Наталья Точильникова - Кратос
– Юля, ты никогда не увлекалась йогой? – спросил я.
– Увлекалась.
Это было неожиданно. Ей бы больше подошла стрельба по движущимся мишеням.
– Раскладку по чакрам знаешь?
– Конечно.
– Что такое Анахата?
– Четвертая чакра. Чакра сердца. Зеленая энергия. Точно! Как я сразу не догадалась? Это же чакра целителей.
– Юль, скинь мне раскладку.
Она коснулась моей руки. Глобальная Сеть еще не работает, даже в рамках планеты, и мы воспользовались ближней связью. В память моего перстня перетекла информация, и перед глазами возникла картинка: человек, сидящий в позе лотоса, и семь разноцветных цветков вдоль позвоночника – семь чакр. Как же все ладно укладывается в эту картинку! Пожалуй, кроме одного…
– Юлия, что такое энергия восьмого уровня?
– Белая энергия. Что-то очень крутое. Чуть ли не уровень бодхисатвы.
Я задумался. Не о собственной предполагаемой крутизне, скорее о том, что делать дальше.
– Юля, у тебя есть какое-нибудь место, где можно укрыться? – спросил я.
– Есть. Но не сейчас. У меня тоже есть долг. Я должна собрать экипаж «Вийона».
Я покосился на Артура. Мальчишке явно рано в этом участвовать.
Но вслух сказал:
– Два часа ночи. Не время для поисков.
Она поняла. Покусала губы, но кивнула:
– Поворачиваем.
Мы повернули на восток и начали снижение.
– Ты был когда-нибудь на Хрустальной Горе? – спросила Юля.
– Нет.
– Тогда смотри!
Каллиопа плывет к зениту, заливая все молочно-белым светом. Там впереди, на склоне холма сияет нечто, больше всего напоминающее кристаллы аметиста. Небоскребы, связанные мостами, широкие посадочные площадки, словно хрустальные блюда, приклеенные к зданиям на разной высоте, и парковые деревья на мостах, площадках и широких террасах. Судя по всему, архитектора вдохновляла легенда о висячих садах Семирамиды.
Мы зависли над одной из площадок. Ее поверхность под нами заколебалась и исчезла, пропуская нас в ангар.
Публика здесь явно не бедная: гравипланов много и притом хороших, ничуть не хуже машины Алисии Штефански. На всякий случай есть и прокатные машины, штук пять прозрачных элипсоидов, но и те новые и не заезженные.
Мы вошли в лифт, сияющий и украшенный зеркалами, и он взмыл вверх, вынырнул из ангара и оказался укрепленным с внешней стороны стены. Я улыбнулся: жилье для отважных романтиков. Этаж пятидесятый. Да еще склон холма: высота головокружительная. Не каждый обрадуется ежедневному путешествию на этом лифте. Отрадно, что на Тессе таких людей набралось на огромный жилой комплекс.
Восемьдесят первый этаж. Мы оказались в длинном коридоре, залитом теплым желтоватым светом. Коридор оканчивается круглым окном, похожим на огромный иллюминатор. Юля остановилась возле него и положила ладонь на радужный шар замка.
Окно во всю стену от пола до потолка. И так во всех комнатах. Вид на космодром. Наверное, отсюда прекрасно видны огни стартующих и садящихся кораблей. Но сейчас темень и тишина: ни одного огня.
Юли хватило только на то, чтобы выпить с нами чаю, после этого она упала на кровать как подкошенная и мгновенно заснула, лишив меня надежды на хорошую ночь. Зато Артур не проявляет ни малейшего желания лечь спать. Сидит на кухне, пьет чай и слушает музыку. Хорошо еще, что ему хватило чувства такта не лезть в спальню.
Я у окна: мертвый космодром, еще пара темных районов – только с большой высоты город может показаться благополучным. На душе мерзко. Это не первое убийство в моей жизни: когда я учился в академии, нас всех отправляли на пару недель «нюхать порох». Как-то всегда находилось, куда отправлять: террористы, сепаратисты, пограничные конфликты. Практически не опасно для огромной империи, жертв немного, но и единственная смерть – все равно смерть. Оттуда и знаю специфику военно-полевых пыток. Приходилось наблюдать со стороны. Больше всего меня угнетает именно смерть Самуэля – первые три жертвы легко подпадают под определение «самооборона». Но убить связанного и плененного врага – нечто куда более греховное. И классическое самооправдание «не хотел я его убивать, да и вообще не с чего ему было сдохнуть» кажется слабой отговоркой. А кто пытал?
Сдохнуть действительно не с чего. Человеку. Мы не люди. Пора признаться в этом хотя бы самому себе. Что может убить Преображенного? Известно что – аннигилятор. Может быть, достаточно контакта с аннигиляционным лучом? Или Т-синдром? Мрачная перспектива, нарисованная для меня Германом, заодно дарила оправдание.
Неужели это правда? Мне осталось жить не больше года?
Все! Хватит! Я тряхнул головой. Действовать, а не нюни распускать!
Пошел на кухню, хлопнул Артура по широкому молодецкому плечу.
– Ты меня слышишь?
Он поднял голову, посмотрел туманными глазами. Трудно общаться с человеком, у которого в голове звучит музыка, транслируемая устройством связи. Взгляд прояснился – значит, отключил.
– Да, Даниил Андреевич, – он впервые называл меня по имени-отчеству, значит, Юля успела представить.
– У тебя есть карта города?
– Да, конечно.
– Скинь.
И я накрыл его руку своей.
Похоже, Артур большой любитель картографии: передо мной раскинулась подробнейшая картинка с мельчайшими переулочками и номерами домов.
– Спасибо, – сказал я. – Охраняй мать. Я скоро вернусь.
Я не стал слушать возражений и изучать его реакцию – просто вышел и закрыл дверь.
Надо многое узнать, но не здесь, не хочу навести сюда врагов. Придется отыскать другое место.
Я взял прокатный гравиплан (еще не хватало оставить Юлю с Артуром без личного транспорта) и поднялся в воздух.
Хрустальная Гора была бы идеальным местом для получения информации. Я ищу что-то похожее – площадку, откуда видно город и можно сопоставить пятна затемненных районов с астральной картинкой и желательно картой города.
Такая точка есть. Это башня связи, возвышающаяся в центре Версай-нуво. По старинной привычке ее кличут телебашней.
Строение это больше всего напоминает танцующего дервиша или мага. Две посадочные площадки, как раскинутые руки с широкими ладонями, офис связи – голова, увенчанная остроконечным колпаком. Это антенна «два в одном»: радужный шпиль быстрой связи и торчащая из него игла медленной. И одеяние танцора – расширяющееся книзу основание.
Поражает тьма и тишина. Освещена всего пара окон. Значит, персонал, бесплодно промучившись с попытками восстановления связи, оставил охрану и удалился спать.
Я мягко приземлился на площадку и вышел из машины. Я один. Только далеко, на противоположном крыле-руке стоит гравиплан охраны.
Ну что ж, тем лучше. Я отошел от гравиплана, остановился и раскинул руки, уподобившись танцующему дервишу. Сила, которой я владею, смиренно подчинилась безмолвному приказу и потекла вверх. Между пальцев зажегся синий огонь, ладони окутал холод. Теперь я знаю, как это называется. Энергия шестого уровня. Аджна – чакра космической силы. Третий глаз.
Астральная карта города возникла перед глазами и наложилась на обычную. В двух кварталах от башни – яркое красно-желтое пятно. Вероятно, штаб Преображенных. Самоназвание метаморфов сразу захотелось закавычить. Энергии не выше третьего уровня. Неужели? Может быть, не штаб? Может быть, казарма?
На обычной карте этому месту соответствует район ратуши.
Слишком прямолинейно. Штаб, скорее всего, защищен. Вот, темное пятно на юге, довольно далеко от космодрома. Полностью закрытая область. Городские огни там есть, но немного. Спальный район? Как бы не так! Я сверился с картой города.
Центр психологической помощи социально дезадаптированным гражданам. Я хмыкнул. Читай: «тюрьма». В старинном английском романе «Едгин» преступников клали в больницы, а больных сажали в тюрьму. Славные тессианцы с успехом воплотили в жизнь первую часть древней идеи. Тессианская тюрьма – больница не только по названию. Это сочетание крепких стен, медицинского персонала, психокоррекционных методов и мощных стационарных биопрограммеров с толпой биопрограммистов. Некоторые осуждают сей метод наказания: насильственное вмешательство в сознание – ужас! Другие восхищаются – ну наконец-то найден гуманный и разумный метод борьбы с преступностью. У последних есть веский аргумент – эффективность. Рецидивисты составляют десятые доли процента от «получивших психологическую помощь», и по улицам Тессы можно без опаски гулять хоть в три часа ночи.
Правда, бывают безнадежные случаи. Тогда Центр поступает с лицемерием, достойным испанской инквизиции. На Тессе нет смертной казни. Как можно убить человека только за то, что он болен, даже если болезнь опасна для общества! Зато смертная казнь, не менее лицемерно именуемая «эвтаназией», есть на Кратосе, куда и отправляют «безнадежных», чтобы в более продвинутом и лучше оснащенном столичном Центре им оказали более квалифицированную помощь.
