнул и разгорелся сильнее. Потом еще раз и еще, пока не закончился эффект. Или, лучше сказать, мана.
Повернувшись к спящей черноглазой девице, я хотел было ее разбудить, решив, что она достаточно проспала, но никого не обнаружил.
А потом мой мир внезапно погас…
Глава 16
Я тревожно раскрыл глаза, и первое, что почувствовал, это как кто-то облизывает мою ладонь. Резко дернувшись, глянул в сторону и наткнулся на пару абсолютно невинных глазенок маленького лисенка. Ну, или Киару на общем. Он невинно пискнул и рванул подальше от меня.
В голове творилась неразбериха, и первые мгновения в памяти мелькали какие-то мутные очертания людей, событий. Тягостные эмоции указывали на непростой сон, который, как обычно бывает, растворился сразу же после пробуждения. С самого первого дня в доме Сораса я часто просыпался в таком состоянии, но вспомнить хоть одно сновидение так и не смог.
Проверил руки и ноги. Целы. Лук на месте. Меч… вот гадина.
Конечно же, рядом со мной не оказалось ни черноглазой гадины, ни меча Хряка. Чертыхнувшись, я пробежался по своим пожиткам и подметил отсутствие сухого пайка и всего серебра.
— Вот сучка! — выдавил сквозь зубы.
Мало того, что я ради нее потратил ценный амулет, зашил ей бок и всю ночь охранял, так она еще и обчистила меня!
— И бросила на произвол судьбы посреди, мать его, леса! На съедение тем, от кого я ее берег! — снова вырвалось вслух.
Попинав листья, потоптав ветки и прорычав все ругательства в сторону этой особы, я, выдохшись, упал на задницу. Взгляд упал на лук и колчан стрел, который видимо пришелся не по душе неблагодарной остроухой.
Ну спасибо, что хоть вообще голым не оставила, хотя бросить посреди леса в бессознательном состоянии тоже такое себе снисхождение.
Без денег на закупки по списку мне в Пантоа делать, по сути, нечего, и стоило бы вернуться сразу в хижину. Рассказать Леа и целителю все, что я узнал о магии, и вместе решать трудные вопросы. Эти ребята уж точно меня не прокатили бы, учитывая, что только благодаря им я дышал. Вот только…
Только стыдно было так возвращаться.
Я решил, что все-таки пойду в Пантоа и как-то заработаю денег на состав списка. Медяки, что мне дал Сорас, не должны быть такой уж крупной суммой, чтобы горбатиться на нее месяцами. Окончательно решившись, я затушил дымящиеся угли и, подобрав лук, потопал в сторону дороги.
Когда волны гнева и разочарования прилично осели, я начал выпускать ману, как ребенок, радуясь покалываниям пальцев. Разбирал ментальную дрожь и пытался уловить какое-то различие. В общем, дорога была не такой скучной. Впереди, из-за всех моих остановок, был день пути, и я предполагал, что подойду к границе Пантоа едва ли к вечеру.
Все-таки потеря меча и добытого серебра не такая большая плата за полученные знания. К тому же, она меня не убила, да и вообще, вдруг ее кто-то выкрал, а меня вырубил. Но даже если так, мне было не до этого, да и в целом плевать. Слишком наглая и неблагодарная.
Я топал по мягкой листве, приближаясь к дороге, и мечтал о тех днях, когда приведу свои умения в нормальный боевой вид и смогу заработать намного больше, чем жалкое серебро. Тем не менее, без еды и денег долго не прожить на одном энтузиазме.
Подумав о еде, у меня потекла слюнка, и я вспомнил, что не закидывал в желудок ничего с той самой минуты, как перекусил после сна на дереве. Впереди был целый день пешего шага, и стоило бы чем-то порадовать организм.
Высмотрев на дереве какого-то мелкого зверька, похожего на белку, я потратил пару стрел, чтобы лишить жизни пушистого. Убийство лесной живности оставляло ощущение не из лучших, все-таки человек города, и обращению со свежим, в полном смысле слова, мясом пришлось научиться совсем недавно. Тем не менее, либо я либо они, и в этом мире этот закон, по-видимому, особо актуален.
Я поблагодарил пушистого за его жизнь и извинился, что отобрал ее, как учил Сорас. Почему-то, пока я этого не сделал, руки не поднимались работать с дичью. Да и вообще, сравнивая ощущения после убийства Хряка и Пипа, к неразумной живности сочувствия было больше. Все-таки выбор убить или быть убитым принимается нами. Самое главное потом — убедить себя в безвыходности положения.
Завернув остатки мяса в тряпку, я закинул сумку за спину и продолжил путь к дороге. За эти пару дней мне надоело топать по листве. Хотелось перестать спотыкаться через каждые двадцать шагов. Да и однотипный пейзаж уже приелся.
— Как же быстро меняются взгляды разумных, — сказал я, задумчиво глядя на клин каких-то пертаных.
Добравшись до дороги, сразу почувствовалось облегчение. Все-таки, какая-никакая цивилизация. Идти проще, думать легче. Единственное — не хотелось нарваться на какую-нибудь банду по типу той, что напала на Ройана.
Позади послышался резвый тяжелый топот и, обернувшись, я уставился на волокущего за собой повозку местного ватусси. Без сомнений, это был родственник вымершего на Земле тура: рога полтора метра, весь черный и мощный, как танк. Вот только он не плелся, как улитка, а несся аки конь.
Я отошел в сторону и замахал руками, одновременно привлекая внимание и давая понять, что в них нет оружия. Из повозки послышалось «тпррр», и ватусси начал недовольно тормозить. Кой он остановился, я и устройство на деревянных колесах, обитых металлом, поравнялись.
— Куды прешь? — спросил рябой мужик в соломенной шляпе, пожевывая зеленый стебель какой-то травинки.
Я чуть не прослезился от восхитительно характерной, по моему представлению о здешнем обществе, картины.
— В Пантоа, вестимо, — брякнул я в тон и кивнул вперед, — если не ошибаюсь, эта дорога ведет только туда. Говорят, прекрасное местечко!
Рябой заржал как конь и кивнул на телегу:
— Прюкрасное, говоришь? Ну седай тогда, подвезу, че уж.
Обдумывать предложение, конечно же, я не стал и сразу же запрыгнул на свободное место. Мужик, все еще всячески измываясь над словом «прекрасное», хлопнул поводьями и запустил повозку. У него был забавный акцент, и мой мозг просто отказывался переводить его речь нормально.