Михаил Бычков - Третье правило диверсанта
Следуя обусловленных между нами прежних договорённостей и установок, объект перемещён в естественные условия, и в данный момент состоит на егерской службе ГГО. Объект полностью адаптировался и кроме обрывочных сведений о своём прошлом ничего вспомнить не может, видимо сказываются последствия длительной (я подозреваю более пятидесяти лет) нарколепсии.
Во всяком случае, его куратор ручается, что улучшений нет, наши контакты происходят ежемесячно и никаких свежих сведений от него не поступало.
Объект по-прежнему убежден в мысли что родился и вырос в одной из общин, в которой он проживал некоторое время в период его адаптации до перемещения в егерское подразделение.
Очевидно полное замещение базовой памяти вымышленной.
В этой связи считаю целесообразным физическое устранение объекта, в виду невозможности его дальнейшего использования, и возможных в будущем непредвиденных осложнений. Решение дальнейшей судьбы объекта возлагаю на ваше личное усмотрение, и готов согласиться с ним каково бы оно ни было.
Что касается сведений, о возможном обнаружении координат могущих способствовать расшифровке маршрута графически изложенного объектом в первые дни контакта, то высылаю на ваш запрос новую, составленную, на основе трёх отдельных глубоких экспедиций карту. Аналитический отдел усмотрел в подобной комбинации наибольшие шансы на благополучный исход вылазки, оценивая их как 94,46 %.
Но прошу учесть возросшие в разы попытки некоторых отдельных групп самостоятельно обнаружить город, именуемый в простонародье „Легенда“, в чьём существовании уже нет ни малейших причин, сомневаться.
На этом фоне прошу, увеличь муссирование слухов о возникновении в заброшенных районах города новых, неизвестных ранее форм мутантов, для усиления панических настроений и настороженного отношения к пропаганде некоторых противопоставляющих себя действующему порядку личностей, среди которых особенно усердствуют егеря. Которых считаю, фанатиками и ни сколько им не доверяю.
Работать с ними неудобно!!! (Дважды подчёркнуто).
Не понимаю, почему вы до сих пор не прижали всю их свору к ногтю? Но думаю, что у вас есть на то, разумные причины, в которые вы не считаете нужным меня посветить.
В свою очередь для надёжной подпитки распространяемых слухов удваиваю работу в лаборатории по основному направлению. Уже готов новый вид сыворотки, на основе изначальной субстанции, усиливающей агрессивное воздействие радиации на исходный материал.
Однако полученные образцы крайне не стабильны, излишне агрессивны, полностью не подчиняемы и не способны функционировать более 96-и часов. Но полагаю что этого вполне достаточно для поддержания определённой угнетающей ауры в центральных районах, иначе пришлось бы их отстреливать на окраинах города, что согласитесь крайне неудобно (подчёркнуто один раз)!
P.S. Последняя поставка материала была задержана. Попрошу избегать подобных задержек впредь.
С уважением Ф.Р.К.»
Любопытный документ, я даже про чай забыл.
Значит, город всё-таки есть. В этом они уверены. Значит и слухи о нечисти тоже они распускают. И вдобавок что-то там химичат в каких-то лабораториях. Я вспомнил напавшего на меня полуразложившегося гада, и тяжёлая муть поднялась от желудка к горлу. Я невольно потянулся к кружке и сделал глоток остывшего безвкусного чая. Я вспомнил, что на том не то человеке, не то примате были военного образца ботинки и обрывки амуниции. И от мысли, над каким они там материалом экспериментируют, меня замутило ещё сильнее. Это же…это…. Нет, в голове не укладывается, чтобы руководство ГГО было в курсе происходящего и уж тем более само было в этом завязано по уши.
Но открывшаяся правда не столько потрясла меня, сколько обезоружила, лишила главного, что наполняло без остатка мои дни.
А что там было о егерях? Фанатики. Так было сказано в письме. Неудобные фанатики. Вот вся благодарность Главной Государственной Общины за пролитые ради нее кровь и пот. И главное кого-то из егерей приготовили на заклание. Не знаю кого именно, но меня всё равно замутило от отвращения к самому себе, что я пусть и, не зная того способствовал замыслам против своего товарища. Надо же быть таким ослом.
Только теперь, когда прочитанная переписка власть предержащих раскрыла мне глаза на реальное положение дел, понял, что уже ничего не удерживает меня на службе. Все, поишачил и хватит. С голоду не пропаду.
Как ни старался бодриться, на душе все равно будто кошки скребли. Такое ощущение, что отобрали что-то родное и очень любимое, к чему был привязан. Еще бы: когда вырывают сердце — отбирают жизнь. Вот и у меня, отобрав полжизни, отданной службе в клане егерей, украли половину сердца. Смысл жизни, всё ради чего я столько трудился и терпел лишения, обернулся обманом. Выдрав листок из книжки, присвоенной в архиве «Водоканала», свернул самокрутку и закурил. Делая короткие затяжки, я улёгся. К концу бумага загорелась, раздавил окурок между ладонями, обожгло — несильно.
Еще долго размышлял в клубах оседающего дыма о превратностях судьбы, строя планы на отмщение и грозя всей верхушке различными карами небесными. Незаметно для себя я погрузился в глубокий сон. Мне даже что-то привиделось: туманное будущее, в котором все злодеи будут наказаны по заслугам, а я, и еще множество честных, но забитых жизнью людей идем к светлому «завтра». Дорога эта была широка и длинна, а мы шли посредине под лучами солнца почему-то вдруг ставшего другом, ярко освещающим путь. Затем мы спускались по бетонным ступенькам, круто уходящим вниз. Мы свободно вышагивали, не боясь никого и ничего, зная, что впереди ждет светлая и счастливая жизнь…
Проснулся я от странного шума; будто кто-то волок кусок ржавого листового железа по асфальту. Сначала я подумал, что это сработала моя ловушка, тем более что через щель в ставнях резко полоснуло огнём. Намотав брезентовый ремень автомата на руку, я прицелился в дверь и приготовился к худшему.
Опять вспыхнуло.
И через несколько секунд ударило с такой силой, что в затихающем отзвуке я различил, как сыплются на землю остатки стёкол из соседнего здания. Зашуршало по кровле и стенам, и вскоре влага просочилась внутрь моего убежища. Потекло и закапало.
Это шел сильный дождь.
С громом и молниями.
Редкое и долгожданное явление в наших краях. Видимо утренняя молитва прихожан Солнцедарной Церкви принесла чаемые плоды, жаль не было под рукой домашнего портвейна, чтобы принести достойную жертву.
Я не мог пропустить это.
Выскочив на улицу, и подставив лицо под теплые истекающие с неба струи, наслаждался редким ощущением; когда воды много и не надо думать о ее экономии.
Хотя кое-кто и утверждал, что дождь таил в себе опасные вещества, мне сейчас не было до этого дела. Аккуратно затвором вниз положил автомат на ботинки и быстро скинул с себя промокшие насквозь куртку и майку. Я стоял, омываясь, словно под душем: благодатное чувство после длительной засухи. Казалось, что дождь не только смывал с тела грязь и пот, но и прочищал душу и мысли, закопченные и запыленные в бесконечных путешествиях по древнему городу.
Вернувшись к ночлегу чистый и обновленный, я вспомнил привидевшийся мне сон. Каменные ступени, вырубленные в монолите скалы, и шуршащие по ним бесчисленные ступни страждущих. Чувство «что это уже было», неожиданно захлестнуло меня с головой: вспомнил бомбоубежище в здании «Водоканала». Упоминание о некой карте в письме к Анатолию Ивановичу и самоубийственное стремление двух незнакомцев из заводской общины к центру города. Некие колесики и пружинки провернулись в моей голове, что-то щелкнуло, и… все сложилось в определенную картину: где-то существует гипотетический проход, ведущий куда-то. Стали понятны суетливые движения, замеченные в древнем городе в последнее время: кто-то что-то усиленно искал. Ко всему этому можно было привязать повышенную активность мутантов и если верить письму квазимутантов. То, что за всем этим стояли власти ГГО, я уже не сомневался. Поэтому о возвращении на службу не могло быть и речи.
В письме шёл разговор о карте. Двое несчастных одного, из которых я погрёб под камнями керна, сколько я помню, тоже проверяли свой путь по какому-то листу бумаги похожему на карту. В вализе карты не было, а значит она либо внутри «кляксы», либо под камнями надгробия.
Шансы равны.
Пятьдесят на пятьдесят.
Тревожить мертвецов не к добру, это знают все. Даже полудикие отшельники, прежде чем осквернить могилу трижды плюют на правый сапог. Но я сам наполовину мертвец. Без места, без имени, без цели.
Хотя цель есть. Найти карту и воспользоваться ею.
Этим я и решил заняться — незамедлительно. Терять, кроме головы, было уже нечего.
Я сел на подмокшее тряпьё, набросанное у стены. Стряхнул с волос капли и понял, что жизнь не остановилась, она приобрела новый вкус. А какой вкус она приобретёт, когда выгрызу из неё середину? Меня позабавил этот вопрос. Что ж от старого нужно избавляться с лёгким сердцем, а что там будет — поглядим. Пустую сумку я кинул к остальному барахлу, а письма все до одного сжёг. Может это и глупо избавляться от улик обличающих заговор ГГО, но только на первый взгляд. Во первых кому бы я предъявил эти улики? Тем на кого они указывают? А во вторых попадись я с этими письмами, меня скорее всего пустили бы в расход уже только потому, что они вскрыты, а то что я ознакомился с содержанием не оставляло вообще не малейшего шанса даже на изгнание. Так что сожжение писем это единственный мудрый поступок, который я совершил в последнее время.
