Михаил Гвор - Поражающий фактор. Те, кто выжил
— Сперва — помыться. А потом и вешаться можно. — Седьмой клацнул замочком, одев на ПСО брезентовый чехол. — Вот почему-то, мне кажется, что от товарища капитана доклада вы, товарищ майор, не дождетесь. Кроме матерных реляций на полях.
— Вот и я так думаю. Пошли?
Таджикистан, Фанские горы, ущелье реки Пасруд-Дарья Олег Юринов«Козлики», подпрыгивая на ухабах, летят вниз. Не меньше сорока километров в час. Для дороги, где и двадцать считается лихачеством, такая скорость — верх безрассудства. Мне легче, просто повторяю выкрутасы полковника. А вот как он умудряется не расталкивать бампером стены ущелья — уму непостижимо. Но гоним. Таким темпом до Пасруда доскочим минут за сорок. Из-за перегиба выскакиваем на склон над Маргузором и молим Бога. Из кишлака этот участок, как на ладони, если бандиты уже там — заметят за милу душу. Не снижая скорости проскакиваем серпантин и врываемся на улицу поселка.
— В засаду бы не влететь, — бормочет рядом Малыш. — Ногами прямо в жидкий маргарин.
Но Маргузор тих. Бахреддин тормозит у большого кирпичного дома и начинает стучать в калитку. Видимо, хочет предупредить о нападении. Потап перескакивает ко мне в машину.
— Погнали, они догонят. Ты что здесь делаешь?
Это он обнаруживает дочку, впрыгнувшую в машину в последнюю секунду. Гнать было некогда.
— Стрэляли. — голосом Саида из «Белого Солнца» произносит девчонка, — Все бегут, а Машка что, рыжая?
Потап выдает фразу, которую я при дамах точно не произнесу. Да ладно я, такого и Леха не скажет, а он у нас известный матерщинник. Но девать фройляйн уже некуда. Жму на газ. Выскакиваем из кишлака и вновь петляем по серпантинам. Наконец, крутяк заканчивается. УАЗ объезжает скальный гребень. То, что вижу...
В нескольких метрах стоит такой же козлик, как у нас, но с пулеметом, присобаченным на самодельную турель. За этим устройством расположились двое в камуфляже. Часовые. По сторонам не смотрят. Кругом горы, эка невидаль, а под носом все намного интереснее. Во все глаза любуются на собственных товарищей, увлеченно насилующих прибалтийских девчонок. А парней не видно. Но разбираться некогда, действуют рефлексы.
Резко давлю на тормоз. «Козел» взбрыкивает, колдобится, но замирает в метре от бандитской машины. Над головой рубит воздух неожиданно громкая очередь Потаповского автомата. Пулеметчиков вышвыривает из кузова. Наши горохом сыпятся наружу. Чуть задерживаюсь, выбираясь из-за руля. Тот, кого себе наметил, успевает привстать и развернуться. Тянет руку к оружию. По-футбольному бью под челюсть. Клиент кулем валится обратно на девчонку. Но уже спиной и мертвый: этот удар — гарантированный перелом основания черепа. Оглядываюсь. Все. Можно не торопиться. Остальные сработали не хуже. Даже Машка спокойно вытирает нож о куртку трупа. С самого начала видно было: непростая девочка.
— Машка, девчонок посмотри. А вы, мастера... — цедит Потап, — хоть одного живым взять догадались?
— Обижаешь, майор! — Малыш за шиворот поднимает своего противника, — есть язык. Пока не отрезал.
— Мой тоже жив. — Откликается Леха, — Временно...
Мне похвастаться нечем. Погорячился маленько. Мог и полегче стукнуть.
— Олег, ты таджикский знаешь? — Потап задумчиво смотрит Потап на пленных.
— Плохо.
— Но хоть как-то... Допросить надо.
Тащим пленников за камень.
— Ну и кто по-русски говорит?
Лопочут быстро-быстро, типа «моя твоя не понимай!»... Обоим лет под тридцать. Один совсем мелкий, в стеганом азиатском халате, штаны из местной дерюги, второй одет поприличнее: брезентовые брюки, камуфляжная куртка, даже что-то типа форменной ментовской рубашки. Вокруг левого глаза расплывается синяк в половину морды. Ну, не может Леха без показухи...
— Не понимаете... Ну что ж, поучим русскому.
Достаю нож и вспарываю штаны на мелком. А смотрю на второго:
— Пока он будет есть свой хрен, у тебя есть немного времени вспомнить русский язык, хизмат аро. Не вспомнишь — к гурям не попадешь. Не любит Аллах тех, кто приходит к нему, держа обгрызенный член в зубах. — Надо же, поэтичность как проснулась не вовремя... Омар Хайям, блин.
Говорить начинают сразу. Оба. А я еще до трусов не добрался. Хлипенькие попались, слава Аллаху. Оставляю мужиков их потрошить и иду к остальным.
За спиной слышны глухие удары и тихий голос майора.
Бахреддин уже подъехал и вместе с Машкой хлопочет над девчонками. Прынц в трофейной машине, у пулемета. Остальные разбираются с трофеями. Литовцев нашли. Тела, естественно.
Крики за камнем затихают. Возвращается Потап, вытирая руки куском знакомого халата. Кивает в сторону девчонок:
— Как они?
— Бывает хуже, — спокойно отвечает Машка. — Но реже.
— Машка, за руль. — Командует Потап, — Везешь их в лагерь, сдаешь Деду на руки. Потом вернешься с мужиками, заберете трупы и всё, что тут есть ценного.
— Я...
— Отставить! А мы проведаем друзей наших клиентов. Пока не ждут...
Литовки все в слезах, но, похоже, основную истерику удалось сбить. Авось до лагеря дотянут, а там папа разберется. Помогаем им забраться в мой УАЗ, и Машка срывается с места.
Новосибирск, медицинский центр «Врачебная практика» Евгений ШутовШутов и старший лейтенант Дмитровский пили чай в кабинете профессора. Только через три часа после эффектного прибытия силовиков, у врача нашлось время на общение с их командиром.
— Вот так и получилось, Евгений Сергеевич. Если бы колесо не лопнуло, накрылись бы мы медным тазом. А так, сидим живые, чаи гоняем...
— Может Вам, Иван, капнуть валерьянки, в правильной пропорции?
— Это как? — уточнил старлей.
— Капля валерьянки на сто грамм спирта.
— Действительно, правильная пропорция. — уголком рта улыбнулся Дмитровский. — только Вы и себе не забудьте. Мои какими по счету за сегодня были?
— Уже и не помню, если честно. Кто тут считает! Несут и несут... Но мне нельзя, в любой момент могу потребоваться в операционной.
Шутов отхлебнул из чашки.
— Вы куда дальше планируете, Иван?
— Не знаю, всё наше начальство накрылось медным тазом ...
— Вы бы не могли раздобыть нам еды? В окрестных магазинах творится черт знает что, девочек туда посылать просто боязно.
— По-хорошему, Ваш центр еще и под охрану брать надо. Криминогенная обстановка сейчас в городе — хуже не придумаешь. Всякая сволочь, как по команде, повылазила.
— Ну, так берите!
Окрестности Новосибирска, расположение N-ской десантной бригады Владимир Пчелинцев (Шмель)Работа на месте боя кипела. Адреналин не успел еще весть уйти из организмов, поэтому все было бестолково, но быстро. Свежие трупы на скорую руку обыскивали и стаскивали в одну кучу. На трех расстеленных плащ-палатках росли кучи трофеев. Оружие, патроны и прочие ценности, типа часов, телефонов, золотых цепей разной толщины и тому подобного. Офицеры, получив одобрительный кивок Пчелинцева, закрывали глаза, когда кто-то из солдат защелкивал браслет на запястье. Часы в армейском деле вещь нужная. И золото «Ролекса» скрывалось под выгоревшим камуфляжем кармана. А кто посмелее, или сообразительнее, сразу на руку цеплял, пуская потом солнечных зайчиков в глаза друг другу и суматошно веселясь. У большинства сегодня был первый бой... Прапорщик Андрушко уже вился вокруг разложенных огнестрельных трофеев, и что-то крайне оживленно рассказывал какому-то сержанту, тыкая пальцем в воняющюю свежей гарью двустволку и восхищенно вопя про мягкий спуск и прочие, милые его сердцу прелести итальянского огнестрела...
Таджикистан, Фанские горы, альплагерь «Алаудин-Вертикаль» Виктор Юринов (Дед)Шум мотора возникает на грани слышимости. Тихое гудение шмеля, постепенно переходящее в неровный гул. Одна машина. Точно одна. Для бандюков маловато. Или разведку выслали? Наши были на двух тачках. Ладно, ждем. Устраиваюсь на крыше склада. Отличный наблюдательный пункт: я вижу всё, меня никто. Выкладываю перед собой четыре ножа. Больше годных для метания а лагере не нашлось. До ворот я их отсюда не докину, но если они остановятся метров через десять... Вроде, рука еще твёрдая, а в «козлике» больше пяти человек — маловероятно. Один на один — это уже приятный расклад.
Уазик выруливает из-за последнего перегиба и упирается в ворота.
— Лайма! Открой! Ворота открой, говорю!
Гора с плеч! Таджичек-бандиток, говорящих между собой по-русски, даже представить не могу. Голос Машкин. А, судя по имени той, к кому она обращается, прибалтов ребята догнали и, что не менее важно, убедили. Скатываюсь с крыши и открываю ворота.
— Ой, дядя Витя, там такое, там такое, — частит Машка, — они все мертвые, девочки плачут, а они их насилуют! Папа из автомата, а мы как попрыгали! А Олег ногой, а дядя Женя ножом! А я тоже, а Лешка рукой! Мы там всех убили, меня за руль и сюда, и девочек в машину, и два автомата, а сами дальше, и пленных тоже убили, а эта тарантайка меня не слушается, еле доехали! Вот!