Александр Афанасьев - У кладезя бездны
Примерно в километре от границы — на обочине дороги стоял конвой, причем такой, при виде которого водители грузовиков опасливо сбрасывали скорость и жались к обочине, а пешие торговцы и пастухи — и вовсе обходили это место десятой дорогой. На обочине — один за другим стояли три черных как смоль запыленных Даймлер-Бенц G, три роскошных и очень прочных машины как нельзя лучше подходящих для африканских условий эксплуатации. Следом за ними — стоял носатый бронированный Магирус, причем не бурского производства — а настоящий, германский. В кузове, на прочной турели стоял автоматический гранатомет, а на круге над просторной, двухрядной как у пожарного автомобиля кабиной водителя — еще и крупнокалиберный пулемет. И у того и у другого дежурили солдаты — белые солдаты. Германские солдаты из Африканского корпуса и возможно даже — германские парашютисты или егеря.
В третьем Мерседесе — сидящий в одиночестве на заднем сидении немец в очередной раз посмотрел на часы, потом пробормотал привычное «швайне». Было прохладно — кондиционер сохранял прохладу, черные машины считались в Африке самыми престижными, потому что в них не могло быть кондиционера. Сам немец — был среднего роста, с худым, суровым, чисто выбритым лицом, коротко постриженными светлыми волосами, ему явно было около сорока лет, скорее больше сорока, чем меньше. На нем была коричневая, с короткими рукавами рубашка Африканского корпуса без знаков различия и такого же цвета, аккуратно отглаженные брюки. Этого немца хорошо знали во всем регионе, и те кто знал — боялись, а те кто знал его хорошо — боялись еще больше. Это был сам рейхскомиссар безопасности Абиссинии, рейхскриминальдиректор Манфред Ирлмайер, находящийся в длительной служебной командировке высокопоставленный сотрудник гестапо — четвертого управления РСХА, Главного управления имперской безопасности. Здесь он одновременно курировал и полицию, и местную службу безопасности и службу безопасности посольства Священной Римской Империи, чей штат насчитывал две тысяч человек и все они пользовались дипломатической неприкосновенностью. Рейхскриминальдиректор Манфред Ирлмайер был королем и даже Богом в своем маленьком мирке, он не подчинялся никому, даже послу — только начальнику четвертого управления РСХА генерал-майору полиции Кригмайеру и начальнику РСХА, генерал-полковнику полиции Элиху. Он любил знать все и обо всех, находился на месте службы уже двенадцать лет и не подал в Берлин ни единого рапорта с просьбой о замене, он любовно копил картотеку на всех местных и на немцев, и можно было быть уверенным, что если ты перепьешь шнапса и устроишь дебош на улице — это обязательно найдет отражение в картотеке доктора Ирлмайера. Он не любил указания из Берлина, потому что полагал, что лучше знает, что нужно делать здесь во благо Германии, а те умники с Принцальбрехтштрассе — просто выделываются, чтобы обеспечить свою карьеру. И уж конечно, он не заслужил того, чтобы ему передавали сомнительные указания за подписью генерала Элиха и приказывали их исполнить, не объясняя, что к чему. Исполнить то он их исполнит, на то он и немец — но предпримет и свои меры безопасности.
Он снова глянул на часы. Да что же это такое.
Рейхскриминальдиректор, поднял трубку, которая находилась между сидениями, набрал номер второй рефературы. Ответил, как и должен был, начальник рефературы-2, доктор Курт Зайдлер, его правая рука. Официально, он отвечал за административные, правовые и финансовые вопросы — но все в Аддис-Абебе знали, что при отсутствии Ирлмайера делами заведует доктор Зайдлер, как бы не называлась его должность. И это не обсуждалось.
— Слушаю, доктор Ирлмайер
— Доложите.
— Полиция работает по усиленному плану безопасности, аэропорт и все дороги взяты под усиленное наблюдение. Производится проверка документов на улицах. Никаких инцидентов зафиксировано не было.
— Усилить бдительность. Особое внимание на аэропорт. Снимайте на пленку всех прибывающих пассажиров.
— Есть.
— Усилить бдительность — повторил Ирлмайер — может произойти все что угодно.
Прослуживший здесь десяток с лишним лет рейхскриминальдиректор знал, как все начинается в Африке — внезапно, и как все заканчивается — большой кровью…
Он не понимал, что происходит. Не понимал — кого он должен встретить лично и как у человека, перешедшего границу, могут оказаться сведения, имеющие отношения к безопасности Рейха. Но поскольку ему приказали приехать сюда, сидеть и ждать — он приехал сюда, сидел и ждал…
Человек, которого они ждали, появился с двадцатиминутным опозданием. Это был человек в простом, темном балахоне, подпоясанном веревкой — одежда характерная для монастырей, которых было немало и в православной Абиссинии.[41] На ногах у него были грубые сандалии из веревок и старых автомобильных покрышек, и выглядел этот человек — как странствующий монах.
Фельдфебель на автомобиле отрывисто крикнул что-то — и разомлевшие от жары солдаты подобрались, а двое германских солдат, стоящих постом впереди машин — заступили дорогу решительно шагающему монаху.
— Хенде хох! — сказал один солдат, выступая вперед, второй страховал его, отступив назад и в сторону. Это были просушенные, прокаленные жарой, с въевшимся в кожу загаром тупые и упрямые солдаты Африканского корпуса Рейхсвера и любой африканец знал, что если они что-то приказывают — то лучше это выполнить. Потому что с тех пор — как нога тевтона ступила на африканскую землю — терпения у них стало меньше, а презрения к местным — еще больше.
Человек, одетый как монах послушно поднял руки и солдат обыскал его. Он искал оружие — такое понятие как «пояс шахида», который как раз хорошо прятать под монашеским балахоном — здесь еще не прижилось.
Но оружия не было. Только пристегнутая к поясу торба, солдат открыл ее и увидел кусок серого хлеба и бутылку воды.
— Аусвайс — сказал солдат.
Из нашитого на внутреннюю сторону балахона кармашка — монах достал документы, протянул солдату. Солдат с удивлением уставился на ватиканский паспорт.
— Ауффентальт гестелльт[42] — сказал солдат и направился к машинам. Такого паспорта здесь — он еще ни разу не видел.
Рейскриминальдиректор Ирлмайер перелистал паспорт, обращая внимание на каждую страницу, а страницу с фотографией и с визами он даже сфотографировал небольшим фотоаппаратом, который у его имелся в мобильном телефоне. Потом — махнул рукой.
— Верпассен. Гехен.[43]
— И какую же информацию вы намерены мне сообщить? — спросил рейхскриминальдиректор Ирлмайер сидящего рядом «монаха», когда их кортеж пробирался к Аддис-Абебе по полупустому шоссе со скоростью в сто десять километров в час — и советую серьезно подумать, прежде чем ответить. Мы, немцы, не любим шуток.
Разговор шел на немецком, акцент гостя напоминал акцент южных земель, тех что ближе к Италии. Оно и понятно…
— Разве вам не приказали отвезти меня в Аддис-Абебу? — спросил священник
— То, что мне приказали, поп, это лично мое дело. Я отвечаю за безопасность и соблюдение интересов Рейха в этом районе. Будет лучше, если я перестану вас считать угрозой интересам Рейха, для вас же будет лучше.
— В таком случае — я обратился по адресу. Что вы ответите на то, что сюда, в Абиссинию проник опытный убийца, и он направляется в Аддис-Абебу?
— Скажу, что я хочу доказательств. Эти слова — для меня пусты.
— А как Берлин посмотрит на то, что Вы могли предотвратить террористический акт и не предотвратили его?
Ирлмайер быстро прикинул — приказ пришел из Берлина. Значит — там что-то знают, шила в мешке уже не утаишь.
— С Берлином разбираться буду я. Что это за человек?
— Опытный убийца. Итальянец.
— На кого он работает?
Священник улыбнулся — недоброй и неприятной улыбкой
— А сами не догадываетесь?
— Не зли меня, поп. Неприятности бывают разные. И если даже ты прав и убийца здесь — после того, как мы его схватим, Берлин потеряет интерес к тебе. Моли своего Бога, чтобы и я тоже не вспомнил про тебя.
— Бог не мой и не ваш. Господь — наш пастырь, а мы — стадо пасомое им, даже если кто-то в гордыне вообразил, что трава на поле, вода в ручье и солнце в небе — не от Господа нашего. Этот человек — офицер специального отряда ВМФ Италии, и здесь для него есть только одна цель, достойная внимания. Вы знаете, какая…
Ирлмайер взялся за телефон
— У вас есть его фотография?
— Нет. Его фотографий не существует, я могу примерно описать его с чужих слов — но это все…
В трубке раздался щелчок соединения.
— Зайдлер?
— Да, доктор Ирлмайер.
— Отправь отделение парашютистов… нет, два отделения, задействуй резерв — к объекту Мюнхен. И пусть там проверяют документы. У всех!
